пяльцах. В избе было тепло, аппетитно пахло чем-то печеным или жареным. Леонид Иванович тихо прикрыл за собой дверь. - Добрый вечер, Фекла Осиповна! Фекла положила пяльцы на подоконник, подошла к нему и подала руку. - Здравствуйте, Леонид Иванович! Рада вас видеть. Он пожал ее руку деликатно и многозначительно. Но обращение Феклы к нему на 'вы' привело его в некоторое смущение. - Что же вы, будто аршин проглотили? - усмехнулась Фекла. - Проходите, садитесь. Я самовар поставлю. Долго не появлялись... Я уж думала - забыли про меня... Взявшись за самовар, который стоял на табурете возле плиты, она метнула на Леонида Ивановича радостный взгляд, и он, поймав его, сразу приободрился. - Дорогая Фекла Осиповна... - торжественно произнес Суховерхов, не сходя с места и по-прежнему держа портфель в руке. Фекла поставила самовар на пол, сняла крышку и недоуменно посмотрела на него. - Да садитесь же. Почему это вы сегодня такой торжественный? - Я пришел сказать вам, Фекла Осиповна... Словом, прошу вас, будьте моей женой! Фекла чуть отступила, выставив вперед руку, словно останавливая его этим жестом: 'Погодите, не говорите ничего больше'. Потом, машинально поправив прическу и наконец овладев собой, подошла к Суховерхову и сняла с него мягкую шляпу, отобрала портфель. Шляпу повесила на гвоздик, портфель поставила на лавку, а Леонида Ивановича усадила на стул. - Вот так. Теперь можно и потолковать. Что это вы такое там сказали у порога? Я не расслышала... - Я прошу вас стать моей женой, - повторил он и добавил мягко и доверительно: - Я вас полюбил... Фекла молча стояла перед ним. Правду сказать, она немного растерялась, хоть и была женщиной находчивой. Да и предложение это в общем-то не явилось для нее неожиданностью. Она частенько подумывала о том, что Суховерхов рано или поздно беспременно потянется к домашнему теплу. Так оно и вышло. Но когда он произнес ожидаемые слова, Фекла не нашлась, что ему ответить. - Ой, самовар-то! Простите... Я сейчас... - спохватилась она. И пока наливала самовар, клала в него уголья, опускала зажженные лучинки, а потом ставила жестяную трубу, в голове у нее вился рой мыслей: 'Что же ему ответить? Ах, боже мой! Человек пришел с открытой душой, а у меня и слов нет...' Наконец она решилась: - А вы, Леонид Иванович, хорошо все обдумали?- спросила напрямик. Теперь, когда главное уже было сказано, Суховерхову стало легче. - Да, Фекла Осиповна, я все обдумал. Она вздохнула и продолжила с некоторым сожалением: - Я уж не молода. Вам бы нужна подруга жизни помоложе... - Никто другой мне не нужен. - Ну что ж... спасибо... Но, как бы вам сказать, чтобы вас не обидеть... Я ведь уж старею. Вы моложе меня... - Давайте, не будем говорить об этом, - попросил он. Она взглянула на него благодарно и отозвалась очень тихо, так, что он едва расслышал: - Как хотите. Не будем, так не будем. Только... только я не знаю, смогу ли стать матерью... - она вся напряглась, словно пытаясь преодолеть сильную внутреннюю боль, но сказать о таком щекотливом деле сочла просто необходимым. - И об этом не будем говорить. Я просто хочу, чтобы вы были со мной рядом до конца... С вами будет тепло, радостно. Я знаю. - Вы так думаете? - Я уверен в этом. - Милый ты мой! Учитель! - точно вырвалось у нее из души, но Фекла сдержала себя и спрятала вспыхнувшее румянцем лицо, снова склонившись над самоваром. Затем они пили чай, угощались массандровским вином. Фекла усиленно потчевала Леонида Ивановича, а он благодарил и все ждал от нее ответа. Но Фекла все время словно бы уклонялась от окончательного решения, и Суховерхов начал тревожиться. От волнения он даже выпил лишнюю рюмку, и голова у него закружилась. Пришлось приналечь на закуску и выпить крепкого чаю. Когда Леонид Иванович собрался уходить, Фекла подала ему шляпу, смахнув с нее воображаемую пыль платочком. - Вы так и не дали мне ответа, Феня... - робко напомнил Суховерхов. Она провела рукой по его волнистым русым волосам. - Раз вы хотите жениться на мне и думаете, что вам со мной будет хорошо, то я согласна. Лишь бы вам со мной было хорошо... Потом посмотрела ему прямо в глаза и степенно, по-старинному, поцеловала в губы. - Ну вот. Теперь идите... И когда Леонид Иванович ушел, накинула полушалок и тоже вышла на улицу. Постояла на крыльце, счастливо улыбаясь, и побрела по тропинке к реке. Берег был неподалеку. На обрыве лежал большой, вросший в землю камень. Фекла вспомнила, как здесь, напротив камня, мужики, среди которых был и ее отец, грузили перед самым приливом карбас. А когда начался прилив, карбас отчалил и пошел к шхуне, стоявшей в устье. Отец, сидя в корме, у правила, обернувшись, помахал им с матерью рукой. А потом, сутулясь, отвернулся и стал смотреть вперед. Мать взяла ее за руку и повела домой старательно пряча слезы, вызванные расставанием. События давних лет со всей отчетливостью воскресли в памяти Феклы. Взгляд ее устремился в сторону устья, которое расширялось и вливалось вдали в губу. В левой стороне залива невидимо отсюда над морем высокий обрыв Чебурай. Берег Розовой Чайки... Фекла вспомнила войну, то, как она ловила семгу с Семеном Дерябиным, и в сердце шевельнулась грусть... А Суховерхов в это время вернулся домой совершенно счастливый. Едва переступив порог, он уткнулся лицом в жидкую стариковскую бороду Ермолая, и тот сразу понял, с какими вестями вернулся его постоялец. - Когда свадьба-то? - Скоро. Очень скоро будет свадьба.
2
Женитьба эта порядком взбудоражила село. Кто бы мог подумать, что Зюзина на склоне лет выйдет замуж, да еще и жениха отхватит такого, что многим на зависть: человека образованного, директора школы. Имена жениха и невесты вертелись у баб на языке целую неделю. Известное дело, людская молва, что морская волна: начнет бить в берег - только держись, а как ветер утихнет и нет ее, улеглась. Как водится, позлословили: - Вспомнила Фекла свой девишник... - Опоила приворотным зельем Суховерхова, вот и присох к ней. - Леонид-то Иванович женился, как на льду обломился: Фекла-то уж не первой молодости невеста, и чего он сунул шею в хомут? Высказывались и другие мнения: - Фекла - баба золотая. Директору повезло. - Не она, так до смерти и ходил бы бобылем. Правильно сделал: без жены, как без шапки. 'Клад да жена на счастливого'. Все эти суды-пересуды происходили, как водится, по-за глаза. В открытую даже недоброжелатели не решались осуждать Зюзину и Суховерхова: 'Что ж, оба они - люди свободные, а годы уходят. Нашли друг друга - и ладно, пусть живут с богом'. А старые друзья Зюзиной - те просто были довольны, что Фекла Осиповна наконец-то устроила свою судьбу, выходя замуж за Суховерхова. Родион Мальгин, регистрируя в сельсовете их брак, сказал Фекле: - А помнишь, Феня, как ты везла меня в санях после госпиталя? Помнишь, как сожалела, что не нашла своего суженого? Вот теперь и нашла. Живите в любви да в согласии! И Панькин, когда Фекла пришла звать его на свадьбу, расчувствовался и признался: - Женитьба ваша, Фекла Осиповна, не случайна. Ведь я еще тогда, в твои именины, решил: быть вам вместе. Вот и вышло по-моему. Так или не так? - Так, так Тихон Сафонович, - прослезилась на радостях Фекла. - Вы, правду сказать, во многом определяли мою судьбу. Спасибо вам! - Она помолчала, успокоилась и уже по-деловому добавила: - Мы не будем делать большую свадьбу. Я приглашаю только самых близких. - Хорошо. Мы с женкой придем непременно. Фекла ушла от Панькина грустная, потому что выглядел он неважно: лицо бледное, с нездоровой рыхловатостью, ходил по избе осторожно, словно боялся поскользнуться. И хоть бодрился и шутил Тихон Сафоныч, Фекла отметила про себя, что бывший председатель сильно сдал: укатали сивку крутые горки. А вот Киндяков и с возрастом не накопил жирка, был жилист, цепок к жизни. Борода у него задорно торчала вперед, и ходил он довольно резво. 'Сухое дерево дольше скрипит. Дай бог ему здоровья', - не раз желала мысленно Фекла. К известию о ее замужестве Дорофей отнесся с одобрением. - Давно, Феня, надо было найти тебе свой причал. Вот и нашла. Живи счастливо и благополучно! - Спасибо, Дорофеюшко, - поблагодарила его Фекла. Однако от своих обычных подковырок Дорофей все же не удержался: - Давно ли крутите любовь-то? - будто между прочим поинтересовался он. Фекла ответила уклончиво. - Значит, по пословице: 'Была бы постелюшка, а милой найдется?' Девице положено согрешить, иначе ей не в чем было бы каяться... Фекла довольно чувствительно ударила его кулаком по спине. - Ох и шуточки у тя! Язык бы отсох! Правду говорят - горбатого могила исправит. - Неужто обиделась? - с невинным видом спросил Дорофей., - А ежели эдак мужа будешь лупить - так он долго не протянет. Вдовой останешься. - Мужа я буду колотить полегче. А обижаться на тебя грех. Ты у нас святой, Дорофеюшко! Весь век прожил с Ефросиньей и ни разу ей не изменил. Бабы, что иной раз дерутся с мужьями-гуленами, тебя всегда в пример ставят. - Ишь ты, как сказанула! Не знаю уж, то ли благодарить тя на добром слове, то ли обозлиться? - Благодари, Дорофеюшко, потому как я сказала тебе сущую правду. - Ну спасибо, спасибо, - рассмеялся Дорофей. - Только этим ты, Феклуша, вроде как мою мужскую честь задела... - Всяк честен своими заслугами. Ладно, приходи в гости, обмоем наше бракосочетание. - Приду, приду. Кто знает, может, боле и не гуливать на свадьбах-то? Старею я, Феклуша. А ты молодец! Про деток не забудь, - нравоучительно напомнил Дорофей. - Родить надобно помора! - Это уж как получится... - улыбнулась Фекла. Праздничное настроение ее неожиданно нарушилось: в самый канун свадьбы умерла Авдотья Тимонина. Давняя недоброжелательница Зюзиной, она даже смертью своей словно хотела испортить ей светлый праздник замужества... Сколько раз бывало вгоняла она Феклу в слезы, сколько сплетен распространяла про нее по селу. Что поделать, когда зависть творит свое черное дело: хоть бисером рассыпься, а не заслужишь от завистника доброго слова.
