совсем разбитым.
– От судьбы не уйдешь! – подумал я с каким-то стоическим отчаянием в душе.
Разве действительно сама судьба не была против меня?
В моей памяти воскресли все пережитые мной события, начиная с того памятного вечера, когда мне пришла в голову мысль перевесить карточку моего соседа на мою дверь. Как все сложилось против меня!
Я не могу теперь отдать себе отчет, сколько времени я просидел в таком угнетенном состоянии. Может быть, час, может быть, больше. Меня вывел из него легкий стук в дверь. Мое сердце взволнованно забилось, как и в тот вечер, когда меня посетил Кристини.
В первую минуту мне пришло в голову сделать вид, что меня нет дома. К тому же дверь была заперта на ключ. Но стук снова повторился, и вместе с ним послышался сдержанный шепот:
– Антонин! Это я, Софи Перанди. Откройте! Я поспешно распахнул дверь.
– Дорогая моя Софи! – радостно воскликнул я.
Ее появление сразу вернуло мне силы. Я не чувствовал себя таким одиноким. Кроме того, Софи была почти моей сообщницей. Я смогу, наконец, облегчить свою душу, рассказать ей свою неудачу, поделиться опасениями. Она была энергична и никогда не падала духом. Она даст мне совет, как выйти из моего ужасного положения.
Я был так обрадован, что забыл не только всякую осторожность, но даже присутствие за стеной моего соседа.
Я между тем приход Софи должен был бы вызвать во мне беспокойство. Молодая девушка никогда не переступала порога моей комнаты. Для того, чтобы прийти теперь, рискуя своей репутацией, у нее должны были быть серьезные причины.
Она вошла и сама заперла за собой дверь. Ее лицо было совершенно спокойно. Она пристально посмотрела на меня.
– Как вы бледны! – удивилась она.
– Еще бы! – почти прошептал я. – Я так взволнован. Состояние, в котором я находился, не помешало мне заметить, что Софи, отправляясь ко мне, не приняла никакой меры предосторожности, чтобы не быть узнанной. Между тем ее поступок принадлежал к разряду тех поступков, которые если и совершаются молодыми девушками, то, во всяком случае, держатся ими в тайне. Ницца не Париж, здесь на каждом шагу можно встретить знакомых.
На ней же было одно из ее элегантных светлых платьев, невольно бросающихся в глаза, так же, как ее лицо, которое она даже не потрудилась прикрыть более или менее густой вуалью.
Она положила на стол свой белый зонтик и села около него на стул.
– Мне было очень трудно вырваться, – сказала она, – но я непременно хотела видеть вас. Я уже была у вас два раза.
– Меня не было в Ницце, – ответил я. – Я только что вернулся.
– Дольчепиано? – спросила она.
– Дольчепиано! – ответил я с тяжелым вздохом. Она поспешно вынула из кармана конверт.
– Я получила ваше письмо.
– Ах, да, – рассеянно ответил я, – с почтовыми марками. Я почти забыл об этом инциденте, представлявшемся мне теперь таким ничтожным в сравнении с последними событиями. Но Софи, видимо, относилась к нему не так легко. Ее лицо приняло озабоченное выражение.
– Вот именно с марками, – повторила она. – Я, собственно говоря, потому и хотела вас видеть. Эта история меня очень встревожила.
– Почему? – удивленно воскликнул я.
– Потому что я не хочу, чтобы между нами было какое-нибудь недоразумение, – взволнованно произнесла она. – Я уверена, что вы Бог знает что подумали.
Я попробовал улыбнуться.
– Вы преувеличиваете.
– Нет, нет! – заторопилась она. – Я вас отлично знаю. На вас лица нет!.. Вы так взволнованы.
Я хотел было сказать, что марки тут решительно ни при чем. Но она перебила меня на первом слове:
– Не говорите, не говорите. Я отлично знаю, что вы вообразили массу глупостей. Это даже смешно. Во всей этой истории нет ничего ужасного.
– Я в этом уверен! – произнес я.
– Надеюсь, вы никому не показывали этих марок? – озабоченно спросила она.
Видя, какое важное значение она придает этому инциденту, я не решился даже упомянуть имени Дольчепиано. К тому же, узнав, что мысль о тайной переписке пришла в голову не мне, а совершенно постороннему человеку, она не преминула бы лишний раз обвинить меня в склонности подпадать под чье угодно влияние и оскорбилась бы поспешностью, с которой я готов был обвинить ее только на основании нареканий третьего лица.
Поэтому я постарался успокоить ее.
– Кому же я мог бы их показать?
– Как я могу знать? – пожала она плечами. – Вы так доверчивы.
