Очень уж заманчиво поблескивало оно в просветы между березками. Вода в нем прозрачная, чистая-чистая. Пить ее из пригоршни сущее удовольствие - и не хочешь да напьешься... И вот теперь ей захотелось поглядеть, как в озере Тихом колышется на заре розовая вода, как шуршат у берегов зеленовато-желтые камышинки, как с поверхности воды взлетают чайки, кружат над озером и тоскливо кричат: 'Кили-и... кили- и!' Фекла пробралась через кусты и, придерживаясь за корявую сучковатую березку, зачерпнула воды рукой и глотнула её, ощутив холод во рту. Озеро лежало перед ней в зеленом березовом ожерелье. Внизу, в камышах, стал наслаиваться легкий туман. Просветленная вышла Фекла на тропку, что вела к дому, и тут увидела между деревцами рыболова. С длинной удочкой он зашел по мелководью в резиновых броднях далеко в озеро. На голове у него была соломенная шляпа. Шляп в Унде не носили, и Фекла решила, что это, наверное, какой-нибудь командированный. Но когда рыболов повернул голову, она узнала Суховерхова. Фекла слышала, что после окончания учебного года Суховерхов собирался съездить на родину в Липецкую область. Значит, он уже вернулся. Она спустилась к воде и окликнула: - Леонид Иванович! Он быстро обернулся и, узнав ее, вышел на берег. В одной руке Суховерхов держал удочку, в другой нес прозрачную полиэтиленовую сумку, в которой виднелось несколько рыбешек средних размеров. - Ловится рыба? - спросила Фекла. Суховерхов поздоровался и повыше поднял сумку. - Вот, окуни. Тут, кроме них, другой рыбы, видимо, нет. Да и окуни держатся в глубине, на дне ямы. Если бы не такие сапоги, не поймать бы ни хвоста. - А вы не свалитесь в яму? - Я осторожно. Дно удилищем щупаю... Суховерхов бережно опустил сумку на траву, рядом положил удочку и, подвернув голенища сапог, пригласил Феклу сесть на старый обрубок дерева возле кострища. Трава уже покрывалась росой, и Суховерхов, наломав веток, сел на них. - Какие крупные ягоды, - сказал он, заглянув в корзинку Феклы. - Ешьте, не стесняйтесь. Суховерхов осторожно взял сверху немного ягод. - - Вкусные! - зажмурился он. - Сладкие и холодные. - Ешьте вволю. У меня дома еще есть. Я уж здесь сегодня второй раз. Вы на родину ездили? - спросила Фекла. - Ездил... Суховерхов рассказал ей про свою поездку, про то, как, прибыв в родной город, с трудом нашел старых знакомых. - Все там изменилось, - грустно заметил он. - Родных у вас там не осталось? - Никого. Посмотрел я, как там живут, и уехал. - Вам бы на юг, на курорт! - сказала Фекла. - Не люблю курортов. Там все искусственное. - Как это? - Ну, здания, парки, дорожки, газоны, пляжи - все сделано по плану, как бы по линеечке... В огромных зданиях напичкано людей, выходят они на обнесенные проволочными сетками пляжи и лежат там днями изнемогая от жары, духоты и тесноты... Нет, плохо на курортах. Тесно. И весь комфорт, хоть и современный, какой-то казенный, стандартный... - Я никогда не была на курортах, - призналась Фекла. - И не надо! - с живостью подхватил Леонид Иванович. - Здесь лучше всякого курорта. Одни озера чего стоят! Ширь, красота, раздолье! Дышится легко. Он отодвинул от себя корзинку с ягодами. - Вдоволь наелся черники. Спасибо вам. Фекла, заметив, что не только рот у него стал черным, но и подбородок и щеки измазаны соком, достала из кармана чистый платочек. - У вас все лицо в ягодах. Утритесь. - Правда? - Он послушно взял платок и стал вытирать губы. - Теперь как? Вместо ответа она взяла у него платок, намочила его в озере и отжала. А затем влажным платочком осторожно провела по подбородку и щекам. - Теперь ладно. Удить будете? - Да нет. Пожалуй, хватит. Суховерхов посмотрел на закат. Солнце стойло совсем низко над горизонтом. В летнюю пору оно здесь почти не заходило. Фекла смотрела на Суховерхова выжидательно, и он поймал этот взгляд. Еще с того вечера, с именин, он почувствовал влечение к этой женщине и все к ней присматривался. Нравилась ему уверенность в ее взгляде, осанке, походке. Нравилось то, что она прекрасно знала себе цену и то, чего хочет от жизни. Фекла выглядела намного моложе своих лет, и во внешности, и во всем ее поведении чувствовалась сдержанная, зрелая сила. Суховерхов молчал, сидя на влажных от росы ольховых ветках, и думал о ней. И Фекла думала о том, что вот этот скромный, немолодой уже мужчина мог бы стать ее спутником в оставшейся жизни. Он, пожалуй, ей нравился, хотя Фекла и не разобралась еще до конца в своих чувствах. Но не поздно ли в ее годы строить семью? Ведь в ее жизни уже наступает осень - с дождями, листопадом, с холодными туманными рассветами и печальными и темными вечерами. Она прервала затянувшееся молчание: - Идемте домой. Поздно. Уже и роса выпала. Суховерхов поднялся и помог ей встать. Фекла шла впереди и все время чувствовала на себе его взгляд. Он волновал, тревожил ее, однако она не оборачивалась. Лишь когда они вошли в уснувшее село, Суховерхов поравнялся с Феклой и сказал: - Сейчас бы сварить свежую уху! Но мой хозяин, конечно, спит. - Ермолай-то? Спи-и-ит. - Замечательная была бы уха! - мечтательно произнес Леонид Иванович. - Идемте ко мне! Я затоплю плиту и сварим... - предложила Фекла. Дома она принесла дров, растопила плиту, поставила воду в кастрюле и принялась на столе чистить окуней. Работа в ее руках спорилась. Дрова в плите весело потрескивали, в неплотно прикрытую дверцу выплескивались огоньки, пахло смолистым дымком от бересты. - Картошки положить? - спросила Фекла. - Пожалуй, нет. От нее утратится вкус настоящей ухи. Если положить картошки, то это будет уже не уха, а рыбный суп, - пояснил Леонид Иванович. - Лаврового бы листика... - Положу лавровый лист. И луку, да? - И луку, если есть. - Есть. Как же нет? Вскоре в избе вкусно запахло свежей ухой. Фекла разлила ее по тарелкам, нарезала хлеба, поставила солонку и пригласила гостя к столу. - Пожалуйте кушать, - улыбнулась она ласково. Суховерхов, заботливо переобутый в теплые валенки, сел за стол и стал есть, обжигаясь и похваливая поварское искусство хозяйки. Потом они пили чай, а после чая Леонид Иванович еще посидел, покурил и, уже подремывая, все смотрел, как в полусвете белой ночи вырисовывается перед ним округлый овал лица Феклы. - Надо идти, - сказал он, погасив папиросу. - Как хотите, - ответила Фекла и мизинцем стала смахивать со стола маленькую хлебную крошку. - Вы сказали: 'Как хотите'. А если... А если я останусь? - неуверенно спросил он. - Оставайтесь, - сказала Фекла и тихо, взволнованно вздохнула...
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
Из райцентра Климцов вернулся не один. С ним прибыли секретарь райкома Шатилов и председатель рыбакколхозсоюза Поморцев. Иван Данилович повел их в правление, в комнату приезжих на втором этаже. Оба руководителя, районный и областной, приехали сюда, чтобы ознакомиться с хозяйством, посмотреть, как ведет дела молодой председатель, поговорить с людьми и, если потребуется в чем-то помощь, оказать ее. Но помимо этого у каждого из них была и своя особая задача. Шатилова интересовало состояние партийной работы в колхозе. Он хотел выяснить, не пора ли заменить секретаря парторганизации более молодым, энергичным работником. Митенев - опытный человек, в райкоме его ценили, однако возраст у него был уже пенсионный. Поморцев хотел поделиться с колхозными зверобоями своими планами реорганизации промысла, причем реорганизации существенной, но пока еще не проверенной на практике. Он давно вынашивал идею такой реорганизации, несколько лет готовился к ее внедрению, и теперь ему хотелось знать мнение колхозных промысловиков на сей счет. ...Несколько лет назад Поморцев вылетал на вертолете на разведку тюленьих стад. По времени зверь должен был появиться в Белом море, но погода была плохая, метелило, и найти его было нелегко. Моторную зверобойную шхуну, вышедшую на промысел, затерло во льдах, и надо было ее тоже разыскать. Вертолеты тогда еще только начинали завоевывать северное небо. Машина, на которой летели, была небольшая, из первых выпусков, но, несмотря на непогоду и слабую видимость, пилот вел ее уверенно. Из кабины Сергей Осипович видел внизу торосистые ледяные поля и меж ними небольшие водные пространства. Мела поземка, временами полыньи затягивало белой движущейся пеленой. Поморцев всматривался во льды, искал тюленьи лежки и простым глазом и в бинокль. По законам миграции тюлени должны были в это время находится в горле Белого моря. Ветер дул порывами, пилот следил за работой мотора, за приборами и в то же время нетерпеливо поглядывал на Поморцева, ждал команды повернуть обратно. Но вот Сергей Осипович заметил внизу небольшую темную точку. Пилот пошел на снижение, и вскоре они разглядели, что под ними зажатая во льду шхуна. Поморцев знал, что корпус у такой шхуны деревянный, с тонкой ледовой обшивкой. 'Не раздавило бы судно.!' - подумал он. По его просьбе пилот 'завесил' машину над шхуной, и тогда Сергей Осипович увидел примерно в полукилометре от судна туши битого зверя на льду. Между льдиной, где они лежали, и льдом, окружающим шхуну, виднелась полоса воды. 'Значит, зверя набили, а собрать не смогли из-за непогоды', - с досадой отметил Поморцев и спросил пилота, нельзя ли опуститься на лед возле шхуны. Пилот кивнул и стал кружить, примериваясь, где удобнее сесть. Ветер вроде бы поутих, а льдина была большая и крепкая, и они без особых осложнений приледнились. Сергей Осипович спустился по стремянке на лед и побрел по глубокому снегу к борту шхуны. В каюте капитана, куда его провел вахтенный, было тепло и уютно. Капитан Дмитрий Моторин, рослый, широкоплечий и рыжеватый, расхаживал по ковровой дорожке в домашних тапочках и, видимо, нервничал. Поморцев удивился, почему он не вышел на палубу на шум вертолета. 'Впрочем, это человек себе на уме и со странностями', - решил он. - Садись, Сергей Осипович, - предложил капитан. - Сейчас с камбуза принесут кипяток, заварим кофе... По рюмочке выпьем... Садись, садись! - Спасибо, - ответил Поморцев, - Чаи-кофеи мне распивать некогда. Чего по каюте