решила, что они явились именно ко мне?
Шаманка промолчала.
— Ладно, сейчас узнаем… — Все равно Середину как одному из командиров надлежало встречать посланников. Мало ли какие вопросы возникнут, какие решения придется принимать, давать ответы, обещания… Руководство на такой случай должно собираться все вместе.
Юный хан Судибей тоже успел подняться со своего ковра, отослал нукеров за бочонком кумыса. От водопоя шагал, положив руку на меч, Чабык.
Гости спешились неподалеку, толкаясь и переглядываясь подошли ближе. Большинство — молодые безусые ребята, но были среди кочевников и несколько взрослых воинов. Взгляды и тех, и других плотоядно ощупывали ведуна, его лицо, куцую бородку, глаза, плечи, невиданную в здешних краях и этом времени кривую саблю с рукоятью из бараньей кости. Они снова переглянулись, зашептались. Наконец выдвинули вперед воина со шрамом на подбородке и черными «буденовскими» усами, следом шли двое мальчишек — лет четырнадцати, но уже с мечами на боку.
— Здоровья вам, чужеземцы, и удачи в пути, — поклонился воин. — Наш род пришел к вам с миром, добрым словом и подарком для Белого царя. Не погнушайся нашим подношением, воплощение богини Дара-эхэ.
Это был удар ниже пояса. Отказаться от подарка — будет оскорбление, обида, вражда, война. Война с племенами, способными выставить вдвое больше бойцов, нежели есть под рукой Олега. Принять — признать себя воплощением богини и Белым царем.
Мальчишки выбежали вперед, кинули на землю отрез желтой ткани, раскрашенной бутонами чайных роз, поверх нее выложили богатый матово-черный суконный чекмень, со свободным рукавом примерно до локтя и вышитый золотой нитью по обшлагам и краям разреза. Рисунок сплетался в змейки и колечки, огибая точки с крохотными жемчужинами. Рядом легла шапка, похожая на феску, из каракуля и широкий кожаный пояс с золотыми накладками.
— Искренне рад такой чести, уважаемые, — осторожно начал Середин. — Но достоин ли я ее? Ведь я не чувствую в себе мощь богини Дара-эхэ, ее мудрости и никак не могу носить звание царя. Вы ошибаетесь, пророчество говорит не обо мне.
— Мы уважаем твою скромность, Белый царь. Прими сей дар в знак нашей дружбы и почтения, — склонил голову воин.
— Как тебя зовут, друг мой? — поинтересовался Олег.
— Бей Джебе, Белый царь.
— Не называй меня Белым царем, и мы сохраним дружбу с тобой и твоим родом до тех пор, пока дети будут помнить наши имена.
— Рад слышать это… почтеннейший. Заверяю и тебя в своей дружбе и преданности.
Гости, низко склонив головы, отступили, вернулись к лошадям и, взяв с места в карьер, усвистали вверх по реке.
— Тебе придется надеть это, хан волка, — извиняющимся тоном сказал Судибей. — Дар дружбы. Этот чекмень на твоих плечах заменит сотню воинов. С ним мы будем считаться друзьями здешних кочевий, без него — врагами.
— Я понимаю, хан, — присел возле подарка Середин. — И оскорблять местных жителей не собираюсь. Хорошо хоть, он мне по размеру.
— Сапог не принесли, — буркнул Чабык. — Боялись не угадать.
— Но я все равно никакой не царь и не богиня, — предупредил ведун. — Пусть ищут себе другого идола. Не в цвете кожи счастье.
— Но все же, хан волка, от единого твоего слова зависит то, появятся у нас лишние шестьдесят сотен или нет, — напомнил Судибей.
— Чабык, мы с тобой уже полтора года вместе! — воззвал к кочевнику Олег. — Ну хоть ты скажи — нет во мне ничего ни божественного, ни царского!
— Ты вершил деяния удивительные для простого смертного, посланник. Посему и поселил в наших сердцах веру в происхождение свое.
— Это же были мелочи! Несколько мелких стычек сотня на сотню, да пару крепостей развалил. И все!
— Неужели это правда? — вскинул брови степняк. — Хан волка одолел две крепости?
— Две булгарские крепости, — охотно подтвердил кочевник. — И числом малым одолел ворога, впятеро большего.
— Белый царь! — ударил себя кулаком в грудь Судибей. — Пророчество верно! Воистину, ты Белый царь, хан волка. Но доселе не знал о своем предназначении.
— Ты-то перестань, елки-палки! — возмутился Середин. — Не смейте меня так называть! Чабык, но ведь к вам я пришел с юга!
— Память моя нонеча слаба стала, — хитро прищурился кочевник. — Не то что в детстве…
Похоже, шанс заполучить шесть тысяч воинов, причем даже не в союзники — себе под управление, — этот шанс застил побратимам глаза и полностью подавлял совесть. Они даже не думали, нужно ли это кочевникам, против кого и зачем воевать такой силой. Им просто хотелось ощутить этакое могущество в своих руках!
Говоря по чести, Олег их где-то в душе понимал. Подобный подарок судьбы выпадает раз в тысячу лет, и не воспользоваться им — величайшая глупость. Увы, он не мог сказать своим спутникам самого главного. Того, что после этого мирного, как он надеялся, похода он тихо исчезнет, оставив новых друзей со славой и добычей. Захапать себе славу воплощения богини Дара-эхэ, чтобы попользоваться ею пару месяцев и оставить кочевников ни с чем: и без богини, и без воплотившегося теперь пророчества — стало бы слишком большой подлостью.
Отдать бы это звание Чабыку или тому же Судибею! Они бы свернули горы, потрясли народы и оставили после себя многовековую славу.
Но ведь нет — светлая кожа досталась именно ведуну!
— Или так и было задумано? — вдруг усомнился Олег. — Я сделаю свое дело и уйду. И все закончится. Потрясение основ мира не нужно даже богам.
— Здрав будь, друже, еще раз! — спешился рядом радостный Любовод. — Я вот помыслил, неловко как-то у нас ныне склеивается. Давно не сидели вместе, о делах прошлых не вспоминали, а будущих не думали.
— И тебе здоровья, друже! — улыбнулся новгородцу Середин. — Назовешь меня Белым царем — наведу порчу. Типун на язык посажу.
Улыбка медленно сползла с купеческого лица:
— Чего же ты так, друже? Я вот просто словом перемолвиться желал.
— А то я тебя не знаю, приятель… Интересно, кто тебя догадался подослать? Судибей? Чабык?
— Подруга твоя новая присоветовала, — окончательно потух Любовод. — Почто от удачи такой отказываешься, ведун? Для всего братства польза была бы великая!
— Ты забыл, друг мой, что побратимом ты воинам здешним стать не захотел? Домой вернуться желаешь. Вот и я тоже. А то сделают из меня богиню, набьют чучело и в храме поставят, молиться. Не хочу.
— И-эх, — признал правоту друга новгородец. — Жалко, конечно.
— Ксандр тоже уговаривать придет?
— Не придет. Он же христианин, он богов языческих и воплощения всякие на дух не переносит.
— Ой ли?
— Ну токмо за жалованье весомое, — поправился купец. — Но тебя богиней называть — и мыслить отказался.
