— Конечно, неспроста, — кивнул Бриан де Буагильбер, он вытащил кинжал и принялся обрезать ногти на руках. — Мы пришли за реликвией.
Фридрих по-прежнему оставался невозмутим.
— Что ж, я ждал чего-то подобного от Папы, — признался он. — Кто приказал вам взять Копьё? Климент? Григорий? Или еще Урбан? [50]
— Это неважно, — сказал де Буагильбер. — Отдай Копьё, и мы уйдём.
— Иди и возьми его, — вызывающе предложил Фридрих.
Гуго растерянно оглянулся на командора: такого поворота событий он не ожидал. Бриан де Буагильбер не колебался ни секунды.
— Готовь арбалет, брат, — сказал он.
Сердце Гуго часто и радостно забилось. Он сорвал кожаный чехол с арбалета, сдвинул предохранительную скобу и наставил оружие на ненавистного германского короля.
— Стойте, — Фридрих поднял руку, — я отдам Копьё.
Столь быстрая перемена выглядела более чем подозрительно. Но командор кивнул товарищу, и Гуго снова опустил арбалет. Рыжебородый двинулся к берегу, выходя из воды, и Сакс подумал, что, наверное, никогда теперь не будет с прежним почтением относиться к королям и владетельным лордам — кто он такой этот голый больной старик, чтобы называть себя императором Рима и помазанником божьим?
Оскальзываясь в грязи, Фридрих выбрался на берег и шагнул к своей одежде. Дальнейшее произошло настолько быстро, что позже Гуго не сумел точно воспроизвести в памяти последовательность событий. Только что Бриан де Буагильбер протягивал руку, чтобы сорвать с шеи Фридриха драгоценную реликвию, и вот уже он стоит на коленях, вокруг его шеи обмотана золотая цепь, на котором висел наконечник священного копья, тамплиер хрипит и пытается перехватить цепь, а Фридрих с напряжённым лицом, разведя руки в стороны, высится за его спиной, и его покрытое язвами тело уже не выглядит столь немощным, каким казалось ещё мгновение назад. Но самым неожиданным и страшным было другое — оказывается, Гуго успел сделать выстрел (точнее, инстинктивно нажал на спуск) и теперь ложа арбалета была пуста, а арбалетный болт насмешкой торчал из земли, уйдя в неё по самое оперение. Командор продолжал хрипеть, Фридрих продолжал затягивать золотую удавку, а Гуго стоял дурак дураком и смотрел на торчащий болт.
Бриана де Буагильбера спасло слабое звено в цепи — не выдержав нагрузки, оно лопнуло, и моментально освободившийся командор развернулся и с размаху ударил Фридриха в неприкрытую грудь. Король пошатнулся, но устоял. Тогда тамплиер нанёс новый удар — кулаком по лицу. Фридрих упал спиной в воду. Но подниматься не стал, а оттолкнувшись ногами от дна, нырнул. Де Буагильбер кинулся было за ним и даже вроде бы успел ухватить, но король вывернулся и всплыл не менее чем в двух перчах [51] от командора. Легко справляясь с течением, Фридрих погрёб к противоположному берегу.
Громко и витиевато ругаясь, тамплиер вылез на сушу.
— Чего стоишь?! — рявкнул он на Гуго. — Заряжай!
Гуго завозился с арбалетом, натягивая тетиву, потом вдруг остановился и, пришибленно глядя на старшего товарища, напомнил:
— Но ведь реликвия… Она у Рыжебородого. Если я выстрелю…
Тут Бриан де Буагильбер произнёс загадочную и в чём-то кощунственную фразу, смысл которой молодой тамплиер понял много позже, когда целовал туфлю Папы Климента III, воцарившегося в Риме.
— Сила не в реликвии, — сказал командор. — Сила в вере в реликвию. Заряжай!
Фридрих уже отплыл на расстояние половины фурлонга[52], когда Гуго удалось наконец справиться с зубчатым заряжающим механизмом.
— Теперь стреляй! — крикнул командор. — Если он уплывёт, нам не жить!
Гуго упёр приклад арбалета в плечо, медленно выдохнул, прицелился и нажал на спуск. С характерным звоном распрямилась пеньковая тетива. Тяжёлый болт за два удара сердца нагнал Фридриха и пробил капюшонную мышцу. Речная вода окрасилась кровью. Копьё выскользнуло из разом ослабевшей руки короля, и в последние мгновения своей жизни Фридрих Барбаросса закричал в отчаянии, словно утрата Копья была для него страшнее собственной смерти…
(Нью-Йорк, декабрь 1999 года)
За две недели до того, как генерал-майор войск ПВО и активнейший деятель нелегальной патриотической организации «Белый орёл» Юрий Анатольевич Зартайский поставил перед капитаном ФСБ Владимиром Фокиным боевую задачу, в одном из небольших уличных кафе китайского квартала Нью-Йорка состоялась встреча между резидентом Главного разведывательного управления и его агентом, фигурирующем в документах ГРУ под псевдонимом «Джимми Доллар».
Этот агент, в миру более известный под именем Роберт Фоули, не испытывал никакого энтузиазма от предстоящей встречи. Более того, он с радостью и не колеблясь ни секунды отдал бы все свои сбережения в банке, дом, автомобиль и правую руку в придачу только за то, чтобы никогда больше не видеть и не слышать человека, который раз в месяц присылал на пейджер Фоули сообщение, состоящее из двух слов: «Нужно встретиться» и подписи: «Bear»[53]. Резидент это знал и каждый раз обещал оставить Фоули в покое. И каждый раз обманывал.
Роберт понимал, что так оно и будет продолжаться — возможно, ещё не один год — но ничего поделать с этим не мог. В самом деле, можно отказаться от счёта в банке, от дома и автомобиля, но как откажешься от карьеры — фактически, от собственного будущего?
Возвращение Фоули из России было триумфальным. Он с честью выполнил задание, показал себя толковым оперативником и был немедленно представлен к повышению. Через три месяца он уже возглавлял один из отделов Управления внешней разведки Оперативного Директората ЦРУ. Отдел занимался молодыми мусульманскими странами, появившимися на карте мира после развала СССР и считался весьма перспективным в смысле дальнейшего служебного роста его сотрудников. В один момент потерять это многообещающее место, попасть в список неблагонадёжных и несколько лет провести «под колпаком» у собственных коллег не входило в планы Роберта. Поэтому когда по возвращении из Мурманска, он сел писать отчёт, то вполне осознанно упустил некоторые нюансы этой командировки. В частности, Фоули ни словом не упомянул об инциденте, произошедшем за два часа до встречи с резидентом военной разведки курируемой им страны, фигурировавшем в оперативных сводках отдела под именем Ивана Ивановича Иванова. Роберта тогда взяли просто: в обменном пункте гостиницы ему подсунули пачку фальшивых рублей, а когда он попытался ими расплачиваться, арестовали — благо, в пределах визуальной видимости «совершенно случайно» (а как же иначе?) оказался представитель российских «компетентных органов». Разумеется, почти сразу же «недоразумение» разрешилось, но не в пользу Фоули. Его завербовали — безыскусно, примитивно, на уровне теоретического курса «Планирование агентурной сети», и он, конечно же, уже тогда догадывался, что подневольным участием в конкретной миротворческой акции, призванной остановить эскалацию вооружённого конфликта в российском Заполярье, дело не ограничится. Спецслужбы никогда не выпускают из виду тех, кто по разным причинам оказывается в зоне их особого внимания, а уж если речь идёт о высокопоставленном сотруднике разведки чужого государства, то и говорить нечего.
Отчитавшись и получив должное количество похвал от вышестоящих коллег и самого Директора, Фоули вернулся к текущей работе и стал ждать того дня, когда человек, прикидывавшийся шофёром такси, а на поверку оказавшийся лейтенантом ФСБ Владимиром Фокиным, снова напомнит о себе. И день этот настал.
Как-то после изнурительной рабочей смены Роберт отдыхал в «Адмирале Грире», одном из лучших ресторанов Лэнгли, в компании со своим старым приятелем Джоном Муром. Последний рассказывал новый анекдот о президенте Клинтоне и политкорректности, коих в преддверии выборов появилось великое множество, а Фоули утомлённо пережёвывал стейк, запивая его холодной минералкой. Тут у Роберта промурлыкал сигнал сотового телефона, он извинился перед Муром и поднёс трубку к уху.
«Добрый день, господин Фоули, — сказал мягкий незнакомый Роберту голос. — Я адвокат одного известного вам таксиста и хотел бы встретиться с вами, чтобы урегулировать возникшее недоразумение».
«Но я не…» — начал было Фоули, который действительно в первый момент не понял, о каком таксисте идёт речь, но потом его пробило и он, прикусив язык, украдкой взглянул на Мура.
