него подействовало возбуждение, вызванное сразу двумя причинами. Он всегда считал, что глупо беспокоиться из-за того, что ты не можешь себе представить. Это было для него одним из основных философских принципов, даже если он не всегда придерживался его на практике. Поскольку он ничего не мог сделать для Сквайра - по крайней мере в ту ночь, - его мысли в основном вертелись вокруг сокровищ. Джонатана не особо волновало богатство - во всяком случае, намного меньше, чем сами сокровища. В те два раза, когда он задремал в эту ночь, ему приснилось, что он находит огромные пещеры, набитые сокровищами, которые прятали пираты в течение пяти сотен лет.
Он был совершенно уверен, что сами пираты чувствовали примерно то же самое. Если можно было верить книгам - а начинало походить на то, что можно, - то создавалось впечатление, что пираты проводили всю свою жизнь собирая изумруды и золото в огромные сундуки с одной-единственной целью закопать их на каком-нибудь пустынном острове, населенном козами, и все это для того, чтобы вернуться много лет спустя, выкопать свои богатства, подраться из-за них, сложить о них песни и, наконец, вновь закопать их где-нибудь в другом месте. Он никогда не слышал, чтобы пираты тратили сокровища в свое удовольствие.
Джонатану пришло в голову, что ему было бы очень жаль делать с сокровищами что бы то ни было. Гораздо увлекательнее было бы оставить их на том же месте и возвращаться к ним каждые несколько лет, находить их заново, а потом проделывать что-нибудь этакое - рыться в сундуках, вопя как безумный, и пропускать сквозь пальцы цепи с драгоценными камнями и золотые монеты, ссыпая их в груды на полу. А вокруг, несомненно, будут мрачные свидетельства ужасной истории этих сокровищ - скелеты в треуголках, пронзенные кинжалами и расставленные в разных местах, чтобы нести караул. Как жаль трогать с места подобные сокровища - все равно что разрушить старинное, разваливающееся здание или срубить старое дерево.
На следующее утро Джонатан обсудил свою точку зрения с Профессором, но тот смотрел на вещи несколько иначе. Он сказал, что в Джонатане слишком много от поэта и он чересчур романтичен. С такими сокровищами можно много чего сделать. В целях развития исторической науки следует провести инвентаризацию и составить каталог, а учитывая общую природу всех сокровищ, большую их часть следует потратить на исторические изыскания и исследования.
Все это показалось Джонатану сплошной мурой, как выразился бы Теофил Эскаргот. Но впрочем, здесь, в Меркл-Холле, это было не так важно, - в конце концов, они же еще не нашли сокровища.
Повар Сквайра, преданный своему делу парень, почти такой же толстый, как и его хозяин, поднялся раньше всех остальных. Ему бы очень хотелось, сказал он, отправиться вместе с ними на поиски хозяина, но он не может. Это невозможно. Об этом нельзя даже думать. Однако, если они пошлют ему весточку о своем возвращении, он устроит им небольшой пир. Хотя стоило путешественникам увидеть приготовленные им завтраки, как они поняли, что попали на пир уже сейчас. На большом столе в столовой были расставлены вафли, яйца, ветчина, спелые апельсины, печенье, мед и вообще почти все, что можно было пожелать. Возможно, они поглотили всю эту еду быстрее, чем следовало, потому что Твикенгему не терпелось выступить в дорогу как можно быстрее.
В Бэламнию отправлялись пятеро: Джонатан, Профессор, Майлз, Буфо и Гамп. Ветка решил остаться в Холле. Он заверил остальную компанию, что у него руки чешутся 'задать' гному, но осталось совсем немного времени до того, как ему надо будет ехать на побережье с весенней продукцией их семейной фермы, чтобы вернуться с корзинами копченой рыбы.
Твикенгем и Тримп горели желанием подбросить их на воздушном корабле до самой двери в Белых Горах, но они также горели желанием не ходить дальше. Совершенно очевидно, что вся остальная компания вполне могла обойтись без двух эльфов, которые, как заметил Твикенгем, в последние сутки занимались в основном тем, что поедали припасы Сквайра.
На том и договорились. Путешественники взошли на борт корабля эльфов, захватив с собой небольшое количество припасов. Они решили не брать с собой много продуктов, надеясь на то, что в стране Бэламнии, где бы она ни располагалась, понимают, что такое золотая монета.
Воздушный корабль бесшумно взлетел в небо. Джонатан смотрел в иллюминатор на удаляющуюся землю. Меркл-Холл выглядел умело изготовленной игрушкой посреди окружающей зелени лугов. Стали видны фруктовые сады, посаженные ровными рядами вдоль полей, засеянных клубникой. Леса взбирались на холмы и сползали в сторону реки Ориэль, а когда корабль почти поравнялся с двумя белыми пухлощекими облачками, Джонатан увидел вдалеке и саму реку, узенькой ленточкой бегущую по долине к побережью. На северо-востоке поднимался дым, идущий, должно быть, со станции Ивовый Лес, а позади простиралось темное пространство Леса Гоблинов.
В конце концов они развернулись и понеслись на восток, к Белым Горам, оставив Меркл-Холл и фруктовые сады далеко позади. Сами горы, по мере того как воздушный корабль поднимался в рассветающее небо, казались все более высокими. Джонатан слышал бессчетное количество удивительных историй о Белых Горах, историй о племенах мистиков, которые жили в укромных высокогорных долинах, отрезанные от внешнего мира постоянными бурями, и делили свои пещеры и хижины со снежными обезьянами и белыми тиграми. В предгорьях же жили эльфы, которые скручивали добываемое ими серебро и стекло в чудесные игрушки и создавали невероятные магические машины, такие как воздушный корабль Твикенгема. По склонам гор, под входами в глубокие пещеры, тянулись деревушки гномов. Однако ни в предгорьях, ни в более высоких местах почти не было поселений людей. Ходили слухи, что в Белых Горах есть нечто магическое, что сводит людей с ума, как это случилось с мистиками.
Воздушный корабль, повторяя медленный изгиб небольшой зеленой долины, поднимался в предгорья. Горы были покрыты густым лесом и пронизаны ручьями, речушками и водопадами, которые устремлялись вниз, то появляясь, то исчезая в густых зарослях, а затем, на опушке леса, каскадами срывались в быстро бегущую реку, белую и зеленую в лучах утреннего солнца, и неслись дальше, в долину. Холмы, казалось, поднимались один из другого, и там, где первый из них закруглялся и ненадолго выравнивался, река замедляла свой бег и собиралась в небольшие озера, а потом слетала с очередного гребня и вновь мчалась вниз. На берегах этих озер стояли бревенчатые домики, которые выглядели такими мирными среди окружающих их лугов, что, казалось, были не менее значимой частью пейзажа, чем скалы, леса и сама река.
Высоко в горах река была значительно уже, но уменьшение в размере она восполняла энергией, стремительно падая со все более крутых склонов. Раз Твикенгем сделал круг над сбившимися в кучку домиками, и на окрестные луга высыпали эльфы, которые махали руками видневшемуся в голубом небе воздушному кораблю. По холмам бродили овцы и коровы, и Джонатану пришло в голову, что всю сцену внизу можно назвать идиллической.
Через несколько минут домики и эльфы остались позади, и вскоре после этого лес стал менее густым. Деревья, казалось, уменьшились в размерах и отодвигались друг от друга все дальше и дальше, и в конце концов осталось лишь несколько одиноких, разбросанных по склону кустов можжевельника, искривленных ветром и почти лишенных листьев. Потом деревьев вообще не стало - лишь клочки мха и трав, сдуваемых холодными ветрами и выщипываемых забредающими сюда время от времени лосями и оленями. Река внезапно исчезла в расщелине в скалах, появилась в нескольких сотнях футов выше и исчезла вновь.
Воздушный корабль пролетал между горными пиками, которые невероятным образом поднимались выше его, и Джонатан видел на утесах и отвесных скалах преследующую их крошечную тень. Среди скал то тут, то там появлялись шапки снега. Они расползались и росли до тех пор, пока вокруг не осталось ничего, кроме снега, остроконечных вершин и изломанных серых каменных глыб. Корабль скользил над поверхностью огромного ледяного поля, которое при солнечном свете отливало серебром. Когда он поднялся еще выше, лед засверкал, а за гигантским выступом, образованным из камня и льда, в ослепительных лучах солнца внутри ледника замелькали развернутые призматические вспышки, словно его прозрачные глубины скрывали и удерживали в себе мириады драгоценных камней: алмазов, изумрудов, сапфиров, рубинов, которые сияли сквозь лед тысячами ярких радуг.
Когда Джонатану начало казаться, что больше уже не осталось гор, над которыми можно подняться, они обогнули острый, как зуб пилы, пик и оказались в тени еще одной чудовищной пропасти. Создавалось впечатление, что горы следуют одна за другой до бесконечности и что каждый последующий хребет поднимается выше, чем предыдущий. Но после того как корабль поднялся над уровнем этой последней пропасти, перед ним, на расстоянии, которое казалось - и вполне могло быть - тысячей миль, простерлось
