шестьдесят, он включил рычаги управления.
Внезапно Данецкий ощутил резкий толчок. Он хотел взглянуть на свой корабль, но его уже давно скрыли облака.
«Всего год назад, – подумал Данецкий, – я бы не смог так поступить. Теперь я совсем озверел. Мне нужны еда, убежище, оружие. Тогда я смогу убить двух последних джакобов и... И что потом?»
– Доктор Дросс, вы не можете это сделать! Черт побери, доктор, ведь вы держите в руках не заплесневелые покрывала, в которые заворачивали трупы, и не заржавленные железяки времен Парового Века! Это очень сложный механизм. Оставьте его в покое!
Доктор Дросс не обращал внимания на говорившего. Он налег всем своим грузным телом на чрезвычайно интересный экземпляр роботостроения, относящийся к периоду Третьей Конфедерации, и взял в руки голову робота. Доктор пытался отделить плоское лицо гуманоида, чтобы рассмотреть изнутри черепную коробку. Голову он бросил в какую-то желтую грязь.
Нэггс принадлежал к числу тех людей, с которыми просто невозможно спорить. Он обладал высочайшей квалификацией – ему не было равных в его специальности. Какой бы древний кусок железа он ни извлек из руин разрушенного форта, он быстро пробегал по нему пальцами и говорил: «Да, вполне возможно, что назначение штуковины можно определить довольно точно; доктор, это простая предохранительная система». Или: «Нет, вы не правы, доктор. Не забывайте, что все было разрушено тысячи лет назад и другие отряды уже побывали здесь. Данный предмет скорее всего не что иное, как пеленгатор для нахождения электронных подслушивающих устройств – такие были у первых высадившихся на планете бригад из галактики. Интересная вещица, но вы можете встретить ее в любом музее в Галактическом Центре».
Нэггс поднял и еще раз внимательно осмотрел голову робота.
– Не бросайте подобные вещи, – посоветовал он. – У них всегда сохраняется след памяти о прошедшем времени! Вполне вероятно, что он может дать нам информацию о последних днях форта.
Нэггс был довольно хилого телосложения, маленького роста и болезненно худ. Его нос находился на уровне широкой мясистой груди Дросса.
– Мистер Нэггс, разве я не отдавал вам всегда такие находки?
– Не всегда, доктор, не всегда! – не согласился с ним Нэггс.
– И разве я не предоставил вам полную свободу действий в вашей области? – продолжал Дросс.
– Только на этот раз, доктор, – ответил Нэггс. – Но я не доверяю вам, когда вы протягиваете руки к защитным системам. Вы просто не можете удержаться, чтобы не потрогать и не повертеть их в руках – в том-то вся и беда! Да еще туристы! Почему вы все не можете оставить меня в покое, чтобы я мог спокойно заниматься своей работой. Ужасно, доктор, когда вокруг все кишит назойливыми и любопытными женщинами. Они оставляют после себя уйму всяких безделушек, которые захламляют мое рабочее место!
Дросс продолжал спокойно смотреть сверху вниз на маленького инженера, который кипел от возмущения. Хотя он и улыбался, глаза его превратились в узкие щелочки.
– У меня свои трудности, мистер Нэггс. Одна из них – та, о которой вы упомянули. Я не больше, чем вы, хочу, чтобы вокруг моих раскопок крутились ничего не смыслящие в этом посетители, которые приходят сюда только поглазеть и оставляют после себя всякий хлам. Другая трудность состоит в том, что мы вынуждены работать здесь в неподходящих условиях. Вместо современного оборудования приходится довольствоваться устаревшими роботами, чтобы просеять остатки самого мощного оборонительного сооружения, которое когда-либо было возведено в древнейшем мире. И обе эти трудности, мистер Нэггс, – тут Нэггс уловил, как Дросс едва различимо повысил голос, произнося его имя, отчего оно прозвучало как-то невнятно, – мешают работать из-за присутствия, – Нэггс отпрянул назад, но не очень проворно, так что Дросс схватил его своими огромными ручищами за плечи и приподнял от земли, – упрямого, самодовольного, властного... – с каждым словом Дросс все выше поднимал сопротивляющегося Нэггса, – абсолютно безрассудного... – Дросс прижал Нэггса к своему огромному животу, – карлика, который никак не дает работать самому знаменитому археологу во всей галактике!
Дросс перевернул Нэггса вверх тормашками, и тот в испуге уставился на желтую грязь, которая совсем недавно покрывала внешнюю границу форта, с лежавшим в ней обезглавленным роботом.
Когда Нэггс завопил во всю глотку, Дросс швырнул его на землю. Намерения Дросса были слишком понятны, а Нэггсу вовсе не хотелось вываляться в грязи.
– Корабль! – пробулькал Нэггс, уткнувшись в грязь. Подняв голову, он посмотрел на Дросса, который довольно посмеивался.
– Туристы! – пробормотал Дросс. – Вот и наши туристы пожаловали.
Нэггс в ярости уставился на Дросса.
– Только взгляните на меня! Мне придется ухлопать целый час, чтобы отчиститься. Вы сумасшедший, Дросс, просто сумасшедший! Вас надо отправить отсюда. Вы совершенно не можете держать себя в руках! Вы никогда не найдете...
Он вдруг замолчал, потому что Дросс бросил на него свирепый взгляд. Нэггс, хлюпая в грязи, стал подниматься на ноги.
– Шумит-то не как туристический корабль, – сказал он.
Данецкий оттащил спускаемый аппарат в сточную канаву. Он разглядел ее, несмотря на то что наносы и небольшие кусты почти скрыли канаву из виду. Всюду царило запустение. Когда-то здесь было большое поле, а теперь – рощица буков и ив. Это место никогда не подвергалось радиационной бомбардировке. И совсем не хотелось думать о смерти.
Жизнь могла оборваться в каком-нибудь ужасном катаклизме, когда клубы нагретого добела пара окутали бы его корабль, а солнечная пушка раздробила его на молекулы. Но не тут, не в приветливом месте, где даже дождь был слабым и теплым.
Это была
Данецкий никогда не собирался побывать на Земле, хотя высадиться на разрушенной планете было пределом мечтаний многих его друзей. Они говорили об остатках сотен империй, которые когда-то существовали на Земле. Но почему-то никто никогда не летал сюда. Данецкий hp мог припомнить некого из своих знакомых, кто побывал на планете.
О Земле можно было только мечтать. Ты всегда говори л себе, что посетил бы ее, если появится свободное время А между тем Тотекс выдавал информацию о том, как примерно выглядит планета. И ты уже никогда больше не притворялся, что тебя тянет туда.
Данецкий съел все, что было у него в запасе, – трапеза могла оказаться последней. В тяжелом спускаемом отсеке было мало того, что ему пригодится. Консервированный воздух в количестве, достаточном для того, чтобы добраться до поверхности планеты, если его корабль взорвется, да консервы, которых хватит всего на день. Больше ничего. Ничего, что могло бы хоть самую малость помочь ему избежать преследователей.
Если они настигли корабль и уничтожили его, не исследовав, что находилось внутри, значит, он спасен. Но вряд ли джакобы поступили так. Они торжественно поклялись, что вернутся с ним или с тем, что от него осталось, чтобы доказать – зловещее задание выполнено.
Жук у него под ногами исследовал крошки синтетических продуктов. Он поднял свои усики, когда Данецкий отодвинулся, чтобы освободить жуку дорогу к подмокшим крошкам. Данецкий вдруг понял, что уже больше двадцати лет не думал о природе – пи о полях, пи о жуках, пи о чем-либо другом. На это просто не хватало времени. Хороший навигатор-практик, который мог быстро настроить системы, снабжающие энергией космические корабли, летающие в гиперпространстве, всегда был нарасхват.
– Это поле не мое, – обратился он к жуку, который привел своего собрата оценить, насколько хороши крошки.
Данецкий не услышал шума поискового корабля – он летел тихо, совершая виток за витком. Термодатчики корабля безошибочно обнаружили его Данецкий наблюдал, как два черных блестящих жука обсуждали что-то между собой. Именно они уловили незнакомый, еле различимый звук.
И тут Данецкий увидел корабль. Разглядывая небольшой зеленый кусочек Земли, он потратил несколько драгоценных минут. Джакобы играли с ним. Они уже давно могли бы покончить с ним в какой-нибудь резне, какие не были редкостью.
Жуки вернулись к крошкам. Последнее, что видел Данецкий, когда пустился бежать, – как они смешно
