— Я стал спускался по лестнице. Раздался взрыв. Лестница стала обваливаться, я едва успел выскочить из здания. Вокруг оказалось много людей. Они все выглядели как мертвецы — белые лица, красные глаза, черные запекшиеся губы.
— А где это произошло?
— Не знаю, — ответил Конечников. — Вроде недалеко. Минут пятнадцать хода отсюда.
— Постой, — прервала его эланка и подошла к окну.
На фоне ясного неба был виден высокий столб дыма.
— Бог мой, — сказала она. — Опять террористы… Кажется, взорвали торговый центр.
— Очень на то похоже, — заметил Федор. — Много витринного стекла валялось.
— Тогда понятно. Люди пострадали от термической и ударной волны, в шоковом состоянии…
— Я понимаю, отчего на меня смотрели с укором, злобой, досадой и отвращением… Но почему они все отворачивались? — спросил Конечников.
— Не знаю Теодоро, кто тебя надоумил одеть свою старую форму?! Ты что хочешь себе неприятностей? И хотя война кончилась, люди помнят, что вы убивали наших. Спасибо императорскому эдикту о статусе и неприкосновенности. Наказывают за деметрианцев очень сильно. Оттого люди предпочитают не связываться. Но как тебя сейчас не прибили под горячую руку…
Девушка с досадой покачала головой.
— Я был на орбитальной крепости над Солейной и тут же оказался неизвестно где…
— Все гораздо хуже, чем я думала, — сказала она. В глазах ее появились слезы. — Господи, да за что мне такое. Это с тобой не в первый раз.
Девушка подошла к нему, заглянула в глаза, приложила его ладонь к своей щеке.
— Тедо, ну это ведь я, Лара, — плача сказала она. — Вспомни, как мы гуляли в парке или как ходили в «Прекрасную Артемис». А помнишь, как читал мне стихи Петро Альбано о белых цветах?
— Нет, не может быть. Я по элански только отдельные слова понимаю.
— Тедо, ты издеваешься?
Лара оттолкнула его руку.
— На каком языке, по-твоему, мы сейчас говорим? — поинтересовалась она.
— На риче… — сказал Конечников, и в ужасе осекся. Он понял, что сам произнес эти слова как «пароли ричо». — Боже, что со мной?!
Он схватился за голову. Почему-то кисть левой руки была в перчатке. Конечников попытался ее снять, но она не снималась. Внезапно он понял, отчего такие твердые и холодные пальцы под этой перчаткой…
— Лара, что это? Где моя рука?
— В бою у Гало ты попал в плен, был ранен.
— Не может этого быть! — твердо сказал Федор. — Я же помню, что все случилось не так. 15 наших кораблей вырвались из огненной ловушки, взорвали верфи и ушли на базу.
Эланка перестала плакать и удивлением посмотрела на него.
— Тедо, — сказала она. — Никто из ваших не ушел тогда от Гало. Тебе повезло. Крейсер «Агло» снял с твоего «хундачо» остатки экипажа. Костя хотел узнать, кто так лихо маневрирует. Остальные скауты просто расстреляли.
— Неправда! — ответил Конечников с неожиданно нахлынувшей злостью. — Мы «Эстреко» сбили и кроме него 3 корабля. «Эстреко» упал и взорвался. Взрыв сжег всю планету. Меня за это судили и хотели расстрелять.
— Тедо, мы сейчас в Санта Парадизо, пригороде Лакосто. Ты в плену 4 года…
— Не может быть!! — крикнул он — Неправда!
Конечников глядел на искусственную руку, на свое отражение, на девушку, вокруг пока глаза не упали на календарь. Не веря тому, что видит, он поднялся, подошел ближе. Там над картинкой с пальмами и какими-то зверушками четко было напечатано «7022». Конечников машинально приблизил правое запястье к глазам и посмотрел на дисплей сигнального браслета.
Он сразу отметил, что это «Argumento», страшно дорогая модель коммуникатора эланской фирмы «Сентако». Цифры на панели гласили, что сейчас 10 сентября 7022 года по универсальному времени. Все завертелось перед глазами Конечникова.
Он лежал на полу. Откуда-то издалека раздавались странные, хлюпающие звуки. Эти звуки казались чем-то чужеродным, не относящимся к глубокому покою, который охватывал его целиком, заполняя каждую клеточку тела. Через тонированное стекло окна на него равнодушно смотрел ослепительный глаз светила. Лежать было мягко. Он пошевелил рукой, почувствовав тыльной стороной ладони приятное покалывание коврового ворса.
— Тедо, — позвал кто-то его.
В белое пространство потолка перед глазами вплыло заплаканное девичье лицо. Лара… Девушка сидела на полу рядом с ним. В руках у нее был иньектор, а на коленях помещался портативный диагностический процессор.
— Тедо, ответь мне, — просила она между всхлипываниями.
— Ларушка, все в порядке.
Он положил руку ей на бедро, подумав, что никак не привыкнет к тому, какие у Лары красивые ноги.
— Тедо, как ты меня напугал, — сказала она, пристально вглядываясь ему в лицо.
— Не беспокойся, — сказал он, чтобы ободрить девушку. — Ну, хлопнулся в обморок, с кем не бывает.
— А что ты помнишь о том, как пришел сюда?
— Смутно…
— А почему ты оказался в старом армейском комбинезоне? — спросила она.
— Решил наконец оштукатурить стену в ванной. Начал заниматься, как вдруг погас свет. Вышел на площадку. А тут все это началось.
— А ты помнишь, как добрался сюда и что говорил мне? — спросила Лара. Несмотря на все ее старания казаться спокойной, голос девушки высоко зазвучал туго натянутой струной.
— Смутно… Это было как во сне. Похоже, я напугал тебя.
— Я неужели ты не чувствовал, что это лишь твоя фантазия?
— Только какую-то неприятную легкость. Слова сами приходили в голову. Странное чувство.
— Да, — ответила она. — Я понимаю, что тебе не хочется быть побежденным и взятым в плен. Ты никак не можешь смириться с тем, что стал инвалидом. Тебе тяжело жить на чужбине, не нравится работать сантехником в торговом центре и из милости ютиться в комнатке рядом со складами. Но пойми, это правда… Даже если ты не хочешь ее принимать.
Все твои друзья погибли 4 года назад. Спустя 2 года пришел черед Деметрианской империи. Половины ее планет больше не существует. Нет ни Алой, ни Амальгамы.
Лара старательно сдерживалась, но надолго ее не хватило. Она вдруг отчаянно зарыдала, выдавливая между приступами плача:
— Ты еще скажи, что не помнишь, о чем шептал мне в «Прекрасной Артемис». И как просил моей руки у отца.
Конечников притянул девушку к себе. Она мягко опустилась к нему, уткнулась мокрым лицом в грязный комбинезон.
— Я все помню, Птичка, — сказал Федор. — Как снаряд с «Агло» снес маршевые двигатели моего «ноль третьего»… Как жал на клавишу, а взрыва не было… Как десантник отстрелил мне руку… Как пытал дознаватель на эланском корабле, прижигая мне культю кислотой. Как впервые увидел тебя в госпитале. Косте очень было нужно, чтобы я заговорил. Однажды ночью, когда я отбрасывал коньки, ты вдруг назвала меня не «хундачано», а Тедом. А потом убедила отца перевести меня к себе домой. Учила говорить на неоле… Гуляла со мной без полагающихся мне охранника и кандалов, взяв с меня честное слово, что я не убегу. Как заступалась за меня перед отцом, дядей и братом. Костя очень меня тогда не любил. А однажды, когда мне снова было плохо, ты поцеловала меня, думая, что я ничего не чувствую.
— Ты помнишь это? — поразилась Лара. — Мне было тебя так жалко, ты был беспомощней
