Никто не осмелится есть отравленное.
Сайгурак между тем решил, что опасности нет. Как только он опустил голову, я встал в полный рост и вскинул лук. Животное взвилось в воздух, пробежало десять ярдов и упало. Тяжелая стрела пробила его насквозь.
— Вот так, собака! — торжествующе завопил Юми и бросился осматривать будущий обед.
Из травы бесшумно появился Гбабак. Я так и не устал поражаться, сколь ловок и тих блазг. Даже старина Ктатак проигрывал ему в этом, хотя и был гораздо более скромных габаритов.
— Ловква, — одобрил он мой выстрел. — Хорошая еда. Интересно, квак он сюда забрел?
— Жрать захочешь — и дальше пробежишь. Отсюда до степей два дня. Не такое уж большое расстояние. Особенно для того, у кого есть четыре ноги.
— Вот так, собака! — сказал Юми.
— Он говорить, что пора начинать вялить мясо. Зима скваоро.
Верно. Скоро дичь уйдет к югу, и даже несмотря на то, что мы въехали в гораздо более обжитые места, чем степи Унгавы, с едой могут возникнуть проблемы. Особенно когда в стране идет война.
Тушу взялся нести блазг. Ни я, ни Юми не возражали. Подхватив сайгурака, точно тот был пушинкой, Гбабак направился к месту стоянки. Мы последовали за ним.
Проклятые степи закончились совершенно неожиданно. Когда это произошло, Шен повеселел настолько, что даже перестал на какое-то время цапаться с Тиф. Теперь мы путешествовали по изрезанному неглубокими оврагами редколесью с множеством разжиревших от дождя ручьев и речушек. Дважды ночевали в маленьких деревнях. Обе оказались пусты.
Тракт тоже оставался пустым. Никто не спешил отправиться в путешествие из Альсгары или Гаш- шаку. Да и с северо-запада, от Лоска, желающих ехать в земли, находящиеся под контролем набаторцев, не находилось. Казалось, страна вымерла, словно ее выкосило чумой, и мы — единственные выжившие.
Вчера вечером Юми обнаружил в канаве двух мертвецов, уже истлевших и утыканных арбалетными болтами. Вейя проверил близлежащие окрестности, но, как я и предполагал, не встретил ни души.
— Что ты думаешь о войне? — спросил я у блазга после того, как тот переложил тушу сайгурака с плеча на плечо.
Глаза Гбабака закрыли полупрозрачные пленки:
— Хочешь услышать банальность? Война — это плохо. Но я любить драться. Я для этого расти.
— Думаешь, Болотный полк уже выступил?
— Нет. Квагда я уходить, многие квагеры оставаться дома. Другие быть в Кварунне. Их не таква много. Я буду драться. Но квагда приду ква своим. Квак говорить вы, люди, — один в поле не солдат.
— То есть ты идешь в Корунн для этого?
— Теперь да. Теперь мы уже не путешествовать, а идти к своим. Сражаться. Чему твой улыбаться?
— Ты сражаешься за чужую страну. Это достойно уважения.
— Вот так, собака!
— Это не таква, — подтвердил блазг. — Эта страна моя не меньше, чем твоя. Мы жить в одном доме. И защищать один дом. Даже Юми собраться на войну, хоть и не обязан.
— Вот так, собака!
— А твой будешь воевать? — перевел мне квагер.
— Как получится, — уклонился я от прямого ответа. — Война еще до нас не добралась. Мы опережаем ее. И, возможно, не встретим врагов до самого Корунна. Набаторцев интересует Лестница Висельника.
— Еще месяц, и они стоять до кванца зимы. Перевалы быть в снегу. Война продолжится весной. Потому они займутся югом. Война придет. От нее не убежать.
— Тоже верно.
Фургон стоял там же, где мы его оставили. Рона скучала на козлах. Услышав, как мы продираемся через кусты, она вскочила, но, увидев нас, успокоилась и села на место.
С тех пор как Шен, под руководством Тиф, начал лечить Ходящую, той с каждым днем становилось лучше. Вначале она перестала кричать по ночам. Затем плакать. Худо-бедно стала общаться, хотя и продолжала сторониться Проклятой. Иногда девчонка впадала в ступор, замирала на полуслове или, не закончив фразу, засыпала.
Как-то незаметно для меня Целитель стал ее лучшим другом. Все недоверие Роны к нему исчезло. Но я, как личность подозрительная и гадкая, не сомневался, что Ходящая не забывает — перед ней человек с темной «искрой». Какие она по этому поводу сделала выводы и куда рано или поздно это заведет малыша — я не знал.
Я кивнул девчонке. Она приветливо улыбнулась в ответ. Ходящая часто улыбалась, когда мы встречались взглядами. Меня немного смущало такое дружелюбие. Так что на этот раз я не утерпел и спросил:
— Что со мной не так?
— Прости? — не поняла Рона и нахмурила тонкие брови.
— Когда бы я ни посмотрел на тебя, у меня всегда возникает впечатление, будто ты рада меня видеть.
Она нахмурилась еще больше:
— Тебе не приходило в голову, что так и есть? Тебе это не нравится?
— Удивляет, — не стал врать я.
— Благодаря твоей помощи я жива.
— По-моему, как раз наоборот, — хмыкнул я, снимая тетиву с лука. — Если бы не ты, Кира убила бы меня.
Девушка поежилась, словно на нее подуло ледяным ветром:
— Это так. Но потом ты не бросил меня, взял с собой.
Я тут же ощутил себя большой сволочью, так как у меня не раз возникала гадкая мыслишка оставить их всех и продолжить дорогу в одиночку.
— Не за что, — преодолев неловкость, ответил я. — Здесь не только моя заслуга, но и Шена. Я рад, что тебе лучше.
Спрыгнув на землю, она подняла яркий лист, желто-коричневый, с красными крапинками по краям.
— Сны еще возвращаются. Со старухой. И Кирой. Но зато я вновь могу говорить и думать, не когда получится, а когда сама этого захочу.
— Вот так, собака! — Юми притащил девчонке целую охапку листьев.
Она весело рассмеялась и с благодарностью приняла от вейи букет. Я, расположившись на ковре из прелой листвы, правил нож и украдкой поглядывал на Рону. После того как Шен и Проклятая поколдовали над ее головой, лицо Ходящей изменилось, перестав быть безжизненной маской. Она действительно оказалась симпатичной. И неглупой.
— У тебя раньше были длинные волосы? — спросил я.
Рона отвлеклась от листьев:
— Да. Как ты догадался?
— Вот этот жест рукой. Моя жена делала точно так же, когда ей пришлось обрезать косы.
Девушка перестала улыбаться и стала необычно серьезной:
— Я помню ее рядом с Проказой. Она была очень яркой. «Искра», — уточнила Ходящая. — Мне жаль.
Вот чего мне только не хватало, так это ее сочувствия.
— Ты не желаешь говорить об этом с другими, — негромко сказала Рона, заметив, как я дернулся.
Ее глаза были темны и загадочны.
— Я не желаю говорить об этом даже с собой, — неожиданно для себя ответил я.
Она внимательно посмотрела на меня и обернулась на звук шагов.
— Где тебя носило? — спросил я у Шена. — Хоть бы оружие взял.
— Здесь никого нет, — отмахнулся Целитель. — А если будет надо, я сумею о себе позаботиться.
