Борис подозрительно покосился на Алексея и с тяжелым вздохом поднялся, говоря:
- Разрешите, товарищ капитан? - Он пробежал пальцами по складкам возле ремня и заговорил громче: - Товарищ капитан, я взял с собой ровно четыре катушки. Четвертой хватило точно до вершины холма. Я утверждаю: катушки я не терял и ничего не знаю о ней!
Его голос отдавался в ушах Алексея и казался ему странным своей уверенностью, своей спокойной убедительностью: такой голос не может лгать. Он поднял голову. Борис стоял выпрямившись; огонь ламп холодно мерцал на его начищенных пуговицах, вспыхивал на орденах и медалях, полосой заслонивших его грудь. 'Зачем он надел ордена? - невольно подумал Алексей. - Он почему-то надел их сегодня утром'.
В тишине тоненько пропел комар, опустился на руку Бориса и начал набухать. Рука была неподвижной.
- Я узнал об этой катушке только после стрельбы, - договорил Борис, и Алексей видел, что комар набухал и набухал на его руке, стал пурпурным.
- Это все? - спросил Мельниченко.
- Больше ничего не могу добавить, - ответил Борис. - Разрешите сесть, товарищ капитан?
Он сел и, только сейчас увидев комара, ударил по нему ладонью; потом брезгливо вытер руку кончиком носового платка.
'Сейчас он вздохнет и будет честными глазами глядеть на капитана. Он хочет показать, что вопросы совсем не волнуют его, что он не понимает, какое отношение имеет ко всему этому. Да он как актер!' - подумал Алексей, и чувство, похожее на злость и неприязнь к Борису, охватило его.
- Старший сержант Дмитриев, - послышался голос Мельниченко. Объясните, почему у вас не хватило связи? Чья же это, в конце концов, катушка?
Борис, подняв лицо, сощурился. Офицеры смотрели на Алексея: капитан со строгим ожиданием, Чернецов с прежним выражением неуверенности и тревоги. Когда он шел к капитану, у него появилось решение не говорить ничего о Борисе в присутствии офицеров. Просто сказать, что он не может разобраться в этом случае с катушкой, а потом еще раз объясниться с Борисом, в глаза сказать, что он теперь думает о нем, - и на этом закончить все. И сейчас, глядя на удивленно-честное лицо Бориса, он встал и увидел, как глаза его, чуть сощурясь, улыбались в пространство.
- Я скажу то, что знаю. Связи у меня не хватило. Мы обходили болото перед самым холмом и сделали крюк. Я запаздывал с открытием огня, но на холме я увидел Брянцева и попросил у него кабель, чтобы проложить связь до энпэ. У меня не хватало двухсот пятидесяти метров. Брянцев сказал, что кабеля у него нет, что у пего кончается связь.
Он умолк. Молчание длилось с минуту, и непроницаемое лицо Бориса стало влажным, точно обдало его паром, но прищуренные глаза старались по-прежнему улыбаться в пространство.
- ...Вот и все, что я знаю.
Борис проговорил громким голосом:
- В этом-то и дело, что у меня тоже кончалась связь.
- Да, наверно, - сказал Алексей. - Может быть. Я попросил у тебя связь и видел, как ты бежал через кусты к энпэ, потому что надо было открывать огонь. Глупо, конечно, было бы мне оставлять свою катушку в кустах и просить у тебя связь.
- Вы думаете, что это катушка Брянцева? - спросил Чернецов, пунцово покраснев.
- Я не могу ответить на этот вопрос. - Алексей махнул рукой. - То, что я могу предполагать, не доказательство.
- Это уже ложь! - отчетливо-убежденно проговорил Борис. - Что это за клеветнические намеки, Дмитриев?
- Я не думал говорить намеками.
- Значит, все обоим неясно? - прервал капитан Мельниченко. - Дело касается чести будущих офицеров - вас, Брянцев, и вас, Дмитриев. Объясните, Брянцев, что вы считаете клеветой? Опровергайте. И немедленно.
Высокий смуглый лоб Бориса залоснился от пота.
- Хорошо... Я объясню... Но я не буду так безответствен, как Дмитриев... Я выскажу то, что не хотел говорить.
Он выпрямился и снова вздохнул, будто предстояло говорить неприятные для себя и других вещи; и даже сейчас, в эту минуту, он вроде бы чуть-чуть играл, вернее, старался выверенно играть, и это казалось Алексею противоестественным, и он вдруг подумал, что Борис давно был готов к подобному разговору и все решил для себя детально и точно, всю линию поведения до последнего жеста, до последнего слова.
- Я, наверно, слишком резко выразился: 'клевета', - сказал Борис несколько усталым голосом. - Назову другими словами: 'лживые намеки'. Да, мы с Дмитриевым считались друзьями. Все это знали. И я вынужден подробнее объяснить это. - Борис облизнул губы. - Корни идут еще с фронта. Скрывать нечего теперь... Однажды в разведке вышло так, что Дмитриев... Сейчас нескромно, может быть, говорить о себе. Но вышло так, что я целый час прикрывал огнем Дмитриева и помог ему дотащить 'языка' к нашим окопам. Борис искоса посмотрел на Алексея. - В училище наши взаимоотношения изменились. Не знаю почему. Может быть, Дмитриев чувствовал себя обязанным мне, что ли, за прошлое - не знаю! Верно или неверно, психологически я объяснял это так: иногда люди, чувствующие себя в долгу друг перед другом, не всегда остаются друзьями. Тяжелый груз - быть обязанным за свою прошлую ошибку.
- Какую ошибку я допустил в разведке? - спросил Алексей, изумленный этим неожиданным объяснением Бориса. - Говори же! Что за ошибка?..
Борис сухо ответил:
- Я могу объяснить, но это к делу не относится, - ты не разобрался в обстановке и первый открыл огонь, когда наткнулись на боевое охранение, а этого делать было нельзя. Личных конфликтов у нас было много. И теперь основное. - Борис опустил глаза, вдохнул в себя воздух, как бы набираясь сил для главного, четко сказал: - Товарищ капитан, катушка связи, найденная в кустах, не моя катушка...
- Значит, катушка Дмитриева?
- Я не утверждаю, товарищ капитан, - сдержанным тоном возразил Борис. Я не видел. Но мне кажется, что Дмитриев мог потерять эту катушку... После того, что говорил здесь Дмитриев, у меня невольно сложилось мнение, что он хочет дискредитировать меня перед взводом, перед офицерами. Особенно в связи с тем, что Дмитриев опоздал с открытием огня и, наверно, из-за неприязни ко мне хочет переложить свою вину на меня. Поэтому я должен был объяснить все подробно.
- Понятно, - сказал капитан. - Дмитриев потерял катушку, попросил у вас связь - у вас нет. Тогда он решил свести с вами счеты. Что ж, зло задумано. Но каков смысл мести?
- Не знаю. Я не хотел этого говорить.
- А как же связисты Дмитриева? Вот что непонятно! Они-то видели?
- Дмитриев - влиятельный человек во взводе, товарищ капитан.
- А ваши связисты?
- Полукаров может подтвердить, что у нас было четыре катушки. Связь несли я и он. Березкин нес буссоль и стереотрубу.
- Что вы скажете на это, Дмитриев?
Но Алексей, не пошевельнувшись, сидел как глухой, устремив взгляд под ноги себе.
- Что вы скажете на это, Дмитриев? - повторил капитан настойчивее.
Тогда Алексей встал, чувствуя звенящие толчки крови в висках. Он еще не мог в эту минуту до конца поверить тому, что сейчас услышал, поверить в подробно продуманную доказательность Бориса, в эту его нестерпимо ядовитую ложь, и он с трудом нашел в себе силы, чтобы ответить потерявшим гибкость голосом:
- Более чудовищной лжи в глаза я никогда не слышал! Мне нечего... Я не могу больше ничего сказать. Разрешите мне уйти, товарищ капитан?
Отодвинув орудийный ящик, заменявший стул, капитан вышел из-за деревянного столика, раскрыл дверцу железной печи; пламя красно озарило его шею, лицо, и, вглядываясь в огонь, проговорил со странным спокойствием, которому позавидовал Чернецов:
- Можете идти, Дмитриев. Вы, Брянцев, останьтесь.
Уже отдергивая полог, Алексей услышал вязкую тишину за спиной, и в ту секунду его душно сжало
