национальному признаку не приветствовалось и обычно Крот не проявлял открыто своего национализма. Но сейчас стесняться было некого.
– Худо-бедно, а занял я свое место. Года два заняли эти разборки. А тут и перестройка подвалила – кооперативы стали появляться, индивидуальная трудовая деятельность. Трудовики наши подпольные, которых мы все эти годы на корме держали, живо на поверхность рванули. Ур-ра! Гласность и всякое такое. Только я живо смекнул, что не время еще рожу свою показывать, дело свое в открытую ставить. Кооперативщиков, которые прикрытия хорошего не имели, живенько начали щипать все, кому не лень. И государство, и гопники, и шваль всякая. Что ж поделать – сами ко мне люди пошли. 'Разберись, мол, Крот. Лучше уж с тобой дело иметь, чем с дерьмом этим залетным'. Ладно, для хорошего человека ничего не жалко…
Команда у меня подобралась хоть куда. А вот запала душа на Дему. Очень мне хотелось получить его к себе. Это уж потом я смекнул, что это – тот самый, которого я пацаном у Гриши видел. А сначала услышал – есть, мол, такой Динамит – везунчик необыкновенный. Тогда ведь времена уже переменились, оружия у людей до черта стало. Какая разница, каратист ты или нет, если пушку на тебя наставят и пулю в башку. И пикнуть не успеешь! Так вот, слухи шли, что этот Динамит – от пули заговоренный. Хоть ты в него из пулемета стреляй – попасть не сможешь!
К тому же, многие глаз на него положили. В том числе недруги кое-какие мои. И я должен был успеть первый. Потому что не верил, что удастся ему остаться самому по себе. А в конкурентах видеть мне такого человека не хотелось.
Говорили мне, правда, что Динамит этот, мол, странный немножко. Что, мол, не любит он нашу братву до ужаса и не согласится работать со мной ни в жизнь. Но это меня мало волновало. Потому что я уже навел справочки – бывал он в нескольких делах. Дружки его просили, а он не мог им отказать – друзьям своим. Такой уж он человек был. Ну а раз уж попробовал на зуб работенки нашей – считай, полдела сделано. Против денег никакой человек не устоит. Главное, правильную цену дать.
И вот тут-то у меня облом вышел. Много раз меня обламывали, но чтоб так обидно, как пацан этот – Динамит, еще не помню.
Приехал я в зал, где он тренировался. Я в костюме, на машине хорошей, с ребятками своими навороченными. Тут, знаешь, надо себя сразу показать – без форсу лишнего, но чтоб видно было, что хозяин – человек солидный, деловой.
Стою в двери, смотрю, как он работает. Честно говоря, ничего особенного – так, йога какая-то. Не дерется даже ни с кем. Ну ладно, не мне решать. Спецы сказали, что он крутой, значит, так и считаем. Отзываю его в сторонку. Идет спокойно, хотя видит, что со мной четверо моих хлопцев стоят. 'Привет, говорю, Динамит. Ты меня не помнишь, а я тебя еще пацаненком у Гриши видел. Понравился мне ты тогда'. Со всем уважением, стало быть, подхожу, на нервянку не давлю.
А он смотрит мне прямо в лицо. А взгляд у самого нехороший! Не поверишь, даже в голове у меня зашумело. Улыбнулся я и думаю: 'Ну, сукин сын, ты и в самом деле не слаб. Только жизни не знаешь. Я тебя сломаю!'
Ну и предлагаю ему посотрудничать. Он же студентом тогда был, хренотени какой-то учился несерьезной. На ботаника, что ли? Нигде не подрабатывал. Бабки нужны, стало быть. 'Дема, – говорю, у меня контора тихо-мирная, ты не дрефь. Ни стрельбы, ни мордобоя не бывает, все уже схвачено. Всего делов то – вечерком съездить по делам с ребятами за компанию. Пакетик получить, туда-сюда отвезти'.
Врал я, конечно. Сама видела, какая у нас работа. Сейчас и то, бывает, порой подшухеримся. А тогда еще самые разборки были – и со стрельбой, и с чем хочешь. И вижу я, что знает он это не хуже меня. Чуть ли не мысли мои читает.
'Нет, – говорит, – не буду я с тобой работать'. Представляешь, так прямо в лоб и заявляет, как будто перед ним не Крот стоит, а сявка мелкая. А ведь парень-то тертый, этикет знает, как с людьми обращаться, такими, как я. Но вроде как презирает, и никого не боится. В этом, конечно, ошибочка его вышла. Гордый он слишком был – думал, что если в ухо любому дать может, то и жить может сам по себе.
Но я терплю, улыбаюсь снова. 'Дема, говорю, что же ты меня – за козла держишь? На кого другого работать собираешься?'
'Вам это, конечно, трудно понять, – объясняет он мне, – но у меня интересы совсем другие. Я, – говорит, – знаю, что как себя осторожно не веди, в тюрьму все равно угодишь. А это в мои планы не входит'.
Обратно терплю. 'Дема, – говорю, – сейчас в тюрьму просто так не садятся. Если что не так, мы человека всегда от тюряги отведем. Мы ж братки друг другу, не дадим человеку зазря пропасть!'
'А сам-то ты тогда почему три раза срок тянул, а, Крот?' – ухмыляется он мне в рожу. Я-то, может быть, и в этот раз стерпел бы, разговор еще не окончен был. Да вот среди моих ребяток был один резвый, Борик его звали. Может, передо мной выслужиться хотел, придурок, а, может, и правда терпелка лопнула. Он рядом с Динамитом стоял, с правого боку. Вот и врезал ему. Да не попал только. Я охренел прямо. Стоял Демид – и нет его. Я уж потом понял – присел он ловко, и выпал из виду. А тогда началось – орлы мои сдурели просто, не знаю, что на них нашло. С криками, как мальцы, навалились на Демида этого. А он – не поймешь, то ли дерется, то ли кайф ловит. Пораскидал он моих ребят – просто так, ладошками. Не ударил даже ни разу.
«Правильно, Демка, – подумала Лека. – Лупить этих быков, по- другому они не понимают».
– Ну ладно, думаю. Добром не хочешь, Динамит, так тебе же хуже! Не знаешь ты Крота. Нашел я способ, как на него наехать. Вышел через приятелей на майора одного в военкомате. Вот и приходит к Демиду повесточка. Приходит Дема к майору, а тот ему прямо в лоб: 'Так, мол, и так, товарищ военнообязанный. Давали мы вам отсрочку от армии в связи с вашей учебой. Но теперь – сами видите, какие дела творятся: мировой империализм наседает на дружественный Афганистан. Такие люди, как вы, говорит, спортсмены, нужны нашей армии. Поэтому собирайте вещички, и ждет вас интернациональный долг. А сам впрямую намекает, хмырь, что отправит Дему в самое пекло – тот и пикнуть не успеет. Дема, конечно, обомлел. Он ведь вроде как верующий был, людей убивать ни в какую не хотел. Принцип такой. Да и чует он, что дело тут нечисто – с чего это к нему, студенту простому, внимание такое особое? А тогда ведь времена какие были? Не то что сейчас, когда от армии косят все, кому не лень. А тогда уж если на тебя насели – хрен отвертишься! Уголовная ответственность! Закрутился Динамит как угорь на сковородке. В поликлинику идет – там ему отлуп: 'Здоровы вы, мол, как бык, нечего тут инвалида косить'. В институте тоже только руками разводят. У меня ж все схвачено было! Вот и шепнули ему: 'Иди, мол, к Кроту. Его это дело'. Прямо так, открытым текстом. А куда деваться?
Приходит ко мне Динамит собственной персоной. Ребятки мои смотрят на него косо, но не трогают. Зауважали. А Демид мне прямо в лоб: 'Снимай, мол, осаду, Крот. Чего ты от меня хочешь?'
Я ему: 'Работать у меня будешь'. А он: 'Только не это'. 'Ладно, – говорю, – Демид, поскольку уважаю я тебя, отмажу тебя от армии. И потребую-то немного. Одно только дело'. А сам думаю: 'Согласись только. Одного этого дела тебе по гроб жизни хватит – запачкаешься по уши'. Главное ведь – замазать человека, никуда он потом от тебя не денется.
'Гнида блатная! – подумала Лека. – Что за судьба такая поганая – всю жизнь с Кротом дело иметь? И сейчас вот тоже – куда без него деваться? Как злой рок, висит он над Демидом'. – Она слушала откровения Крота, прекрасно понимая, что это тоже не случайность. Крот привычно плел свою паутину, может быть, даже не задумываясь об этом, повязывая и ее, и Демида в один клубок.
– Согласился Динамит. А куда ему деваться было? Отмазал я его от армии в тот же день. А дела пока не давал. Пускай помучается немного, думаю. Да и мне нужно было подготовить что-нибудь похитрее.
А тут и дельце одно наметилось – в самый раз для Динамита. Гиблое дело, я тебе скажу – хуже не придумаешь. Появился у меня под боком зверь один. Султан у него
