задумчивости.
«Мистер Вилльерс хотел бы видеть вас, сэр», - доложил слуга.
«Неужели это действительно вы, Вилльерс, заглянули ко мне! Я не видел вас много месяцев, думаю, около года. Как поживаете, Вилльерс? Вам нужен совет по поводу вложения денег?»
«Нет, спасибо, кажется, с этим у меня все в порядке. На самом деле, Кларк, я пришел, чтобы проконсультироваться у вас насчет одного довольно странного дела, которое в последнее время захватило мое внимание. Боюсь, когда я расскажу вам о нем, вы посчитаете это нелепостью. Порой я и сам так думаю, и единственное, почему я решил зайти к вам, это то, что вы — практичный человек».
Мистер Вилльерс был не в курсе «Материалов, подтверждающих существование Дьявола».
«Хорошо, Вилльерс, я буду рад дать вам совет, насколько это в моих силах. В чем заключается ваш случай?»
«В общем-то, это очень необычная вещь. Вы знаете мою привычку: на улицах я всегда держу ухо востро, и были моменты, когда мне выпадала удача повидать немало чудаков и удивительных происшествий, но этот случай превзошел все. Одним мерзким зимним вечером три месяца назад я вышел из ресторана, где только что прекрасно поужинал, заправив еду хорошей бутылочкой Кьянти. Некоторое время я стоял на тротуаре, размышляя о том, сколь загадочны улицы Лондона и люди, двигающиеся по ним. Бутылка изумительного красного вина поддерживала эти рассуждения, и я осмелюсь заметить, Кларк, что в голову мне пришла одна изящная мысль. Однако ее прервал попрошайка, который подошел ко мне сзади и обратился с обычной просьбой. Естественно, я оглянулся, и этот нищий оказался тем, что осталось от моего старого друга, человека по имени Герберт. Я спросил, как же он дошел до такого жалкого состояния, и он рассказал мне свою историю. Мы бродили туда-сюда по длинным темным улицам в Сохо, и там я выслушал его повесть. Он сказал, что женился на красивой девушке, на несколько лет младше его, и, по словам Герберта, она разрушила его тело и душу. Он не стал вдаваться в подробности. У него не хватало духу рассказать о них, поскольку то, что он видел и слышал, преследовало его днем и ночью. Когда я взглянул ему в лицо, то понял, что он говорит правду. Нечто в Герберте вызывало у меня дрожь. Не знаю, что именно, но в нем была тайна. Я дал ему немного денег и проводил из своего дома, но, уверяю вас, когда он ушел, мне стало трудно дышать. Казалось, от его присутствия застыла кровь».
«Возможно, это всего лишь плод вашего воображения, Вилльерс? Проще говоря, я полагаю, что этот бедняга опрометчиво женился и разорился».
«Что ж, выслушайте следующее», — Вилльерс пересказал Кларку то, что он узнал от Остина.
«Видите ли, — заключил он, — не существует ни малейшего сомнения в том, что этот N, кто бы он ни был, умер от дикого кошмара. Он увидел нечто столь отвратительное, что это моментально оборвало его жизнь. Причем он явно увидел это в доме № 20, который тем или иным образом приобрел дурную славу у соседей. Мне было любопытно сходить и посмотреть на это место самому. Пол-стрит — обычная унылая улочка; дома там старые достаточно, чтобы произвести скучное и заурядное впечатление, но недостаточно, чтобы содержать какую-то загадку. Насколько я смог заметить, в большинстве из них находятся сдаваемые в наем меблированные или немеблированные комнаты, и почти на каждой двери по три звонка. Повсюду нижние этажи оборудованы под магазины. В любом отношении эта улица — просто болото. Я обнаружил, что дом № 20 сдается, сходил в агентство и взял ключ. Естественно, в этом квартале я ничего не услышал о Гербертах, однако я прямо и открыто спросил у агента, как давно они оставили этот дом, и были ли с тех пор другие квартиросъемщики. Он с минуту в недоумении смотрел на меня и сказал, что Герберты покинули дом сразу после, как он выразился, „неприятного события“, и с тех пор жилище пустует».
Мистер Вилльерс на мгновение сделал паузу.
«Мне всегда нравилось бродить по заброшенным домам; есть какое-то очарование в обезлюдевших пустых комнатах, в гвоздях, торчащих из стен, в толстом слое пыли на подоконниках. Но хождение по дому № 20 на Пол-стрит не доставило мне удовольствия. Я едва переставлял ноги, проходя через коридор, когда заметил, что атмосфера дома вызывает у меня странное, гнетущее чувство. Конечно, во всех пустых помещениях присутствует спертый воздух и тому подобное, но здесь существовало что-то совершенно иное. Я не могу объяснить вам этого, казалось, что из-за него прерывается дыхание. Я походил по дому взад- вперед, спустился вниз на кухню. Как и следовало ожидать, все комнаты пребывали в пыли и грязи, но, в общем, там было нечто странное. Не могу определить, что именно, помню лишь свое удивительное ощущение. Одна комната на первом этаже, довольно большая, пребывала в наихудшем состоянии. Когда- нибудь мастер слова окажется в силах описать ее во всех красках, но когда я видел эту комнату, картина или книга получились бы смутными. Комната была полна ужаса; я чувствовал, как стучат мои зубы, когда я взялся за дверную ручку. Когда я вошел, мне показалось, что свалюсь в обморок на пол. Однако я взял себя в руки и остановился напротив задней стены, поражаясь тому, могло ли существовать что-либо на земле, подобное этой комнате, что вызвало бы у меня дрожь и заставило бы сердце колотиться так, словно я был на краю смерти. В одном углу на полу лежала кипа газет, и я начал просматривать их. Это были газеты трех — или четырехлетней давности. Некоторые были наполовину порваны, другие смяты, как будто их использовали в качестве упаковки. Я переворошил всю стопку и среди газет нашел любопытный рисунок. Я вам его покажу.
Больше я не мог оставаться в этой комнате, я чувствовал, что она одолевает меня. С радостью, живой и невредимый, я вышел наружу, на открытый воздух. Люди смотрели на меня, когда я проходил мимо, и кто-то сказал, что я пьян. Меня носило с одной стороны тротуара на другую, и последнее, что я еще смог сделать — вернуть ключ в агентство и отправиться домой. Неделю я провалялся в постели, страдая от того, что мой врач назвал нервным шоком и изнеможением. Как-то в ту неделю я читал вечернюю газету и случайно наткнулся на статью под заголовком: „Голодная смерть“. В ней в обычном стиле рассказывалось следующее: типичный жилой дом в Марлиэбоне; дверь была закрыта в течение нескольких дней; когда люди взломали ее, обнаружили мертвеца в кресле. „Покойный, — процитировал Вилльерс, — был известен как Чарльз Герберт, когда-то он считался состоятельным помещиком. Его имя получило широкую общественную огласку три года назад в связи с таинственной смертью на Пол-стрит, Тоттенхэмская дорога, где он снимал дом № 20. Там при обстоятельствах, не лишенных подозрительности, было найдено тело джентльмена из высшего общества“. Трагический конец, не правда ли? Впрочем, если то, что он рассказал, было правдой, в чем я уверен, вся его жизнь стала трагедией. Причем трагедией более странного характера, нежели это описано в статье».
«Ну что ж, такова, значит, ваша история, — произнес задумчиво Кларк. Вообще-то, Вилльерс, я, право, не знаю, что сказать. Несомненно, в этом деле присутствуют кажущиеся странными моменты: труп, найденный возле дома Гербертов, например, или необычное мнение врача насчет причины смерти. Но, в конце концов, вероятно, этим фактам можно найти простое объяснение. Что до ваших ощущений в момент осмотра дома, я могу предположить, что они стали плодом пылкого воображения. Совершенно не представляю, что еще можно добавить или предпринять в связи с этим делом. Вы, очевидно, усматриваете здесь какую-то тайну. Но Герберт мертв. Каким же образом вы собираетесь расследовать ее?»
«Я рассчитываю найти женщину, на которой он женился. Это она — загадка».
Двое мужчин молча сидели у камина. Кларк втайне поздравлял себя с тем, как успешно он выступил в роли защитника традиционных взглядов на жизнь, выразив мнение, что Вилльерс просто запутался в своих мрачных фантазиях.
«Думаю, мне нужно выкурить сигарету», - наконец, сказал Вилльерс и сунул руку в карман, чтобы вытащить портсигар.
«Ага, — произнес он в легком замешательстве, — я и забыл, что у меня есть кое-что показать вам. Помните мои слова насчет того, что я нашел довольно любопытный эскиз в куче газет в доме на Пол-стрит? Вот он».
Вилльерс извлек из своего кармана тонкий сверток. Он был обернут коричневой бумагой и перевязан тесьмой довольно сложным узлом. Вопреки своему желанию, Кларк почувствовал острый интерес. Он вытянулся вперед в своем кресле, когда Вилльерс с трудом развязал узел и развернул внешнюю упаковку. Внутри был еще слой ткани, Вилльерс снял его и передал Кларку небольшой листок бумаги, не проронив ни слова.
На пять или более минут в комнате воцарилась гробовая тишина. Двое джентльменов сидели столь бесшумно, что они могли слышать тиканье высоких старомодных часов, стоявших снаружи холла. В мозгу одного из них медленная монотонность этого звука пробудила далекие воспоминания. Он пристально
