прописаны?
— Ага! У меня папаня — истопник…
— Так, понятно. А чего же вы в такую рань? Днем, что ли, времени нет?
— Днем вода занята, — солидно ответил паренек. — А мы — до школы. Красота!..
— Ну, вот что, хлопцы, — сказал Галузин. — Быстренько вылезайте — и домой! Ясно?
— Зачем так, Иван Сергеевич? — спросил Кочетов. Галузин и не заметил, как он подошел сзади.
— Ребята не помешают. Пусть резвятся. Только одну дорожку освободите…
Галузин с Кочетовым снова направились в раздевалку. Сняли одежду и прошли в душевую.
Стоя под секущими струйками воды, тренер оглядел ученика. Тело Кочетова было по-прежнему идеальным для пловца: широкие плечи, мощная грудь, длинные, сухощавые ноги, сильно и равномерно развитая мускулатура. Но вот Леонид повернулся к Галузину правым боком, и сразу стали видны и шрам под лопаткой, куда вошел до сих пор сидевший в теле осколок, и длинные рубцы на плече и руке, и скрюченные пальцы.
— Идем! — коротко сказал Галузин.
Они заняли соседние кабинки и стали одеваться. Галузин первым натянул тренировочный костюм и спустился к воде. Он взволнованно прохаживался по бортику незнакомого бассейна. Кочетов что-то задержался., Иван Сергеевич уже хотел идти за ним, как дверь раздевалки резко распахнулась и Леонид вышел к воде.
Он был в алом костюме чемпиона с вышитым на груди гербом Советского Союза.
Всегда суровый и спокойный, Галузин почувствовал, как от волнения у него сжимается горло. Алый костюм! Память былых побед!
Иван Сергеевич на миг отвел глаза от Леонида и нарочито сердитым голосом закричал:
— Опаздываете, сеньор! На старт!
Кочетов встал на стартовую тумбочку, быстро взглянул на знакомую зеленоватую воду бассейна, разделенную веревками и поплавками на четыре дорожки, решительно согнул ноги и откинул руки назад
Мальчишки, замерев от удивления и счастья, во все глаза смотрели на Кочетова. Живой чемпион! Впервые видели они его не в кино и не на картинках. Вот он, совсем рядом!..
Иван Сергеевич уже поднял руку, чтобы подать сигнал к прыжку, но тут Кочетов сошел с тумбочки.
— Не могу! — тихо проговорил он. — Прошу прощения! — Леонид хотел сказать это шутливо, с улыбкой, но губы не слушались, и он убежал в раздевалку.
Встревоженный Галузин поспешил за ним. Когда он вошел в кабинку, Кочетов, уже сняв алый костюм, стоял в обычных белых плавках.
— Начнем с начала! — виновато сказал он тренеру. — Сейчас я не чемпион. И парад ни к чему…
Вдвоем они снова спустились к воде.
Леонид быстро вскочил на тумбочку и, не дожидаясь команды, прыгнул.
Как это не походило на его прежние заплывы! Казалось, в воде находится робкий, неуверенный, начинающий пловец, настолько разобщенными, слабыми и осторожными были все его движения. Кочетов и не пытался плыть своим любимым баттерфляем. Это было бы слишком тяжело. Он шел самым легким, спокойным стилем — на боку, не вынося рук из воды.
По серьезному, напряженному лицу Леонида Галузин видел, чего это ему стоило. Но даже Иван Сергеевич не представлял той мучительной, острой боли, которая сразу возникла в раненой руке.
Мальчишки по-прежнему, сверкая глазами, влюбленно следили за каждым движением Кочетова. Ребят настолько загипнотизировал алый костюм, что они даже не замечали, как плохо плывет чемпион, как неуклюжи и слабы его гребки.
— Айдате! — восторженным шепотом скомандовал паренек в голубой шапочке, когда Кочетов приблизился к ним.
Ребята по своей дорожке взволнованно ринулись за чемпионом и поплыли рядом с ним.
И тут случилось неожиданное. Прошло совсем немного времени, и ребята вдруг оказались впереди Кочетова. Мальчишки обогнали чемпиона!
Больше всего это ошарашило самих ребят. Их лица теперь выражали изумление и даже испуг. Как так? В чем дело?
А Леонид, напрягая мускулы, не обращая внимания на боль в руке, изо всех сил пытался догнать пареньков. Позор, неслыханный позор! Сопливые мальчишки обогнали его, «короля брасса», рекордсмена мира! Отчаяние и досада охватили Леонида. И, почти не сознавая, что делает, он вдруг по лесенке выскочил из воды и опрометью бросился в раздевалку.
— Все! С меня хватит! — яростно шептал он, поспешно натягивая на мокрое тело рубаху и от волнения попадая руками в вырез для головы.
— Пусть другие!.. Молодые… Здоровые…
Неожиданно ему вспомнилось его первое выступление. Школьные соревнования в бассейне на Разночинной улице.
Точно так же удрал он тогда в раздевалку. Так же торопливо натягивал на себя одежду, путаясь в рукавах и мечтая лишь об одном: «Быстрее, быстрее удрать из бассейна!..»
Эта внезапная картинка вспыхнула так ярко, что он на мгновенье даже перестал одеваться.
«Да, очень похоже, — горько подумал он. — С той лишь малюсенькой разницей, что тогда у меня все было впереди, а теперь — все, все хорошее уже позади!»
В раздевалку, запыхавшись, вошел Галузин. Тренер был бледен.
— Ну-с, объяснитесь, сеньор, — сердито сказал он. — Что случилось?
— Ничего. Абсолютно ничего. Просто — я не хочу, не могу и не буду плавать. Не буду!!
— Так, — Галузин сел на скамейку. — Значит, сеньор надеялся, что сразу же поплывет, как прежде? Сто метров за одну минуту восемь и восемь? Так?
Кочетов молчал, продолжая одеваться.
— А не вышло и сразу раскис, — жестко усмехнулся Галузин. — Интересно знать: ты кто — кисейная барышня или коммунист? Фронтовик или институтка? Может, тебе валерьянки накапать?
Кочетов угрюмо молчал.
— Рекорды, значит, мы любим щелкать?! Как же — слава, аплодисменты! А работать не любим, — продолжал Галузин. — Ну, вот, — он встал. — Я пройду к воде. Буду ждать тебя десять минут. Отдохни, успокойся. И приходи.
Он положил Кочетову руку на плечо.
— Понял? Приходи! Я буду ждать. Не придешь — значит, ты просто трус.
Щелкнула дверь. Леонид остался один.
«Трус? Я трус? — он покачал головой. — Пусть бы это сказал кто другой, — не так обидно. Но Галузин!..»
Леонид ощупал правую руку. Крепко сдавил бицепс. Боли не ощутил.
«Почему же в воде так кололо? С непривычки?»
Он долго сидел задумавшись.
Вдруг встрепенулся: «Что это я?»
…Галузин уже терял надежду, когда Леонид вышел из раздевалки. Тренер облегченно вздохнул.
Бассейн был пуст. Мальчишек Галузин прогнал.
Леонид прыгнул и поплыл. И сразу же словно сотни крохотных иголок впились в раненую руку.
И хотя боль была сильной — не она доставляла ему наибольшие мучения. Неритмичность, несогласованность движений поразили Кочетова больше, чем острая боль. Он знал, что ранение сказалось и на его нервной системе, и подготовил себя ко всяким неожиданностям. Но такого он не предвидел.
Куда делись выработанные годами навыки, приемы? Они были так отшлифованы в упорных тренировках, что казались уже навеки не отделимыми от него. Куда исчезла та автоматическая четкость и согласованность движений, которыми приходили любоваться не только начинающие спортсмены, но и опытные мастера?!
Руки и ноги Кочетова двигались рывками, вразбивку, в движениях не замечалось той слитности,
