– А Петр, отец твой? Ты понял, кем он был?
– Да. Он был помощником Алексея, учеником Защитника. Как и ты, Лека. А убил его Агей. Конечно, Агей, колдун сволочной! Я знаю, что Алексей очень переживал эту смерть. И больше уже не находил учеников. Он страшно рисковал, работая в одиночку. Но он больше не хотел видеть, как гибнут люди, затянутые им в смертельную игру.
– Я знаю, о чем ты думаешь, Демид. Не бойся, я не дам себя убить! Я не погибну.
– Дай Бог, дай Бог…
– Демид… Агея ведь убил ты? Получается, ты отмстил за своего отца?
– Получается, так. Но за тебя мне мстить не хочется. Я хочу видеть тебя живой. Милая моя! – Демид неожиданно повернулся к Леке, нежно провел рукой по ее лицу и посмотрел прямо в глаза. – Будь осторожна, солнышко! Если ты умрешь, я тоже сойду с ума…
ГЛАВА 8.
– Привет!
Игорь обернулся. Он сразу узнал парня, положившего руку ему на плечо. Тот, на которого он обратил внимание ночью на поляне. Тот самый здоровяк, не поддавшийся гипнозу Ираклия.
– Добрый вечер.
– Тебя как зовут?
– Гоша.
– А меня – Владислав. Владик. – Парень подал Игорю руку. Узкая гошина кисть утонула в мясистой ручище Владика, Игорь смущенно улыбнулся. Новый его знакомый выглядел внушительно. Куртка пятьдесят шестого размера плотно обтягивала круглые плечи, круглой была и голова с короткими темными волосами и оттопыренными ушами. Переносица была сломана и вдавлена посередине. Небольшие, почти немигающие глаза не имели определенного выражения. Нет, пожалуй, Гоша не выбрал бы такого человека себе в друзья. Откуда он вообще появился в этой компании? Такие, как он, обычно преуспевают в жизни. Крутые парни, крутые девочки, крутые машины, крутые дела…
– Ну и как тебе все это? – Толстые губы Владика расплылись в улыбке. Выглядел он вполне доброжелательно.
– Что – это?
– Ну, вся эта заваруха, которую Ирокез затеял? Всеобщий трах на поляне? Я упоролся! Все сношались, как кролики. И, главное, на утро никто ничего не помнит! И, опять же, никому не интересно, что все-таки там происходило! Помнят только, что кайф ловили и еще хотят. Готовы бегать за Ираклием хвостом, только бы он снова что-нибудь такое отчебучил.
– А ты что, отвар не пил, который отец Ираклий давал? – Игорь лихорадочно соображал, стоит ли доверять Владику.
– Бурду эту? Пил, чуть не сблевал. Только на меня она не подействовала совсем. Смотрю, все шатаются, как чумные, глаза по семь копеек. Ржачка, да? А потом вижу – один только ты сидишь нормальный, притворяешься, что тоже крыша поехала. Я сразу узрел, что ты в порядке. Можешь не отнекиваться. Не бойся, Ирокез тебя не засек. Ты как на бабенку залез, сразу стал, как все. Типа, кайф словил. В первый раз, что ли, трахался? Дергался как паралитик.
Игорь покраснел. Он вспомнил, как неудержимо потянуло его тогда в сон. А когда проснулся, все уже разошлись, один он валялся на поляне – голый, окоченевший, небрежно прикрытый чужими джинсами и чьей-то курткой (свою одежду он так и не нашел). Гоша до сих пор кашлял по ночам – простыл не на шутку. Ничего себе кайф!
– Знаешь, Гоша, ты все же поосторожнее будь. Кто знает, что у этого Ирокеза на уме? Не засвечивайся.
– Да я чего?.. А ты вот? Ты-то не боишься его?
– Не! – Владик опять улыбнулся. – Он ко мне подходит со своей псиной: «Ты чего, мол, не участвуешь?» А я ему: 'А что с меня взять? Я – импотент на триста процентов. Я бы и рад, да не поднимается, хоть палку привязывай'. Он и отвязался. Чего мне его бояться? Я ведь его в две секунды вырублю, если возбухать начнет. И собачонке его хвост вокруг шеи завяжу. Подумаешь, десантник выискался!
– А ты что – правда того…
– Импотент? Ага. Я вообще инвалид! Не смотри, что такой здоровый. Это все из-за анаболиков. Перекачался я малость гормонами. Все у меня полетело – и печенка, и это хозяйство. Вот здесь, на спине, знаешь какие гнойники были? Прямо под мышцами. Три раза резали, по поллитра гноищи откачивали. Мы ведь прямо в спину стероиды кололи, чтоб действовало лучше. Такие дозы зашарашивали – слона свалить можно. А потом оказалось, что мне анаболики вообще нельзя. Ребятки у нас и больше кололи – и ничего. А у меня предрасположенность какая-то слабая оказалась. Вот я и скопытился. Целый год по больницам мотался, всю душу вынули…
Гоша с трудом понимал, о чем говорит Владислав.
– Анаболики – это что? Это допинг такой? Тренер вас заставлял?
– Ну ты даешь! – Владик засмеялся. – Правда, что ли, не знаешь? Анаболики – это стероиды такие. Гормоны, короче. Ампулы, а в них водичка такая желтенькая – как масло. Их больным ослабленным колют. Только в маленьких дозах, конечно. А мы-то такие дозы впендюривали… Хотелось массу набрать побыстрее. Мышечную. Я же качался тогда. Ну, культуризмом, проще говоря, занимался.
– Культуризм?.. – Гоша вспомнил огромных, лоснящихся мужчин со страниц журналов. – Это как Шварценеггер?
– Ну да, и Шварц тоже. Подумаешь, Шварценеггер! Все только его и знают. Знаешь, какие классные культуристы есть! У меня вот Барри Де Мей кумиром был. Я просто тащился от него. У него рост как у меня. А фигура – просто отпад! Трицепсы, дельтовидки – вообще закачаешься! Или Ли Лабрада…
– И что, все на анаболиках сидят?
– Само собой. То есть, когда они массу наберут, в соревнованиях участвовать начинают, они стероиды уже не принимают. Там ведь допинг-контроль. Мочегонные пьют, чтобы гормоны из организма вывести. Два-три месяца, и ты чистенький, никаких следов анаболиков. А когда только начинаешь качаться, без этого не пойдет. Ну так, фигуру, конечно, выправишь. Но масса не пойдет.
– Понял… – Игорю, честно говоря, наплевать было на весь этот культуризм. – Слушай, Владик, а как ты к Ираклию-то попал?
– К Шурику-то? Его, между прочим, Сашей зовут на самом деле. У нас с ним особые отношения. Я вроде как его телохранитель. Я ведь знал его, когда он еще простым шоферюгой был. Мы в соседях с ним. Но раньше-то особо не контачили. Он шоферил себе, я по рынку шмонался.
– Что-что?
– Ну, на рынке я работал.
– Кем?
– Не кем, а чем. Этими вот кулаками. По рожам бил, да по почкам, если кто слов не понимал. Так-то я проходил там рубщиком мяса. Но в основном по мордам рубал. По рядам ходил, смотрел, чтоб платили все регулярно.
– Кому?
– Команде нашей. Ты что, не знаешь? Любой рынок, или киоск, к примеру, имеет свою 'крышу'. Мы с них бабки берем, мы же их и защищаем.
