- Связь готова, товарищ капитан.
- Прекрасно. Доложите о связи командиру взвода.
- Есть!
Добежав до холма, Зимин кинулся на землю, пополз по склону, задыхаясь, позвал:
- Товарищ командир взвода!
Дмитриев сидел на скате холма, грыз комок снега, тер им себе лоб, горло, закрыв глаза; было похоже: ему смертельно хотелось спать. Услышав Зимина, он нахмурился, будто не поняв, о чем докладывал тот.
- Связь готова?
- Ага! То есть... так точно, - осекаясь, пробормотал Зимин.
- Эх ты, Зимушка! - сказал Алексей. - Давай сюда связь. Я открываю огонь! - Слова звучали в его ушах, но он почти не улавливал их смысл.
7
Весь мокрый от пота, Алексей шел по улице.
Невыносимая жажда жгла его. Зайти бы в дом, попросить напиться, зачерпнуть бы железным ковшом ледяную воду из ведра и пить, пить, слыша, как льдинки позванивают о край ковша, чувствуя с наслаждением, как обжигающая влага холодит горло.
Это было единственное, о чем он думал. У него болели шея и грудь; он почувствовал эту боль, когда оступился возле холма. И потом она уже не прекращалась.
Он помнил: вбежал в умывальную прямо в шинели и шапке, открыл кран, подставил рот и долго глотал холодную воду; потом перевел дыхание и снова пил жадно.
Вскоре его окружила тишина. Он был один в батарее. Все ушли в столовую, он знал это, но мысль о еде была противна ему: его знобило и подташнивало.
Как было приятно раздеться и почувствовать чистую, хрустящую простыню, подушку под головой: спать, спать, закрыть глаза - и спать! Стуча зубами, он накинул поверх одеяла шинель, пытаясь согреться так. Но как только тепло охватило его, сразу представилось: медсанбатская машина в слепяще-снежной степи, и человек без сапог зигзагами бежит, скачет по сугробам, спотыкаясь и падая; а человека догоняет маленькая медсестра с испуганным лицом. Что это такое? Ах да, не мог никак вспомнить! Это комбат Бирюков, заболевший тифом, в бреду выскочил из машины и кинулся искать батарею...
Потом ему захотелось вспомнить что-нибудь хорошее, ясное, чистое, что недавно с кем-то случилось... Где? Что случилось? Когда случилось?
...Да, тогда они вдвоем шли по переулку, холодная заря давно догорала за крышами, сосульки розовели на карнизах, а в парке уже зажегся огнями госпиталь, разом вспыхнул всеми окнами, будто выплыл из-под земли, из-за оснеженных деревьев в ранние мартовский сумерки.
Тогда Алексей был в высушенной, отутюженной шинели, на сапогах потренькивали новенькие шпоры, и он немного смущался их бодрого, легкомысленного звона; видел, как Валя шла, губами касаясь, наверно, теплого, нагретого дыханием воротника, и молчала, чуть подняв брови.
- Что? - спросила она и остановилась. - Что вы хотите спросить?
- Не знаю, - без уверенности ответил он. - Только я сегодня устал, ну просто очень устал. И вдруг вспомнил, что вы живете в этом городе. И, знаете. Валя, подумал; это очень хорошо, что вы живете в этом городе...
- В этом городе вы больше никого не знаете, - сказала она и, отогнув воротник от губ, спросила: - Как вы нашли меня? И как узнали, что я работаю в госпитале?
- Это было легко.
Начал сеяться редкий нежный снежок. Валя на ходу поймала звездчатую снежинку, сказала:
- Какой мягкий мартовский снег! - И казалось, без всякой последовательности добавила: - Я ведь знаю, за что вы попали на гауптвахту.
Они остановились. Валя подняла глаза, осторожно сделала шаг к Алексею и, не говоря ни слова, смотрела ему в лицо, положив руку на его ремень.
Их разделял только падающий снег.
Он повторил, стараясь не двигаться:
- Валя, хорошо, что вы в этом городе...
Она отняла руку, подошла к крайнему крыльцу, слепила на перилах снежок, сказала весело:
- Он уже весной пахнет! Чувствуете? - И неожиданно спросила: - Попадете в тот фонарь? Вон, на углу, видите?
Она бросила снежок, смеясь, и этот смех почему-то напомнил ему знойный, горячий пляж, мягкий шелест волны, белые теневые зонтики на песке - то милое довоенное прошлое, что было полузабыто.
- Эх вы! Хотите, научу вас меткости? - шутливо предложил Алексей и тоже слепил снежок.
- Вы хвастун? Ну-ка, покажите свои способности! Вы, конечно же, снайпер, согласна!..
- Ну хорошо, смотрите!
Он размахнулся - и снежок не влип в столб фонаря, а пролетел мимо. Но от сильного размаха Алексея кольнула резкая боль в груди, там, где все время болело после тактических занятий, и сейчас же солоноватый вкус появился во рту.
- Валя, подождите, - проговорил он, отошел в сторону и сплюнул. И тотчас ясно увидел красное пятно на снегу.
- Что это? - изумленно спросила она. - У вас кровь? Вам что, зуб выдернули? Надо холодное на щеку. Прижмите к щеке снег!
Он стоял не отвечая, глаза были зажмурены, потом ответил странно:
- Да, кажется... зуб.
И вынул платок, приложил его к губам.
- Помешало, - договорил он с досадой и насильно улыбнулся ей. - До свидания. Валя... Мне пора...
- Что, сильно болит? - опять неспокойно спросила она. - Идите в училище. Я вас провожу. Идемте же, идемте!
Через четверть часа они расстались.
...Кто-то сказал рядом, будто возле самого его лица:
- Немедленно врача из санчасти.
И от этого голоса Алексей очнулся: таким знакомым показался ему этот голос, таким много раз слышанным, что он вдруг почувствовал жгучую радость: почему, почему здесь комбат Бирюков? И даже в тот момент, когда неприятно-яркий, режущий свет электричества до слез больно ударил по глазам, заставив его прижмуриться, он хотел еще громко спросить: 'Товарищ комбат, как вы здесь?' - но не услышал своего голоса. Он только смутно увидел капитана Мельниченко, за ним лейтенанта Чернецова, бледное лицо Бориса, и дошел до сознания зыбкий затухающий шепот командира взвода:
- Вы... тихонько лежите, Дмитриев.
У Бориса разжались губы:
- Алеша... что ты?
В батарее - тишина, окна чернели: наверно, глубокая ночь. Мельниченко присел на кровать, спросил сниженным голосом:
- Как, сильно знобит?
- Немного, товарищ капитан... - прошептал Алексей.
- А я вот сейчас проверю, - сказал капитан и потрогал его пульс прохладными пальцами; синие глаза, застыв, смотрели куда-то в сторону.
И тут до пронзительности ясно вспомнил Алексей буранную ночь в котловине, тактические занятия, себя, бегущего без шинели, холм, шоссе. Потом была Валя, тени снежинок на ее лице, красное пятно на снегу. Его стало давить удушье, оно плотно и вязко подступало оттуда, из ноющей боли в груди - и снова появился тошнотно-солоноватый вкус во рту.
- Отойдите, товарищ капитан, - лишь успел сказать Алексей, склонившись с кровати.
У него пошла кровь горлом.
В одиннадцатом часу ночи Алексея отвезли в гарнизонный госпиталь: у него открылось пулевое ранение в правом легком.
В комнате дремотно пощелкивало отопление. Валя села перед зеркалом и, устало расстегивая платье, увидела в глубине зеркала - выглядывало из приоткрытой двери в другую комнату спрашивающее лицо тети
