торчала бородавка размером с наперсток.
- Ты мне не внук. Его не встретишь на этой улице среди шлюх и арабов, и от него не несет дохлой рыбой. Убирайся! - Она потрясла веником.
- Если ваш внук так же исходит дерьмом, то он наверняка похож на вас.
Коэн со смехом увернулся от вонючего веника. Пройдя дальше по улице, он увидел кусок картона, болтавшегося в окне: 'Chambre meublee - a tout confort'. Дверь открыла худощавая женщина в черном.
- Сколько стоит комната со всеми удобствами?
- Десять франков в день, пятьдесят в неделю. Чтобы добраться до номера, понадобилось с риском для жизни миновать четыре лестничных пролета. Перила выглядели соблазнительно, но не внушали доверия, ступени с окантованными жестью краями ходили под ногами ходуном. Дверь, судя по всему, была недавно проломлена, и к ней наискосок были приколочены три доски.
Комната имела Г-образную форму; в ней стояли кровать, комод и приделанная между ними разбитая раковина. Сквозь паутину в окне с четырьмя стеклами на потрескавшуюся фанеру комода падал свет. Матрац был рваный и покрытый пятнами.
- А где одеяла?
- Залог - десять франков за каждое. Он попробовал открыть кран. Потекла коричневатая вода.
- Это не питьевая. Я приношу по бутылке каждый день, - сказала хозяйка, указывая на пыльную бутылку из-под вина, валявшуюся на полу возле кровати. - За каждую дополнительную бутылку по пять сантимов.
- Я поселюсь здесь на неделю, если вы забросите сюда одеяла.
- У вас есть документы? Вы не похожи на француза. Вы должны зарегистрироваться внизу. В комнате никакой еды. Туалет в коридоре. Туалетной бумагой не пользоваться - от нее засоряется унитаз. И никаких драк.
- Поверьте, мне не с кем драться.
- Я не верю никому, кто так говорит. Он проснулся в сумерках, в голове стучало от голода и жара. Опустошив бутылку с водой, он включил свет и смотрел на облупившуюся краску. Через окно с улицы долетал шум голосов и машин. С запада, окрашенного багрянцем заката, сквозь разбитое стекло туалета до него долетал звон вечерних колоколов.
'Что же я видел во сне? Господи, очутиться бы сейчас в Монтане. Апрель, снег сошел с обращенных к югу лугов Тобако Руте, с них сбегают быстрые, переливающиеся всеми цветами радуги холодные ручьи. Появляется первая блестящая трава, молодая зелень пробивается на верхушках деревьев, разворачиваются нежные листики осины, ивы уже одеты в листву, вдоль ручьев величественно, как индейцы племени 'черноногих', стоят тополя с зелеными макушками, лоси щиплют ярко-зеленую траву на проталинах, слышен легкий частый топот койотов по прошлогодней листве'.
Он посмотрел в окно. 'Монтана - это безмолвие. Право на тишину принадлежит не человеку, оно целиком и полностью является неотъемлемой частью жизни природы. Еще и поэтому я уехал из Монтаны: я не мог смотреть, как она гибнет. Я уже не мог вернуться туда, где в прохладе высоких сосен мы гонялись за солнечно-золотистыми лосями и где теперь на месте спиленных деревьев остались одни пни и обожженная солнцем, изрытая бульдозерами земля. А сенаторы, конгрессмены, лесничие и лесорубы делят национальное лесное богатство, как наркомафия сферы влияния в Бронксе... Когда-то Монтана была щедрым даром Господа всему миру, Его самым ценным и любимым украшением... Почему же мир такой? Нет, почему мы, люди, такие, какие есть? Когда же мы станем другими?'
Он разложил свои деньги на комоде. Восемь франков и двадцать один сантим. Открыв в раковине воду, он разделся и стал умываться. Из раны в ноге выделялся желтый гной с тошнотворным запахом. Устав от мучительного напряжения, он повалился на кровать. Через некоторое время он встал и хлопнул себя по здоровому колену. 'Мне нужно поесть. До Парижа еще десять дней'.
Он шел по темневшей улице. Какая-то женщина смотрела на него из дверей, кошка, зашипев, спряталась за контейнер с отходами. Проехал грузовик, 'А. Триместр, мясо и сало' - было написано краской на его двери. В арабском кафе на углу он съел бифштекс с картошкой за три с половиной франка. Конина была жесткой, но сочной, и он проглотил ее в одно мгновение.
- У вас есть какая-нибудь работа? - спросил он сурового на вид хозяина.
- Ален, - позвал он, положив руки на фартук. В кухонном окне появилась неровно постриженная голова с заплаканными глазами.
- Oui, - сказал он.
- Вот этот ищет работу.
- Voila, - ответил Ален. - Мы все ищем.
Медленно, как старик, Коэн брел по улице Тюбанов.
- Allo, mon mec, - послышался голос из темноты двери дома, где была ее комната. Он поднял глаза в надежде увидеть высокую консьержку. - Хочешь развлечься? - спросила женщина. Она была темной и полноватой, под платьем вырисовывалась ее обвисшая грудь.
- Я педераст, - сказал он и проскользнул мимо нее в полутемный холл.
Когда он добрался до площадки пятого этажа, с грохотом распахнулась одна из дверей. Из нее вылетел и растянулся на полу человек в одежде матроса. Его берет, прокатившись по площадке, запрыгал вниз по лестнице. Человек поднял голову.
- Дешевая шлюха, - сказал он и тут же завопил от удара обутой в ботинок ногой прямо под ребра.
- Убирайся вон, гомик! - Женщина перевела гневный взгляд на Коэна. Ты что, тоже считаешь, что я должна вернуть ему деньги, если у него ничего не получается?
- Я думаю, что он просто ненормальный, если у него ничего не получается с тобой. Я покажу ему, как это делается.
- Только сначала заплати так же, как и он, - пятьдесят франков, фыркнула она и опять пнула матроса; тот покатился дальше.
- А что, если я одолжу у тебя пятьдесят франков, - предложил Коэн. Она была хрупкой и симпатичной, на плечи спускались черные волосы, сквозь блузку вырисовывалась ее высокая грудь, зеленая юбка с разрезом подчеркивала длину и прелесть ее ног, обутых в сапожки. - Завтра мне дадут работу, - добавил он.
- Вот завтра и приходи ко мне. - Она перешагнула через матроса, но тот схватил ее за ногу.
- Отпусти меня или я позову собаку.
- Даже у собаки на тебя не встал бы!
- Послушай, полегче, - сказал Коэн. - Это моя сестра.
Матрос сел, поскреб свои жидкие рыжеватые кудельки, поискал вокруг глазами свой берет, встал и рыгнул.
- Твоя сестра - лесбиянка, - произнес он, расстегивая гульфик.
Коэн нанес ему левой рукой короткий легкий удар, и матрос, опрокинувшись назад, словно становясь в стойку на руках, медленно загрохотал вниз по лестнице. Его ноги взлетели вверх, и, перевернувшись через голову, он рухнул у стены лестничной клетки четвертого этажа.
- Ты что, убил его? - прошептала она. - Черт, только этого еще не хватало.
Матрос сел и его вырвало.
- Подонок, - она плюнула, - гомосек, ублюдок. Маricon!
Спустившись по лестнице, Коэн склонился над матросом.
- Эй, ты дверь найдешь?
- В чем там дело? - раздался голос снизу.
- Madre! Это консьержка, - зашипела она, - заставь его встать!
- Что там происходит? - Крик консьержки слышался уже этажом выше.
- Ты найдешь дверь? - повторил Коэн.
- Я хочу получить свои деньги.
- С этим кончено.
- Что происходит? - вопила консьержка.
- Сейчас я расскажу, - матрос встал, но, поскользнувшись в своей блевотине, полетел на заднице вниз по лестнице, подминая под собой консьержку.
