встретиться лично. Лисянский писал в дневнике: 'Вашингтон обласкал меня таким образом, что я по гроб жизни моей ему остаться благодарным и всегда сказать, что не было на свете величее мужа сего: простота его жизни и благосклонность в обхождении таковы, что в одно мгновение поражают и удивляют чувства'5.
К сожалению, красочные детали беседы Лисянского с Вашингтоном, приводившиеся в литературе 6, являются, по всей видимости, вымышленными. Ни в бумагах Вашингтона в США, ни в дневнике Лисянского какого-либо конкретного упоминания о беседе русского моряка с президентом США и тем более о ее содержании не обнаружено 7.
Можно лишь предположить, что русский моряк встретился с Вашингтоном в каком-то общественном месте, собрании или на приеме, но никаких конкретных свидетельств об этом, кроме приведенного выше отрывка из дневника самого Лисянского, не сохранилось. Отметим также, что молодой моряк побывал в гостях у многих рядовых американцев, в том числе филадельфийских квакеров, которых он нашел 'гораздо ласковее других к чужестранцам, что же касается женского полу, то оный в приветливости не токмо не уступает никакому месту, но даже превосходит многие'8.
Самым важным и примечательным событием в ранних русско-американских контактах остается, однако путешествие в Соединенные Штаты Федора Васильевича Каржавина (1745-1812), которое давно уже привлекало внимание исследователей 9.
Ф. В. Каржавин родился в семье богатого петербургского купца, получил блестящее европейское образование и редкий по разнообразию жизненный опыт, пройдя, как он говорил, 'сквозь огонь, воду и землю'. Не без некоторых оснований, хотя и с очевидным пре-{130}увеличением, Каржавин писал, что 'объехал 3/4 света', и даже считал себя чуть ли 'не меньше Кристофора Колумбуса'. Судьба оказалась явно несправедливой к этому смелому, разносторонне образованному и способному человеку: в его жизни было слишком много крутых перемен, тяжелых лишений, семейных неурядиц и слишком мало самых обычных, простых человеческих радостей. Явно незаурядный человек, он не мог найти достойного применения своим силам и способностям в крепостной России и вынужден был долгие годы скитаться по разным странам. 'Лутче бы было мне быть башмачником, - с горечью писал Ф. В. Каржавин в 1785 г., нежели учиться и терять мою жизнь напрасно'10.
Мотивы, руководившие действиями Каржавина, не всегда можно установить с достаточной уверенностью. Сам он обычно ссылался только на чисто личные обстоятельства. Насколько это было правильно, сказать трудно. Во всяком случае, так было проще, а главное, гораздо безопаснее. 'Повинуясь Вашему дозволению, отъехал я в чужие края, - сообщал Ф. В. Каржавин отцу в сентябре 1773 г., - не ради нужд каких, но чтобы Вас единственно оставить в покое'11. Из его автобиографической записки мы узнаем, что, находясь в Париже, Каржавин 'вздумал суровость жребия своего облегчить женитьбой в начале 1774 г., но и в брачном состоянии не нашел... истинного спокойствия'12. Девица Ш. Рамбур, хотя и была бедной сиротой, оказалась, судя по переписке, довольно капризной. Скорая размолвка с женой и материальные затруднения заставили Ф. В. Каржавина искать счастья за океаном. Сообщая в мае 1775 г. отцу о своем намерении 'ехать прогуляться в Мартинику и в Сан-Доминго' по торговым делам, Каржавин писал: 'Хотя я имел заведенные там корреспонденции торгов американских, состоящих в сахарном песке... в хлопчатой бумаге и кофе, однако от глаз далеко и самому лучше побывать'13.
В сентябре 1776 г. Каржавин отправился на остров Мартинику. Началось его большое американское путешествие, продолжавшееся до 1788 г. За это время он несколько раз побывал в Соединенных Штатах. Первый раз - в разгар войны за независимость с мая 1777 г. по 25 января 1780-го, затем, находясь на испанском судне в Нью-Йоркском порту, с 12 мая по 11 июня {131} 1782 года и, наконец, уже после окончания военных действий - с 4 сентября 1784 г. по апрель 1787 г.
Позднее, давая общую оценку своего американского путешествия, Каржавин писал: 'Один из наших соотчичей, человек любопытный и знающий, пускается в 1776 г. по океану Атлантическому и, направляя путь свой на юго-запад, выходит на берег в Вест-Индии... оттуда продолжает путь до матерой Америки и возвращается в отечество свое не прежде 1788 года... Сей россиянин есть первый из нашего народа человек, который двенадцатилетнее жительство имел в тех отдаленных странах, и должен был видеть их примечательными глазами...'14.
Достоверность сообщенных Каржавиным сведений вполне подтверждается находящимися среди его бумаг документами, в частности несколькими паспортами, выданными ему различными официальными лицами: французским посланником в США А. Жераром 27 февраля 1779 г., консулом в Массачусетсе Ж. де Вальне 13 марта 1779 г., консулом в Виргинии шевалье д'Анмуром 8 января 1780 г., вице-консулом Виргинии М. Остером 15 апреля 1787 г. и др. 15 Как показала Е. Двойченко-Маркова, содержание автобиографической записки Каржавина хорошо согласуется с американскими материалами, в том числе сообщениями местной печати.
Но если чисто внешняя, хронологическая сторона путешествия Каржавина более или менее установлена и не вызывает особых сомнений, то гораздо сложнее обстоит дело с выяснением мотивов его действия и степени его участия в американских событиях того времени.
'В своей борьбе за независимость американцам помогали представители почти всех европейских наций: француз Лафайет, немец Штейбен, поляк Костюшко и другие... но американским историкам не известен ни один русский, который принимал участие в революционной войне в Америке'16, - отмечает Е. Двойченко- Маркова и стремится показать, что таким русским был Ф. В. Каржавин.
Приехав в Америку, Каржавин оказался в гуще революционных событий. Но какова была его личная роль в этих событиях? Каких политических взглядов он придерживался? На чьей стороне были его симпатии? Ответить на эти вопросы оказалось непросто. 'То, что нам известно о политических взглядах Каржавина, - пишет {132} хорошо знакомый с документальными материалами А. И. Старцев, - недостаточно, чтобы характеризовать его как сторонника буржуазной революции'. В ряде случаев Каржавин действительно резко отзывался об американском правлении как 'неосновательном и безвластном', а оправдываясь перед отцом, напоминал, что 'Каржавины никогда Пугачевыми не были'. Вместе с тем тот же Старцев не мог не признать, что 'заверения Ф. В. Каржавина, сделанные в официальных документах и подцензурных письмах, надо принимать с учетом всех обстоятельств, требовавших от него подтверждения своей благонадежности'17. Верно, конечно, что 'Каржавины никогда Пугачевыми не были', но они не были и обычными царскими верноподданными. Не случайно Каржавиных называли семьей вольнодумцев'18. Среди бумаг Ф. В. Каржавина можно встретить текст 'Марсельезы', отрывок из запрещенного цензурой его собственного стихотворения, проникнутого ненавистью к 'гордым вельможам' и сочувствием к бедным 19. На полях прочитанных им книг - 'крамольные' комментарии.
В своих печатных работах он выражал открытое сочувствие порабощенным неграм и индейцам, опубликовал эпитафию Б. Франклина, называл Монтескье 'славным законоведцем'20 и т. д. С другой стороны, в письмах к отцу и жене он усиленно подчеркивал коммерческие мотивы своих действий.
Вполне естественно возникает вопрос: если Каржавин проявлял столь значительный интерес к торговым делам, то была ли у него необходимость покидать Россию и отправляться за океан в объятую войной Америку? Неоправданной оказывается в этом случае и его ссора с отцом, который посвятил купеческим делам всю свою жизнь, развернул активную иностранную торговлю и даже представлял правительству специальную записку о расширении 'российской коммерции в европейских государствах'21.
Объясняя причины своей поездки с острова Мартиники в США, Каржавин пишет: '...Желая удвоить свой капитал по тогдашним критическим обстоятельствам новоанглицкою торговлею, вступил я в товарищество с одним креолом mr Lassere, отправляющим большое судно в Америку. Положил в него свою сумму и сам на оном судне поехал в 13-е число апреля 1777 г.'22.
Что представляла собой эта 'новоанглицкая торгов-{133}ля', в которой принял участие Каржавин? Ее характер вряд ли может вызывать особые сомнения: остров Мартиника превратился в то время в важную базу снабжения восставших колонистов. Правда, в письмах к отцу Ф. В. Каржавин приводил перечень довольно 'безобидных' товаров (вино, патока, соль), но вместе с тем сообщал, что отправляемый корабль вооружен и что сам он уполномочен судовладельцем 'быть на оном корабле военноначальным человеком'. Принятые меры предосторожности оказались, как показали дальнейшие события, совсем не лишними. 'Мы были, - писал Каржавин, - поневоле в сражении между англицким капером и филадельфийским полукупцом-полукапером, где и бот свой мы потеряли'23. Опасное предприятие окончилось в конце концов благополучно. В густом тумане корабль, на котором находился Каржавин, сумел ускользнуть от английского
