Джеймс.
Плохой знак. Каллиопу охватило отчаяние.
– А вдруг это так и есть?
Джеймс покачал головой.
– Не защищай его, Калли. Он мне мстит.
Неужели он назвал ее Калли? Ей стало трудно дышать.
– Ты посмотри, в какое он меня поставил положение. Я насмешливо предлагаю цветок гувернантке, когда вокруг пляшут и смеются пэры. И смотрят на то, чем заняты мои руки! Я убью негодяя, вот увидишь.
Каллиопа снова попыталась сглотнуть, но в горле у нее пересохло. Не получая от нее ответа, Джеймс продолжал свою презрительную тираду, все еще разглядывая проклятый рисунок:
– Странно, где Ландерс берет свои идеи? Я редко хожу на приемы. В сущности, начал ходить только тогда... Не важно. К тому же я никогда не предлагал ничего хорошего дамам из общества – это не в моем характере...
Он резко остановился и нахмурился. Каллиопа почувствовала, что по ее спине течет пот, как тогда на балу у Киллроев.
– Может быть, пойдем, милорд?
– Милорд? – Под его пронизывающим взглядом у Каллиопы чуть не подкосились ноги.
– По-моему, пора возвращаться. Вы же собирались к Хоулту, а мне нужно приготовиться к балу у Ордайнов, и еще многое необходимо сделать, например, сказать семье, что со мной все в порядке. Как вы думаете, мы можем задержаться возле них на обратном пути? – Каллиопа понимала, что лопочет чепуху, но не могла остановиться, тем более после того, как в его глазах она увидела холодный свет.
– Ты единственная женщина, которой я предлагал цветок. И я делал это без свидетелей.
– О, милорд, вы десяткам женщин, должно быть, покупали цветы.
– Ни одной.
– Тогда, возможно, я упомянула об этом леди Симпсон, а вы знаете, как она любит болтать.
– Нет, я не верю, что после этого ты хоть раз встречалась с леди Симпсон. Зато вскоре в газете появилось толкование вашей с ней конфронтации, сделанное тем же художником. После этого у меня появился особый интерес к его работам, и оказалось, что я его главная мишень.
– Значит, он тоже был на балу у Киллроев.
– Да, в этом ты права.
Каллиопа боролась со слезами и с желанием бежать; она молча смотрела на него, сердце ее болело.
– Почему, Каллиопа? Чем я заслужил такое глумление?
Слезы заливали ей лицо.
– Вы были воплощением надменного аристократа. Я чувствовала себя куском грязи у вас под ногами...
Его лицо оставалось злым, но все же он вытер ей слезы большим пальцем.
– Почему ты не накинулась на других? В высшем свете полно народу. Почему я?
Жалобным голосом она сказала:
– Потому что вы такой высокомерный осел и всегда меня раздражали. Леди Симпсон уволила меня из-за нашего последнего обмена любезностями...
– А если я скажу тебе, что стал ходить на эти скучные приемы только из-за тебя? – Его лицо смягчилось.
Каллиопа покачала головой:
– Нет, вы считали меня убогой, недостойной вашего внимания. Я вас интересовала только тогда, когда распалялась или терялась.
У Джеймса вытянулось лицо.
– У вас действительно жестокое перо, Каллиопа Минтон. Томас Ландерс – один из самых озлобленных карикатуристов. Идемте: вы останетесь дома, а я поеду к Хоулту.
Каллиопа была слишком измучена, чтобы спорить, и покорно дала отвести себя к карете, ожидавшей в конце улицы. Дорога к дому прошла в напряженном молчании. Никогда еще она не чувствовала себя такой ничтожной.
Они подошли в двери.
– Я хочу, чтобы вы ни шагу не делали из этого дома, понятно? – Джеймс повернулся, чтобы идти к карете, и тут один из лакеев настойчиво замахал руками.
– Милорд, вы должны войти.
Джеймс нахмурился, но, видимо, необычное поведение лакея его убедило, и он пошел за ним.
– Наверх, скорее!
Что-то случилось. Каллиопа побежала следом.
