— Наше странствие по диким чащобам подходит к концу, — аримасп не скрывало своей радости. — Больше не нужно вздрагивать при каждом шорохе, никто не бросится на тебя из-за дерева. Дня через три- четыре мы выйдем на большой торговый тракт, а там… — Аримасп зажмурился, как сытый кот, — скоро начнутся земли уважаемого тирана.
— Однако какая нужда привела тебя к моему костру, почтенный? — неприветливо спросил Александр.
— Это верно, нужда, — устало согласился колдун. — Чем дальше от опасностей, тем больше забот.
— Темен смысл твоих слов, почтенный.
Манайя воровато оглянулся, убедился, что их никто не подслушивает, и полушепотом спросил:
— Чем занят Гелайм? Что он тебе говорил?
— Не мое это дело, следить за начальником стражи, — уклончиво возразил Александр. — Да и как понять твои слова? Ты ему не веришь?
Манайя рыдающе вздохнул.
— Мы боимся, что наш поход к ойкам станет последним. Ведь покойный Торгейр осквернил их святилище, вырвав глаза каменным кошкам. Ойки не простят нам этого, если мы не вернем изумруды на место. Марг-кок уже сказал, чтобы мы больше не смели показываться в Ит-Самарге. Но Айзия надеется, что он сменит гнев на милость, если мы вернем похищенное сокровище. Ведь ты же знаешь, что глазами статуи служили не простые камни, а небесные смарагды. Они стоят больших денег, но никто ради единичной выгодной сделки не станет рушить налаженную торговлю.
— Почему ты спрашиваешь об этом у меня?
— Выяснить все, касательно смарагдов мне поручил Айзия. Кроме тебя и Гелайма из похода к серебряной горе больше никто не вернулся.
— Ты полагаешь, что их похитил Гелайм?
— Да.
Александр вспомнил, что начальник стражи действительно перехватил кожаную сумку Торгейра. Но вот лежали там смарагды или нет? В этом не было ни малейшей уверенности. И вообще, стоит ли вмешиваться в дела аримаспов, которые Александра совершенно не касаются? С недавних пор он начал серьезно жалеть, что послушался Древолюба и связался с этими сомнительными торговцами. А здесь еще человек с двумя лицами Гелайм. Кто же он такой? И он заступался за Александра… Единственное, что Александр решил для себя совершенно определенно — помогать Манайе не следует ни при каких обстоятельствах. Чем больше у него хлопот, тем лучше для Александра.
И он решительно ответил:
— Я ничего не знаю и ничего не видел. Но вполне допускаю, что Гелайм мог их похитить, однако утверждать это категорически не рискну.
— Жаль, — вздохнул Манайя. — Мы очень рассчитывали на твою помощь.
— Сожалею, что не оправдал ваших надежд, — лицемерно посокрушался Александр.
Он заметил, что Ратибор сидит, завернувшись в плащ, и внимательно прислушивается к разговору.
— Какое еще у тебя дело ко мне? — поинтересовался Александр, видя, что Манайя не намерен уходить.
— Не к тебе, а к твоему попутчику.
Если бы Александр не сидел, он определенно рухнул бы наземь от неожиданности.
— К Ратибору?!
— Да.
— Можешь не утруждать себя, — вмешался Ратибор. — Ведь ты заранее знаешь мой ответ.
— Но ведь я и спросить-то ничего не успел, — заюлил Манайя.
— Я превосходно знаю, что тебя интересует.
— Тогда почему ты отказываешься?
— У нашей земли своя дорога.
Александр растерянно хлопал глазами, ничего не понимая. Сейчас он казался себе слепым, которого не слишком заботливо ведут по лесу, где он то и дело налетает лбом на деревья.
Аримасп картинно воздел руки к небу.
— Это безумие! Это просто безумие! Почему ты отталкиваешь руку друга? Сейчас вашей земле со всех сторон грозит множество напастей. Бусурманы, варяги, турский султан и немчины… Не пересчитать всех, имя им легион! Разве не следует в судьбоносный момент слить воедино силу меча и силу золота?
— Этот сплав не будет обладать ни крепостью булата, ни блеском монет. Ничего хорошего из твоей затеи не получится.
— И все-таки трижды подумай, прежде чем отвергнуть помощь, предложенную вовремя. Ваша земля лежит в самой середине мира, в его сердце, и судьба Рутении определяет судьбы всего мира. Нет ничего важнее для Поднебесной, чем спокойствие и процветание этой земли. Все металлы и камни лежат в ней, она столь велика и обильна…
— Вот именно! — отрезал Ратибор.
Манайя звучно захлопнул рот и умолк. Потом грузно встал.
— Ты еще пожалеешь об этом, щенок! — бросил он, уходя.