– Такие дела, – подытожил он. – Надеюсь, теперешняя ситуация стала вам ясной, Дмитрий Андреевич? Выкуп пока требуют небольшой, но преступники тянут время, и это говорит о том, что скоро они начнут менять условия. И отец ребенка – известный в городе борец с распространением наркотиков… Все складывается один к одному. Какие-нибудь «Некроманты-3». Скоро узнаем…
– Можно вопрос Родиону? – спросил я.
– Давай.
– Можно говорить откровенно? – я постучал себя пальцем по носу.
– Про подлиз? – Родик усмехнулся. – При Антоне – можешь. Не вздумай только при Сухареве проболтаться.
– Вы с Женей говорили, что уже имели дело с «Некромантами». Когда это было?
– В первом из случаев. Антон сказал, что засекли телефон. Но не сказал, что привлекли нас. Ты был когда-нибудь в поселке Гнилуха?
– Нет. Чего я забыл в этом гадюшнике?
– Место действительно гнусное – наркоманских притонов там как грибов. Мы вынюхали девчонку. Гоша Варенцов, мир его праху, лично ее вынюхал – чутье у него было лучше, чем у спаниеля.
– А второго парня почему не вынюхали?
– Ситуация изменилась. Полтора года назад не было еще чистильщиков, и никто на нас не охотился. Подлизы жили спокойно… относительно, конечно. Антон привлек нас к розыску, и никто был не против. А когда украли пацана, все переменилось – за нами уже вовсю охотились. И чистильщики, само собой, были в курсе похищения – ну как же, сын самого начальника ОБНОНа, все УВД на уши поставили. Мы не могли участвовать в этом никоим образом. И вот чем это кончилось: мальчишку живым в землю зарыли.
– А теперь чистильщики не в курсе?
– Пока не в курсе, – твердо заявил Руденко. – Я переговорил с Петровым, и он сделал так, что про это дело в РУБОПе знаем только я и он. Ну, еще Конягин, но, Родик, ты сам знаешь, в каких он контрах с «Чистилищем». Он скорее удавится, чем палец о палец для них ударит.
Я понятия не имел, кто такие Петров и Конягин. Вдаваться в подробности не стал – все равно бы мне ничего не рассказали.
– Что дальше? – уточнил я.
– Дальше встречаемся с родителями, – сказал Родион. – Тебе, доктор, такое указание: язык проглоти и притворись немым. Все понято?
– Так точно, шеф.
Родион решительно брал дело в свои могучие руки.
Мы поднялись на следующий этаж по просторной лестнице с дубовыми перилами. В центре этажа находился просторный холл со стеклянной крышей, предзакатные лучи солнца пробивались через сине- зеленые витражи и расплющивались цветными пятнами на мраморном полу. В кресле сидела женщина лет чуть больше сорока – в длинном темном платье, стройная, красивая, ухоженная, но совершенно убитая горем. Взгляд у нее был как у породистой собаки, всю жизнь балуемой хозяевами, и вдруг приговоренной к избиению палками и загнанной в угол. При виде нас она сразу же поднялась и поспешила вперед, сложив руки на груди в умоляющем жесте.
– Ну что, что там, Антон Иванович? – спросила она сорванным голосом.
– Это специалисты, которых мы привлекаем к расследованию, – сообщил Руденко. – Подчеркиваю еще раз: привлекаем совершенно неофициально, и никто об этом знать не должен.
– Они согласны?
– Да.
– О боже! – Сухарева приложила ладони ко лбу и в изнеможении закрыла глаза. – Ах, извините, господа, сейчас я побеспокою Петра Арсеньевича. Сейчас…
Она почти побежала по длинному коридору и пропала за одной из дверей. Потом появилась снова и поманила нас за собой.
– Пойдемте в кабинет к Петру Арсеньевичу, господа. Прошу вас!
Комната, в которой мы оказались, площадью метров в тридцать, действительно была кабинетом. Вот живут же люди… Книжные шкафы, уставленные бурыми кожаными фолиантами, картины маслом на стенах – все настоящее, старинное. У плотно зашторенного окна, за массивным дубовым столом восседал в свете настольной лампы сам хозяин – лет, пожалуй, около пятидесяти. Увидев нас, он поднялся – не спеша, с достоинством. Повел вокруг рукой и сказал:
– Присаживайтесь, господа.
О том, чтобы обменяться с нами рукопожатиями, не было и речи. Этакий новый аристократ – полная противоположность новорусским бандитам, с коими я имел дело до сих пор. Многие из них были богаче Сухарева, некоторые делали усилия, чтобы усвоить относительно приличные манеры, но ни один Сухареву в подметки не годился по внешней утонченности и по холодности взгляда. Сухарев встречал нас в черной пиджачной тройке, при галстуке с булавкой, не хватало только монокля в глазу. Вместо монокля имели место очки в золотой оправе, изготовленные явно не в ближайшем отделении оптики. Теперь я понял, почему Руденко одел пиджак и застегнул его на все пуговицы. Сами мы, как я уже говорил, выглядели довольно- таки нелепым образом, но Родиона нисколько это не смущало. За спиной его маячил таинственный Ганс, который мог вызывать к себе для разборки даже такого сухаря, как Сухарев.
Мы присели на стулья, стоящие вдоль стены и обитые красным плюшем, остался стоять только капитан Руденко.
– Лидия Сергеевна, – представил он нам маму Дениса. – А это Иван, – он показал на Родиона, – Эдуард, – ткнул пальцем в меня, – и Лали Ашотовна,– (то есть Женя, как вы догадались сами). – Они
