Степан Сергеев ожидал в приемной. Климцов велел ему зайти. Сергеев стал у порога и с настороженным видом мял в руках свой бараний с кожаным верхом треух. Сергееву можно было дать, пожалуй, все шестьдесят. Тамара ошиблась. И борода у него седая, черноты почти совсем не осталось. Но он был еще крепок, с крупными руками. Носил резиновые бродни с подвернутыми голенищами, ватный костюм и поверх него брезентовую куртку. Глаза у Сергеева и впрямь смахивали на цыганские: темные, пронзительные. - Вызывали? - спросил Сергеев. - Вызывал. Подойди ближе. - Иван Данилович не пригласил рыбака сесть, и тот догадался, что предстоит неприятный разговор. Климцов вытащил из-под стола мешок и, вынув из него сверток, положил перед Сергеевым. - Это ты вчера принес? - спросил сухо. - Я, - ответил Сергеев. - Зачем? - Гостинец. Дай, думаю, подкормлю председателя. Человек он хороший, работы у него через край, а пища, верно, неважнецкая... А что? Не ладно сделал? Я ведь от чистой души. Климцова подмывало вскочить стукнуть по столу кулаком, накричать на этого неприятного ему мужика, который неизвестно почему вдруг вздумал его 'подкармливать', но он сдержался и спросил как можно спокойнее: - Значит, подкормить меня решил? Спасибо. Но такой подарок я принять не могу. И вообще никаких подношений не принимаю. - Мы ведь рыбаки, можно нам немного и для себя... У хлеба не без крох, неуверенно произнес Сергеев. - Не то говоришь. Что тебе нужно от меня? - Да ничего. Ей богу ничего. Я вас уважаю, вот и принес. От всей души. - Не то, не то, Сергеев! Ты туману не напускай. Где взял рыбину? - Так я ж на тоне неделю сидел... - Значит, там украл? - Ну вот, сразу и украл... Пошто так, Иван Данилович! Я ведь ловил. Ну взял одну: дай- ко, думаю, отнесу председателю. Он в этом году свежей семги, наверное, не пробовал... - Не то, не то, Сергеев. Чего хотел добиться этой подачкой? - Да ничего не хотел! - взорвался вдруг рыбак. - Ну вот что: возьми рыбу и сдай на приемный пункт. Квитанцию потом мне покажи. Понял? - Как хошь, - уныло сказал Сергеев. - Все. Иди. Степан поморщился, словно съел горькую пилюлю, торопливо опустил рыбу в мешок и, не попрощавшись, вышел. Иван Данилович сорвался со стула и забегал по кабинету, давая выход своему раздражению. Наконец он поостыл, успокоился, махнул рукой: 'Да ну его к дьяволу!' В кабинет вошла Фекла. - Здравствуй, Иван Данилович. Пришла я доложить тебе о происшествии на ферме. - Еще чего? - Климцов глянул на нее, набычившись. - Какое такое происшествие? - Да сторожа выгнала с работы. Трифона Сергеева. - За что? - Напился. Чуть коровник не спалил. Прошлой ночью мне не спалось. Дай, думаю, добегу до фермы, проверю, как там... Захожу во двор - дымом пахнет. Напугалась, сунулась туда-сюда - огня не видно. Побежала в котельную - там всегда сторож сидит. Открыла дверь - матушки мои. Дым как шибанет в лицо, да такой едучий, словно бы от тряпок... А Трифон разлегся на полу и храпит. И сбоку у него какая-то одежка тлеет, и фуфайка на нем вроде бы занимается. Ну, растолкала его. Сел да как завопит спросонья: 'По-жа-а-ар!' А я схватила ведро воды и вылила на него. Очухался. 'Что это ты, спрашивает, Фекла, воду на меня льешь?' - 'Ватник-от у тя зашаял, пьяница несчастный, отвечаю. - Опять, видно, с цигаркой заснул!' А он мне: 'Я курил осторожно...' А от самого винищем несет. Ну я его взашей и вытолкала с фермы, и сама дежурила до утра, до прихода доярок. - Фекла помолчала, перевела дух. - Днем он вчера приходил, каялся, божился, что пить не будет, но у меня больше веры ему нет. Такой сторож мне не надобен. Назначьте другого. Теперь Климцов сообразил, почему приходил к нему с дарами брат Трофима Степан. - Все понятно! - Как не понятно, Иван Данилович, - с живостью подхватила Фекла. - Пьяницу держать нечего. Надо непьющего да некурящего. - Понятно, понятно, - кивнул Климцов. - Согласен с вами. Трифону и раньше были замечания, я помню. Ну а кого назначим? Кто у нас из старой гвардии мог бы пойти в сторожа? - Да, право, не знаю... Пожилых людей немало, да не всякий на эту работу гож. А кто и подойдет - согласится ли? Ночами дежурить нелегко. Вот, к примеру, Ермолай. Ему сторожить будет трудно. Возраст, да и здоровье... - Это тот Ермолай, у которого Суховерхов квартирует? - Он самый... Ну вот еще Дмитрий Котовцев, - назвав эту фамилию, Фекла чуточку смутилась: уж очень много неприятных воспоминаний было связано с этим человеком. - Но тот еще мужик крепкий, и пока не на пенсии. А если взять Немка, - продолжала она размышлять вслух, - тот ничего не слышит. Какой из него сторож? А вот, кажется, подходящий человек... Семен Дерябин. Я с ним в войну на тонях сидела. Теперь он на пенсии, дома. Только стар. Уж поди за семьдесят. Ежели бы согласился, лучшего сторожа не надо. Есть, правда, у нас еще пенсионер, - мелькнула у Фекла озорная мысль. - Панькнн. - Ну это, пожалуй, не та кандидатура, - Климцов деликатно кашлянул. - Не гоже заслуженного председателя, ветерана и организатора колхоза в сторожа сватать. Обидится, да и мы проявим бестактность... - А добрый был бы из него сторож! - звонко рассмеялась Фекла. - Под моим-то началом! Я бы уж ему и поблажку дала, подушечку из дому принесла: мол, вздремни, Тихон Сафоныч, часок - ферма от этого не пострадает, коли все тихо, спокойно, да засовы надежные... Климцов тоже посмеялся, но сказал уже серьезно: - Остановимся пока на Дерябине. Если с ним не договоритесь, тогда будем еще искать. - Ладно, схожу к нему. - Погодите, Фекла Осиповна, - остановил ее председатель. - В старый коровник мы все же решили электродоильные аппараты не устанавливать, но на днях заложим новый. - Вот как! - обрадовалась Фекла. - Это куда как хорошо! И когда построите? - Думаю - к весне будущего года. - Долгонько. Ну да ладно, стройка у нас не одна. Когда Фекла ушла, Иван Данилович, вспомнив о Сергеевых, окончательно утвердился в том, что Степан приходил к нему просить за брата. Работа сторожа, хоть и не очень заметная, давала ощутимую прибавку к пенсии. 'Брат погорел, так ему защитник нашелся. Хотел поймать меня на крючок! Дудки!' Семен Дерябин, хотя был уже и стар, и частенько прихварывал, все же согласился подежурить на ферме. Фекла успокоилась: нашла сторожа. На улице она встретила Климцова и сказала ему об этом. - Вот и ладно, - одобрил Климцов. - Я завтра полечу в Мезень на бюро райкома. По сельскому хозяйству отчитываться. Нужны будут сведения по ферме за полугодие. - Хорошо. Приготовлю, - пообещала Фекла.
Над сведениями за полугодие она корпела дома весь остаток дня. Кажется, ничего сложного - привести в систему показатели по удойности на корову, по группам и в целом по ферме, высчитать среднюю жирность молока, отразить на бумаге 'движение стада', то есть указать, сколько было и сколько стало коров, быков, телок и бычков, какое количество молодняка поставлено на откорм да сдано государству на мясо. Все эти показатели она знала наизусть, были записаны они у нее в тетрадку, которую она постоянно носила в кармане. Но привести это в стройную систему на бумаге оказалось для нее сущей мукой: как-никак образование всего три класса, да и много писать до работы на ферме ей не приходилось. Даже писем посылать было некому. Шариковая ручка непривычно скользила в пальцах, но Фекла старательно выводила буковку к буковке, циферку к циферке, чтобы председатель мог все хорошо понять и не ошибиться, когда будет держать ответ в райкоме. * * * Фекле очень хотелось сходить по ягоды. Уже поспела черника, скоро будет и морошка. Больших заморозков в начале лета не было, и ягодники сохранили цвет. А раз цвет уцелел, будет и плод. Идя утром проторенной дорожкой на ферму, Фекла видела, как в тундру, к озерам тянутся старухи, детишки, молодухи. Она даже не помнила, когда ходила по ягоды последний раз. Все дела удерживали. Да и не хотелось нежелательных пересудов: вот, дескать, Зюзина бросила ферму и убежала по ягоды... Но наконец Фекла все же решилась выбраться в лес. В субботу особенно тщательно проверила, все ли в порядке на скотном дворе, а воскресным утром взяла корзинку и пошла. Был солнечный день. Холодноватый восточный ветер освежал лицо, с губы доносились запахи моря. Фекла шагала быстро по бурой торфянистой тропке, огибая бочажки с водой, ощущая необыкновенную, давно не испытанную легкость во всем теле. До небольших озер, окруженных кустарником и низкорослыми березками, было рукой подать. Вскоре Фекла вышла к озеру Глубокому и стала брать чернику. Быстро наполнила корзинку и поспешила домой. Перекусив и высыпав ягоды на холстину, она решила сходить к озеру еще раз. По пути заглянула на ферму справиться, увезли ли молоко после утренней дойки. Но второй раз быстро набрать корзинку не удалось: пока Фекла ходила домой, ягодницы порядком обобрали кусты. И когда корзинка снова наполнилась, солнце уже коснулось края земли. Ветер поутих, стало спокойно и тепло. Фекла огляделась вокруг и поразилась глубине неба и шири горизонта, который полукружьем охватывал тундровую даль. Над озером летела гагара, она то опускалась на воду, то поднималась, и Фекла видела, что крылья гагары снизу подбиты золотистым пухом, который искрится и будто просвечивает насквозь от лучей солнца. Спокойная заря отражалась в воде, и казалось, было две совершенно одинаковые зари, разделенные полоской дальнего кустарника. У берегов озера покачивался камыш, на мелководье вода рябила, и сквозь нее был виден мелкий песок. Фекла села у самой воды, сняла платок, поправила волосы и долго сидела неподвижно, словно и сама стала частицей этой удивительной неброской природы. Она думала о том, что редко выходит в тундру, все у нее работа да домашние дела, а полюбоваться всем тем, что вокруг, и отдохнуть некогда. Ведь в общении с природой человек обретает состояние покоя, равновесия и душевной чистоты, очищается от всего наносного, суетного и мелочного. Фекла тихонько вздохнула и поднялась с кочки. На пути домой она свернула чуть влево, к другому озеру - Тихому, что было неподалеку. В детстве она любила ходить к нему с девчонками.
