агонизирующий аэроплан прошлогоднего чемпиона.
— Ну, давай же, парень! — взмокший Порра напряженно смотрел вверх. — Потерпи еще немного… совсем чуть-чуть…
Лахтинен заходил на посадку. Воздушная машина накренилась на правый бок, один из моторов нещадно чадил, оставляя за собой жирный шлейф черного дыма. По взлетно-посадочной полосе уже мчались пожарные машины. «Потрошитель» робко коснулся посадочной полосы, снова приподнялся, а затем со всего размаху рухнул на подломившиеся шасси. Сидящая рядом с Нурминеном Тарья вскрикнула, закрыв лицо руками.
Но Лахтинен каким-то совершенно невероятным усилием сумел выровнять собирающийся перевернуться аэроплан, посадив его на плоское брюхо. Во все стороны ударил ворох красных искр, «Потрошитель» клюнул тупым носом и со всего размаха въехал в проволочное ограждение на дальнем краю аэродрома Прозрачный «фонарь» кабины сдвинулся назад, и на бетон ловко спрыгнул высокий человек в серебристом комбинезоне.
— Вот он — двукратный победитель Больших Пандейских Игр! — зычно разнеслось над стадионом. — Граждане Пандеи, встречайте нашего героя… Сам-мии Лах-хтиненн!!!
Порра и Тарья, обнявшись, рыдали, сотрясаемые внезапно нахлынувшими эмоциями. Толпа вокруг бесновалась. Такого потрясающего представления в этом году никто не ожидал. А Нурминен все смотрел на экран. Люди в коричневых мундирах уже оцепили место экстренной посадки, а пожарные деловито разматывали длинные рукава светло-серых шлангов. Чудом уцелевший аэроплан мог взорваться в любую секунду.
Какой-то тучный офицер уже радостно поздравлял едва держащегося на ногах Лахтинена. Вокруг пилота суетились встревоженные врачи.
— Без сомнения, эти игры запомнятся Пандее на долгие годы! — восторженно восклицал комментатор. — Маловероятно, что подобное шоу когда-нибудь еще повторится!
Что ж, с этим утверждением и впрямь трудно было поспорить.
Порра решил остаться на стадионе и пропустить со знакомыми пару бокальчиков чего-нибудь безалкогольного в честь невероятного триумфа Лахтинена. Сам же победитель Пандейских игр был пока недоступен для тесного дружеского общения, поскольку все еще находился на аэродроме у Защитной Стены.
Нурминен позвонил Кайсе прямо со стадиона, благо телефонные кабинки здесь имелись во множестве. Девушка ответила сразу.
— Лаури?
— Скажи, ты это видела?
— Видела что?
— Очередную блестящую победу Лахтинена!
— Нет, я забыла, что сегодня Игры.
— Как ты могла?! Впрочем, неважно… Понимаешь, я очень хочу с тобой увидеться.
— Когда?
— Прямо сейчас!
— Я готова!
— У твоего дома через сорок минут?
— Буду ждать!
Они медленно брели по заполненным угрюмыми людьми улицам. Но этой толпы словно не существовало. То были не люди, а бесконечное море серых теней, которым нет никакого дела до прогуливающейся молодой пары.
— Ты никогда не задумывалась, что можно быть абсолютно одиноким, даже находясь в толпе? — неожиданно произнес Нурминен, глядя на витрины вечерних магазинов, подсвеченные тусклой рекламой.
— Какая странная мысль… Значит, ты часто чувствуешь себя одиноким?
— Часто? Да я все время чувствую себя одним-единственным живым существом во всей этой заживо гниющей стране! — с неожиданной для самого себя яростью выплюнул Лаури.
— И даже когда ты рядом со мной? — подняла брови девушка.
— Нет… — чуть погодя признался Лаури. — С тобой все по-другому…
Он взял ее маленькую холодную руку и осторожно сунул в карман куртки. Кайса повернулась к нему, небрежным движением отстегивая защитный респиратор. Ее губы были слегка приоткрыты, большие глаза смотрели прямо на Лаури. На какую-то долю секунды молодому человеку показалось, что она не видит его, смотря сквозь, словно он бестелесный, едва различимый в темноте призрак. Не было больше никаких колебаний. Ее глаза неумолимо приближались. Он падал в эти огромные бездонные океаны, падал и не знал, что ждет его в конце — долгая счастливая жизнь или неминуемая смерть. Но все стало ясно, когда их губы встретились. Словно дурманящие сладкие волны сомкнулись где-то далеко над головой Лаури.
— В моей жизни была сплошная тьма с самого рождения, — тихо проговорил Нурминен, лаская шелковистые черные волосы. — В это трудно поверить, но это правда! Я и не жил вовсе, пока не встретил тебя.
— А теперь?
— Теперь все по-другому… Моя жизнь вдруг обрела смысл, и это очень для меня важно.
— Как свет в конце туннеля?
— Что-то вроде этого.
— Значит, я — свет? — рассмеялась Кайса.
— Нет… — быстро замотал головой Лаури. — После встречи с тобой моя жизнь как прекрасный, сияющий праздничными огнями поезд. Я изо всех сил пытаюсь догнать его и в самый последний момент вскочить на ускользающую подножку последнего вагона. А еще я очень боюсь обмануться. Боюсь, что этот поезд, несмотря ни на что, неминуемо ускользнет от меня, и я навсегда останусь в грязном черном туннеле, где никто никогда не услышит мой предсмертный крик.
Девушка крепче прижалась к нему:
— Ну что ты, в самом деле! К чему все эти страшные мысли? Скажи мне честно, чего ты боишься?
— Тебя! — искренне ответил Лаури и тут же резко отвернулся, чтобы не видеть ее больших упрекающих глаз.
— Идем ко мне? — предложил Нурминен минуты или столетия спустя.
— А как же твои друзья-«отверженные»? — напомнила Кайса.
— Они мне вовсе не друзья… просто среди них мне как-то… проще, что ли?
— Проще, чем среди обычных граждан?
— Именно так! Не знаю, почему, но эти абсолютно бесправные несчастные люди кажутся мне… более честными и открытыми.
— Но ведь они стали такими не просто так? Чем-то заслужили…
— Не всегда и не все! — горячо перебил Кайсу Нурминен. — Кому-то просто не повезло родиться в семье преступника. Или дружить с ним… Любить его…
— Может быть… Но неужели нельзя как-нибудь отличить плохих от хороших и поселить в этом прекрасном мире только самых лучших?
— И об этом я думал, — грустно улыбнулся Лаури. — Не существует такого места, а если бы и существовало, то наверняка не смог бы отсеять абсолютно всех. Трудно сказать, что становится причиной, катализатором дремлющей в каждом человеке тьмы. Кого-то ломают жизненные неудачи, несбыточность былых надежд, а кто-то меняется просто на пустом месте и творит зло.
— А что, по-твоему, есть зло? — тихо спросила Кайса.
— Зло — это то, что причиняет живому боль! — не колеблясь ни секунды, ответил Нурминен.
Свет в общежитии не горел — проводилось плановое недельное отключение. Причудливые тени
