Она встала, вскрикнув от боли и, протянув ему руку, помогла подняться.
- Я не собираюсь убегать. У меня свидание с Мортом.
- Забудь о нем. Он только верхушка айсберга. Пожалуйста, давай убежим, пока мы можем.
Он поднял раненую руку. Сквозь повязку просочилось темное пятно, по листьям застучали капли крови. Чертыхаясь, Коэн внимательно посмотрел через луг. Возвышавшаяся над ним скала становилась похожей на огромного медведя, который настороженно застыл, навострив уши - покачивавшиеся от ветра верхушки осин. 'Рассвет приближается'. Он встал, от боли подступила тошнота. Он прикрыл рот. От рук пахло кровью, порохом и бобриным дерьмом. С противоположной стороны Клир Форк вновь донесся рев пумы - леденящий душу вой. Он поежился при воспоминании о леопарде на Тенсан Ридж. 'Это всего лишь глупая пума, а не людоед', - сказал он себе, выдавив из себя подобие улыбки и прижав Клэр покрепче, и осторожно заковылял рядом с ней в темноту, в сторону Большой Медведицы, по склону, поднимавшемуся от 'пруда Пола' и уходившему к Хантсмэн Ридж.
Разбросанные по поверхности 'пруда Пола' листья были скованы льдом, он разбил его каблуком. Сняв повязку с правой руки, он сунул ее в лунку, руку пронзило болью. Он промыл рану на бедре и вновь перевязал ее. Напившись, они направились вверх по ручью. Ночь была полна запахов. Что-то влажное легло ему на щеку. Затем коснулось его руки. Потянув носом, он задрал голову. Снежинки падали ему на губы, мягко ложились на ресницы. На фоне темных ветвей скользили белые крапинки.
- О Господи, - вздохнул Коэн, - если бы нам удалось увести лошадей.
Клэр остановилась, с трудом переводя дух.
- О чем это ты, милый?
- Снег идет. Скоро мы протопчем хорошую дорожку, по которой Морт нас и догонит. Придется где-нибудь отсидеться, пока мы не понаделали следов.
- А как же Пол?
- Он убит.
- О Боже милостивый. О Господи! Сэм, нам нужно спасаться!
Она прижималась к нему, пока они ковыляли вдоль ручья мимо последних бобровых запруд. Дальше склон выравнивался, а затем опускался на запад, переходя в крутой откос. Обойдя его, они спустились к нише в отвесной стене, обращенной на север, откуда хорошо просматривалось пересечение лосиных троп.
- Если Морт выберет эту дорогу, - сказал Коэн, - он будет проезжать под нами. Лучшей возможности мне не представится.
Стряхнув снег с ее плеч, он расположился в нише рядом с ней. Она прижалась к нему, поплотнее запахнула на нем разорванную рубашку и, дрожа всем телом, погрузилась в дремоту.
Вероятность смерти, прекращение действия наркотика, присутствие Клэр окончательно отрезвили его. Он ощущал жизнь во всем, что его окружало, - в снегу на его губах, в затхлом запахе осиновых листьев, земли и камня, в запахе собственных пота и крови, в запахе женщины рядом с ним. Он смотрел на нее. От холода отечность на ее лице спадала, но она все еще была далека от привлекательности, и он понял, как мало для него значила теперь внешность.
'Это моя женщина. Я ее защитник. Я обязан ей своей жизнью. И я люблю ее больше жизни. Почему же я не говорю ей об этом? Как я могу любить часть жизни больше, чем саму жизнь?'
Скоро будет светло. Далекое расплывчатое пятно за частоколом осиновых стволов превратилось в низенький кедр, похожий на вазу. Видна была каждая отдельная снежинка, скользившая в неподвижном воздухе вниз, как плоские камешки на дно озера. Он выглянул из ниши. 'Наши следы запорошило. Мы в безопасности, пока мы остаемся здесь или пока Морт не вернется с подкреплением'.
Был день. Слева на склоне хрустнула ветка. Донесся глухой стук копыт по снегу. Он потер лицо и посмотрел сквозь стволы ив, росших у подножия ниши. Упавший ком снега скользнул по его плечу. Среди холодных стволов, словно автоматная очередь, эхом разнеслась дробь дятла. Внизу, в лабиринте белых колонн, мелькнуло что-то темное. Треснула ветка. Шорох копыт по заснеженным листьям стал громче. Разбудив Клэр, он схватился за нож.
Звук приближался. Было слышно, как копыта задели бревно. Он затаил дыхание. Ударившись о камень, копыта простучали мимо ниши. Наклонив голову набок, он осторожно высунулся. Из-за стволов осин ничего не было видно. В просвете между белыми стволами стоял крупный лось. Немного пройдя вперед, он вновь остановился. Его шкура, золотистая на спине, переходившая в темно-коричневую на груди, слегка поднималась и опускалась в такт его серебрящемуся дыханию. Лось облизал нос. Из его ноздрей свисала похожая на призму капелька. Он приподнял заднюю ногу, как будто собираясь почесать брюхо, затем опустил ее. Он потерся головой и ухом о молодое деревце, понюхал его и двинулся дальше.
Снег перестал. Небо над ветвями тонкой осины было молочно-серым. Вверх по склону дул холодный ветер, донося со дна ущелья шум горного потока. 'Интересно, поскакал ли Морт за подкреплением?' - подумал он.
- Как твое колено? - шепотом спросил он.
Она осторожно подняла ногу.
- Не могу согнуть.
Где-то внизу хрипло закричала в кедрах голубая сойка. Он вновь был поражен звуками леса - от холода потрескивали ветки, глухо упал с дерева ком снега, гулкой дробью разносился стук дятла, зачирикала какая-то маленькая белая с черным птичка - словно все дружно решили покончить с лесной тишиной. К этому добавлялись холод, порывистый шум ветра, скрип сучьев и веток друг о друга, когда стволы мертвых деревьев падали в объятья живых, почти неслышное отвердение кристалликов снега и стягивание коры вокруг стволов осин.
Он затаил дыхание, услышав, как вдалеке хрустнули ветки, но Морта не было. Около полудня, когда тени верхушек осин на северо-западе стали самыми короткими, над ними раздался шелест. Он схватился за нож. Вниз смотрела маленькая сова. Взмахивая крыльями, она то открывала, то закрывала один глаз. Ее серое оперение напоминало деловой костюм с белым воротником. Клюв был похож на черный приплюснутый нос. На бледно-пятнистом суку, как проволочки, чернели ее крохотные коготки. Ее глаз закрылся.
Они сидели не шелохнувшись. Сова закрыла другой глаз. Солнце медленно клонилось к западу. Вытянувшись в нише, Коэн растер ноги, подвигал плечами, сжал челюсти, чтобы не стучать зубами. Он осторожно потер спину Клэр. Она взял? его застывшие руки в свои и, распахнув куртку, прижала их к теплу своей груди. Он обнял ее и почувствовал, как вернулось это странное ощущение их безграничного единения.
Неожиданно ощутив острую боль в руке, он посмотрел на свою наспех перевязанную ладонь со скрючившимися, побелевшими и одеревеневшими от холода пальцами. На одном из них был шрам, оставшийся с того времени, когда он в сумерках, спасаясь от леопарда, упал при переходе через какую-то безымянную речку в Гималаях. На другом - более свежая красноватая отметина, оставленная ножом Клэя, когда он, тоже в сумерках, схватил его на берегу Северна.
Оцепенев от опоясывавшей руку боли, он пытался сосчитать, сколько дней прошло с тех пор, как он был на тропе Кали Гандаки. Это казалось чьей-то другой жизнью, а не его. 'Это был сон, указавший мне путь, и теперь, когда я знаю, где я и кто я, я должен проснуться'. Почувствовав какое-то необъяснимое успокоение, он посмотрел вверх, но увидел те же темневшие стволы, нетронутый снег, унылый холодный свет. Рядом с ним дрожала Клэр. Солнце зашло, и тепло, исходившее от голой земли, постепенно иссякало, подобно тому, как оно уходит из замерзшего тела.
Дрожа, он крепко обнял ее. 'А если сейчас выйти отсюда? Под прикрытием темноты? Далеко ли мы сможем с ней уйти? Скоро ли нас обнаружат по следам, оставленным на снежной корке? Если завтра будет солнце, снег растает и наши шансы на спасение увеличатся. Как ни жутко здесь сидеть, это все-таки надежнее. За это время мы хоть немного придем в себя'.
Большая белая луна, поднявшись над горами, засияла так, что каждый осиновый ствол, ивовый куст или кедр стал контрастно выделяться на фоне снега. Он еще теснее прижался к Клэр, стремясь хоть чуть-чуть поделиться с ней своим теплом. Невозможно было пошевелить онемевшими руками. 'Если мы завтра не уйдем отсюда, мы замерзнем'.
Он проснулся от того, что откуда-то со склона донесся треск кустарника, едва различимый сквозь шум ветра. Луна светила прямо над ними. Он поднял голову. Он не столько слышал, сколько чувствовал глухой
