щекотливую для бывшего президента тему...
Через три дня, когда на северных окраинах Вены отгремели последние выстрелы, группа Остапчука покидала 'министерский' район. Вслед им из открытых окон дома Микласа лилась фортепианная мелодия - трагическая, почти безнадежная...
К 14.00 13 апреля Вена была полностью очищена от противника. В ходе шестидневных боев только воины нашего корпуса уничтожили танков и самоходок противника - 59, бронетранспортеров - 32, автомашин - 94, мотоциклов - 45, орудий - 113. Захватили орудий - 1016, автомашин - 1286, танков и самоходок - 14 и много прочего военного имущества.
А вечером гвардейцы с величайшей радостью слушали по радио благодарность, объявленную им Верховным Главнокомандованием, и грохот более чем 300 орудий, салютовавших из Москвы доблестным войскам 3-го Украинского фронта.
Через день 7-я и 80-я дивизии уже овладели городами Донауфельд и Флоридсдорф. В последнем они захватили авторемонтный завод и около 500 только что отремонтированных машин различных марок.
- Придется поменять наш 'оппель-адмирал', - сказал водитель Александр Плетнев. - Жаль, а придется. От самого Сталинграда без ропота таскает.
- Да, - говорю, - меняй. Только вот провидец из тебя никакой... Наверное, уже забыл, что говорил тогда, два года назад, после разгрома армии Паулюса?
- Забыл, - соглашается Саша.
- А я помню. 'Вот, - сказал ты тогда, - на этом самом 'адмирале' доедем до Берлина. И менять его будем в личном гараже Адольфа Гитлера...'
Вечером к нам в Вену, на командный пункт корпуса, приехали долгожданные гости - командарм и работники штаба 4-й гвардейской армии. Генерал Захватаев поздравил нас с успешным выполнением задачи, представил приехавших с ним вместе писателей Павленко, Михалкова и Эль-Регистана.
Когда собрались все за столом, Захватаев в кратком тосте отметил возросшее мастерство гвардейцев, роль, которую сыграл корпус в последних боевых делах армии, и закончил тост пожеланием успехов и здравицей в честь Коммунистической партии. Последние его слова заглушил грохот аплодисментов и многократное 'ура'.
Потом выступали гости. Павленко говорил о замечательных людях, которых встретил в армии, о том, что они - клад для писателя. Михалков читал только что написанную им басню 'Заяц во хмелю'.
Памятная встреча закончилась поздно вечером. Проводив гостей, мы еще долго не расходились, говорили о прошлом, особенно о первых днях войны, вспоминали друзей, павших в сорок первом и позже, во время сражений, предварявших окончательный разгром ненавистного врага.
Последние дни
Расположившись в красивых лесах, что западнее Вены, воины корпуса несколько дней отдыхали, приводили себя в порядок, получали заслуженные в последних боях награды.
Однако передышка была недолгой. Мы получили приказ принять оборону к западу от Санкт-Пельтен.
И вот я на командном пункте генерала Утвенко, готовлюсь сменить его дивизии нашими. Рассматриваем с ним схему обороны. Внимание мое привлекла высота с отметкой 517. Она господствует здесь, в центре полосы.
- Тебя, Николай Иванович, к телефону, - вдруг сказал Утвенко, подавая мне телефонную трубку.
Звонил Дрычкин, командир 7-й дивизии. Он, кстати, стал генерал-майором.
Дрычкин сказал, что на высоте 517 находится противник. А здесь, на схеме у комкора, она показана в расположении наших войск.
- Что-то путает Дрычкин, - ответил мне Утвенко. - На этой высоте мой наблюдательный пункт. Могу соединить тебя с ним по телефону.
И надо было мне соединиться, переговорить и уточнить. Однако ложная стыдливость, видимо, помешала. Не сделал я этого. И напрасно.
Проехав по нескольким маршрутам, мы решили заглянуть и на высоту 517.
- Что-то очень пустынно! - подумал я вслух, когда наша машина приблизилась к высоте по дороге, ведущей от Унтер на Карлштеттен.
- Еще рановато, оттого и народу не видно, - заметил капитан Никитин.
- А вон там, левее отдельного сарая, стоит орудие, - сказал офицер оперотдела.
Странно! Орудие смотрит стволом как будто в нашу сторону!
- Стоп, - говорю, - Саша! Загони-ка машину в лощинку, а мы пешком пройдемся к высоте.
Однако не успели мы отойти от дороги и десяти метров, как со скатов высоты по нас ударил пулемет. Мы бросились на землю и по-пластунски поползли за бугорок. Пули взвизгивали, ударяясь о камни.
На командный пункт генерала Утвенко я вернулся в возбужденном состоянии.
- Как же так? - говорю ему. - Ведь высота действительно у противника, а не у тебя. Ничего себе информацию получил!
А он отвечает:
- Извини меня, я тогда неточно сообщил. Наблюдательный пункт, оказывается, не на самой высоте, а у ее подножья...
'Хорошенькое дельце! От подножья до вершины добрых два километра', подумал я, садясь в машину.
В ночь на 21 апреля мы приняли эту оборонительную полосу, поставив в первый эшелон 5-ю и 7-ю, а во второй - 80-ю дивизии.
В последние дни апреля корпус смог продвинуться в сторону Мелька и вышел на рубеж реки Пилах. Она по была препятствием для стрелковых частей, однако артиллерия и танки застряли здесь, так как противник, отступая, взорвал мосты. На вопрос, сколько времени потребуется саперам, чтобы построить мост грузоподъемностью 50 тонн, корпусный инженер полковник Сирюк ответил:
- Если разрешите воспользоваться материалом, который есть на лесоскладе у реки, построим за шесть - восемь часов. Тем более что сваи сохранились.
- Используйте и побыстрее. В крайнем случае, заплатим за лесоматериал. Если хозяин склада не сбежал с фашистами...
Заехав сюда часа через четыре, я убедился, что мост будет очень скоро готов. Но, как обычно, нашелся самый нетерпеливый - один из командиров танков. Он доказал своему начальнику, что преодолеет реку вброд. Нашел-таки брод повыше моста. Получив разрешение, он, радостный, бросился к танку и ввел его в воду. Половину реки машина преодолела, погруженная не более чем на полметра. Покрытое галькой дно прочно держало траки, но вдруг танк ухнул в какую-то яму и скрылся под водой. 'Погиб!' - сказал кто-то. Однако там, в глубине, механик-водитель дал полный газ, и машина вырвалась наверх, к правому берегу. Вода фонтанами била из нее во все стороны, точно из автополивалки. Под обрывистым берегом мотор заглох, и танкисты мокрые, но улыбающиеся вылезли на броню.
Вскоре мост был готов, и мы могли двигаться дальше, на город Мельк.
Конечно, и в эти дни боевая деятельность оставалась для всех нас важнейшей. Однако чувствовалось, что война, как говорится, вся вышла. На фронте еще стреляли, наступали и отступали, но штабы - хочешь не хочешь уже занимались множеством вопросов мирного порядка.
В корпусе произошли изменения. Из него выбыла 80-я гвардейская стрелковая дивизия. Она перешла в распоряжение коменданта города Вены, на нее возложили несение внутренней службы в гарнизоне. И сразу же возникли затруднения. Командир дивизии полковник Чижов, побывав в Вене, доложил:
- Казармы, отведенные для размещения дивизии, разбиты. Надо ремонтировать.
- А что за казармы?
- Те самые, кавалерийские, которые нам пришлось штурмовать. Знали бы заранее, полегче бы работали...
Обговорили мы с Василием Ивановичем и другие дела, в частности поручение командования армии. Нам приказали уже сейчас готовить роту для парада и почетных караулов. Подбирали в нее рослых, атлетически сложенных гвардейцев. Кстати сказать, эта рота на торжествах по случаю открытия в Вене памятника погибшим воинам Красной Армии вызвала всеобщее восхищение своим прекрасным внешним видом и строевой выучкой.
Как только Чижов уехал, Забелин доложил, что все готово к последнему наступлению. Артиллеристы и пехотинцы ждут сигнала, подвижные отряды преследования созданы. В глубине нашего боевого порядка находится приданная корпусу 62-я гвардейская стрелковая дивизия. Прекрасная дивизия, знакомая нам еще по боям на Днестре.
Задача наша состояла в том, чтобы, наступая в направлении Лоосдорф, Мельк, Амштеттен, выйти к реке Эннс и не позволить противнику отойти в Чехословакию, где еще сопротивлялась крупная фашистская группировка генерал-полковника Шернера. Глубина боевой задачи корпуса достигала восьмидесяти километров.
Утро 8 мая было хмурым, облачным. Кое-где, правда, стали пробиваться солнечные лучи. Вдруг раздался гром артиллерийской канонады. И сразу же от командиров дивизий, от артиллерийских наблюдателей - сообщения: 'Противник побежал после первых же разрывов снарядов в траншеях'.
- Очень хорошо! Артнаступления не проводить, ограничиться огневыми налетами, - отдал я распоряжение. - Вперед двинуть отряды преследования, за ними стрелков на автомашинах, танках и самоходках. В общем, используйте все подвижные средства и - вперед! Не обращать внимания на фланги и тыл. Их обеспечит 62-я дивизия...
Когда я взглянул на часы, они показывали 8 часов 05 минут. А казалось, прошло уже много времени. Не сидится на наблюдательном пункте. Звоню Забелину:
- Михаил Иванович, бери управление на себя. Поеду-ка я вперед.
Через несколько минут машина примчала меня в Мельк. Над городом господствовал и первым бросался в глаза огромный монастырь. Он стоял на крутом каменистом берегу Дуная. Через несколько дней, когда кончилась война, мы побывали в нем. Экскурсовод рассказал, что монастырь построен еще в эпоху крестовых походов. Нам показали комнату, где в 1805 году, во время боев с русскими и австрийцами, Наполеон устроил наблюдательный пункт.
- С тех пор прошло сто пятьдесят лет, - говорил экскурсовод. - Все здесь осталось так, как было. Даже этот след в полу - это упала горящая свеча, которую нечаянно опрокинул задремавший Наполеон...
