волосы, другим голосом спросил: - А ты почему о разведке?
Луц, лукаво-ласково взглядывая на него, погладил ладонью край стола.
- Убедительно тебя прошу, Саша, выкладывай, как на тарелке, что у тебя неясно в артиллерии. Мы разберемся. Хочешь? Спокойно и без паники. Теперь, пожалуйста, прямой вопрос: что такое оси координат? Думай сколько тебе влезет, но хочу услышать ответ. Повторяю: без паники.
- У нас говорили так в Киеве в сорок первом: спокойно, но без паники, поправил Гребнин и ответил довольно-таки неуверенно, что такое оси координат.
- Правильно, ты же прекрасно соображаешь! - воскликнул Луц, с преувеличенным восторгом вытаращив глаза.
- Не говори напрасных комплиментов. Лучше свернем 'вырви глаз', уклончиво проговорил Гребнин, отрывая листок от газеты. - У меня сейчас в голове как в ночном бою. А дело в том, Миша: стереометрию я не успел. Ушел в ополчение, когда немцы были под Киевом. Не закончил девятого. А в училище меня послали, видать, за награды...
Где-то в глубине коридора отрывисто и торжественно пропел горн дневального, оповещая конец первого часа занятий.
- Встать! Смирно! - скомандовал Дроздов. - Можно покурить, после перерыва на второй час не запаздывать!
- В армии четыре отличных слова: 'перекур', 'отбой', 'обед', 'разойдись', - пророкотал Полукаров, захлопывая книгу и всем телом потягиваясь лениво. - Братцы, кто даст на закрутку, всю жизнь буду обязан!
Во время перерыва в дымной, шумной, набитой курсантами курилке к Гребнину подошел Дроздов и, улыбаясь, подув на огонек цигарки, обрадованно объявил:
- Завтра освобождают хлопцев. Уже готова записка. Видел у комбата. Два дня чертей не было, а вроде как-то пусто! Как они там?
В то утро, когда дежурный по гауптвахте сообщил Алексею, что кончился арест, он, покусывая соломинку, вытащенную из матраца, неторопливо надел все, что теперь ему полагалось, - погоны, ремень, ордена, - после этого оглядел себя, проговорил с усмешкой:
- Ну, кажись, опять курсантом стал... Взгляни-ка, Борис.
Тот, обхватив колено, сидел на подоконнике прокуренного серого помещения гауптвахты; с высоты неуютных решетчатых окон виден был под солнцем снежный город с белыми его улицами, тихими зимними дворами, сахарными от инея липами. Борис хмуро и молча глядел на этот утренний город, на частые дымки, ползущие над ослепительными крышами, и Алексей договорил не без иронии:
- Слушай, не остаться ли мне еще на денек, чтобы потом вместе явиться в училище к Градусову и доложить, что мы честно за компанию отсидели срок? Думаю, Градусову страшно понравится.
- Брось ерничать! - Обернувшись, Борис соскочил с подоконника, лицо его неприятно покривилось, стало злым. - Не надоело за два дня?
Дежурный по гауптвахте - сержант из нестроевых, - пожилой, неразговорчивый, плохо выбритый, в помятой шинели, по долгу службы обязанный присутствовать при церемонии освобождения, значительно кашлянул, но ничего не сказал Алексею, лишь поторопил его сумрачным взглядом.
- Ну а все-таки, Борис? Остаться?
- Хватит, Алешка, хватит! Иди! А плохо одно: Градусов теперь проходу не даст. Наверно, по всему дивизиону склоняли фамилии, и все в винительном падеже!
- Наверно.
- Ладно. Пошли до ворот, - надевая шинель, бросил Борис. - Разрешите, дежурный?
- Разрешаю, пять минут.
В угрюмом молчании Борис проводил его до ворот, пожал руку и вдруг проговорил с бессильным бешенством:
- Вот Градусов, а? Соображать же не одним местом надо! Посадил из-за этих спекулянтов!..
Алексей втянул в себя ожигающий морозный воздух, сказал:
- Не согласен. Если бы еще раз пришлось встретить эти физиономии, десять суток согласился бы отсидеть.
- А-а, к черту!
Борис повернулся, кривясь, спеша зашагал к серому зданию гауптвахты.
Спустя сорок минут Алексей стоял в канцелярии перед капитаном Мельниченко и, глядя ему в глаза, насмешливым голосом докладывал, что прибыл с гауптвахты для прохождения дальнейшей службы. Со спокойным лицом, точно Алексей и не докладывал о прибытии с гауптвахты, Мельниченко выслушал его, указал на стул:
- Мы с вами так и не договорили. Садитесь, Дмитриев.
- Спасибо... Я двое суток сидел, - ответил Алексей, подчеркивая слово 'сидел', показывая этим, что ледок неприязни между ним и капитаном не исчез.
Зазвонил телефон; положив руку на трубку, капитан спросил, как будто не расслышав то, что сказал Алексей:
- Вы знаете, Дмитриев, что мне хотелось вам сказать? Я все же очень хотел бы, чтобы вы были помощником командира взвода у Чернецова.
- Почему именно я, товарищ капитан? - спросил Алексей с вызовом.
- У вас четыре года войны за спиной. Вот все, что я хотел вам сказать. Подумайте до вечера.
После этих слов он снял трубку, сел на край стола и, крутя в пальцах спичечный коробок, кивнул потерявшему логичность событий Алексею:
- Я вас не задерживаю.
5
Третьи сутки мел буран, налетал из степи, обрушиваясь на город, ветер пронзительно визжал в узких щелях заборов, неистово хлестал по крышам, свистел в садах дикие степные песни. На опустевших, безлюдных улицах, завиваясь, крутились снежные воронки. Весь город был в белой мгле. В центре дворники не успевали убирать сугробы, и густо обросшие инеем трамваи ощупью ползли по улицам, тонули в метели, останавливались на перекрестках, тускло светясь мерзлыми окнами.
По ночам, когда особенно ожесточался ветер, на окраинах протяжно и жалобно стонали паровозные гудки, и казалось порой - объявляли воздушную тревогу.
Взвод не занимался нормально вторые сутки.
В одну из буранных ночей в два часа батарея была разбужена неожиданной тревогой.
- Ба-атарея! Тревога!.. Подымайсь!
На всех этажах хлопали двери, раздавались команды, а в короткие промежутки тишины тонко, по- комариному, в щелях оконных рам звенел острый северный ветер.
Алексей отбросил одеяло, схватился за гимнастерку, нырнул в нее головой, не застегивая пуговиц, натянул сапоги.
Со всех сторон переговаривались голоса:
- В чем дело? Какая тревога?
- Ребята, всю батарею на фронт посылают, мне дневальный сказал! кричал Гребнин. - На Берлин! Миша, возьми свои сапоги. Да ты что, спишь?
Заспанный басок Луца рассудительно объяснял из полутьмы казармы:
- Саша, не беспокойся, портянки я положил в карман, пожалуйста, не тряси меня...
- Братцы, луна с неба упала! - на весь взвод мощно рокотал Полукаров. Говорят, в нашем районе!
- Не остри! - обозлились сразу двое, и по голосам можно было узнать Дроздова и Карапетянца.
- Товарищи курсанты! Разговоры прекратить! - нетерпеливо раздалась команда Чернецова. - Строиться! Помкомвзвода, стройте людей! Быстро!
- Строиться! - скомандовал Алексей.
Рядом с ним, посапывая спросонок, молча возился, судорожно зевая, курсант Степанов. Степанов, видимо не проснувшись совсем, был уже в гимнастерке, в сапогах, но без галифе и теперь без всякой надобности разглаживал, мял в руках шапку, заспанно и непонимающе рассматривая ее.
- Ну что вы делаете? - крикнул Алексей, не сдержав смеха. - Снимайте сапоги и беритесь за галифе. Иначе ничего не получится.
Застегиваясь на ходу, он побежал к выходу; Дроздов и Борис, рывком стягивая ремни, бежали впереди.
