– Хорошо, что мы нашли вас, – сказала она. – Теперь с вами ничего не случится. Вы можете подняться и вернуться в лодку.
От этих слов толстобрюхий рыболов разразился новыми жалобами; его товарищи присоединились к нему дружным хором, все вместе причитая в своем многословном малопонятном стиле.
– О, великие пастухи, вид ваш только приносит нам новые беды. Но мы так рады видеть вас вновь, хоть и знаем, что вы пришли с тем, чтобы убить нас, бедных беспомощных и милых толстобрюхих.
– Да, убить нас, и нам радостно то, что мы можем любить вас, хоть вы не любите нас, ибо мы лишь жалкая ничтожная грязь у ваших ног, а вы, жестокие убийцы, которые всегда жестоки к жалким и ничтожным.
– И вы убьете нас, хоть мы и так умираем! О, как мы любим вас храбрых, вы умнейшие бесхвостые герои!
– Прекратите свою глупую болтовню, – приказал Грин. – Мы не убийцы и никогда не хотели причинять вам боль, тем более убивать.
– Как умен ты, господин наш, когда притворяешься, что, отрезав наши излюбленные хвосты, ты не причинял нам боль! О, в лодке, когда водяной мир обратился вдруг сушей, мы думали, что ты и твоя нижняя госпожа умерли и вы больше не станете играть друг на дружке в игры, и в греющем наши души горе мы поднялись и ушли прочь своими ногами, потому что храп твой был слишком громким. И вот теперь ты снова поймал нас и теперь, когда ты не храпишь, мы знаем, что ты убьешь нас!
С размаху Грин влепил ближайшему рыболову пощечину, от чего тот моментально взвыл и повалился на песок, где принялся корчиться словно в предсмертной агонии.
– Замолчите, вы, пустоголовые болтуны! Если вы будете слушаться нас, мы не причиним вам боль. А теперь поднимитесь на ноги и скажите нам, где скрываются остальные ваши соплеменники?
Слова его приказа вызвали лишь только новые приступ стенаний и жалоб.
– О, пастух, ты же видишь, как мы страдаем теперь и умираем от смерти, которая приходит ко всем зеленым и кровяным тварям, и ты говоришь нам подняться, потому что, стоя на ногах, мы тут же умрем в муках от смерти, для того, чтобы как только мы упадем на землю, ты смог бы бить нас своими храбрыми ногами, чтобы души наши вышли все без остатка и мы бы умерли и не говорили больше ничего нашими добрыми ртами. О, великий пастух, мы падаем на землю от такой глупой затеи, хоть и без того уже лежим плашмя.
Приговаривая все это, рыболовы слепо тыкались в ноги Яттмур и Грина, стараясь поцеловать их ступни, и люди тщетно отступали от них, пытаясь избежать унизительных объятий.
– Эти толстобрюхие просто невозможно глупы, ведь их раны очень легкие, – заметила Яттмур, которая во время бесконечных жалоб и стенаний тщательно осмотрела тела рыболовов. – Несколько синяков и царапин и только, и ничего более опасного.
– Сейчас я их вылечу, – ответил на это Грин.
Одному из рыболовов удалось схватить его за колено; он с силой ударил толстобрюхого в мясистое лицо, после чего, уже не сдерживая в себе ярость и отвращение, схватил одного из толстобрюхих за ноги и вытащил его, кричащего и упирающегося, из-под кустов.
– Как восхитительно силен ты, о господин, – причитало существо, пытаясь одновременно поцеловать и укусить руку Грина. – Твои мускулы и твоя жестокость слишком велики для таких несчастных жалких щепок, как мы, кровь внутри которых течет уже плохо из-за того, что с нами стряслись, увы, и одни беды и другие беды!
– Я затолкаю твои зубы тебе в глотку, если ты сейчас же не замолчишь! – грозно пообещал Грин.
С помощью Яттмур ему удалось поставить трех остальных толстобрюхих рыболовов на ноги; как Яттмур и говорила, их раны были совершенно незначительны и ничего серьезного, кроме приступа неизбывной жалости к самим себе, с ними не случилось. Заставив рыболовов наконец замолчать, она спросила, куда подевались остальные их шестнадцать товарищей.
– О, прекрасные бесхвостые, пощадите нас четверых и убейте тех, которых больше, которых целых шестнадцать. Да будет тогда ваша жертва чудесной жертвой! Мы рады будем необычайной радостью сказать вам в какую сторону ушли наши шестнадцать быстрых и горестных собратьев, дабы вы пощадили нас и оставили жить и радоваться вашим крикам и жестокому битью, которому вы подвергаете наши нежные носы на наших милых нам лицах. Шестнадцать оставили нас лежать и умирать тут с миром, потом бежали в ту сторону, где вы конечно же поймаете их и с радостью убьете.
После чего один из рыболовов указал рукой вдоль берега.
– Оставайтесь здесь и сидите тихо, – приказал Грин. – Мы вернемся сюда за вами, как только разыщем остальных ваших собратьев. Не уходите отсюда никуда, иначе что-нибудь съест вас.
– Мы будем дожидаться вас в страхе, даже если смерть придет к нам первой.
– Смотрите, делайте так, как я сказал вам.
После этого Грин и Яттмур двинулись вдоль берега дальше. Вокруг царила тишина; даже океан, казалось, притих и лишь с бормотанием вяло лизал землю; постепенно в их душах снова поселился глубокий страх и беспокойство, словно бы они чувствовали, как миллионы глаз продолжают следить за ними.
Продвигаясь вдоль берега, Грин и Яттмур оглядывались по сторонам. Коренные обитатели джунглей, они не могли представить себе нечто более враждебное, чем океан; и тем не менее здешняя суша выглядела еще более враждебной, чем вода. И дело тут было не только в том, что деревья вокруг – с кожистыми листьями, приспособленными для холодного климата – были неизвестной им разновидности; и не в том, что за деревьями поднимались крутые склоны утеса, настолько крутые, настолько серые и невзрачные, изрытые отверстиями и возносящиеся над их головами в такую невероятную высь, что подавляли собой все что было возможно вокруг и погружая своей тенью весь пейзаж во мрак.
Кроме этих странностей, которые все же можно было увидеть глазом, имелось также и нечто еще, чему они не могли дать название и что стало особенно чувствоваться после их встречи и непродолжительного, но бурного разговора с толстобрюхими рыболовами. Висящая над берегом тишина, прерываемая лишь тихим ропотом океана, только усиливала их беспокойство.
То и дело в испуге оглядываясь через плечо, Яттмур окидывала взглядом высящийся над ними конический утес. Из-за несущихся по небу облаков ей стало казаться, что утес вот-вот обрушится на них и погребет под огромной массой камней.
Опустив вниз голову, Яттмур крепко закрыла глаза.
– Этот огромный утес шатается и вот-вот упадет на нас! – тихо, едва шевеля от страха языком, сказала она, нащупывая руку Грина.
Он взглянул вверх; иллюзия того, что утес вот-вот обрушится на них, ледяной волной пронеслась и через его душу: не пройдет и мгновения, как эта величественная и огромная каменная башня с величавой медлительностью падет на их головы! Он дернул Яттмур вниз, и они поспешили спрятаться, втиснув свои мягкие тела в расселину меж жестких камней на берегу, где попытались найти спасение, крепко прижав лица к мокрому шершавому песку. Они вышли из джунглей жаркого растительного мира; здесь же, в холодной части света, на берегу бескрайнего океана их окружало столько совершенно непривычных и враждебных вещей, что страх в их душах не мог успокоиться.
Грин инстинктивно обратился за советом к сморчку, который покрывал собой его шею и часть головы.
– Сморчок, спаси нас! Мы доверились тебе, и ты привел нас в это ужасное место. Теперь мы должны спастись и выбраться отсюда, как можно скорей, пока утес не обрушился на нас.
– Если ты умрешь, то умру и я, – ответил сморчок, голос которого разнесся в голове Грина звоном пыльной арфы. После чего гриб продолжил, уже более жизнерадостным тоном: – Но сейчас вы оба можете подняться. Никакой утес на вас не упадет – это просто движутся облака.
Прошло несколько мгновений – в течение которых они ожидали неминуемой гибели, в тишине прислушиваясь к шелесту океана – прежде чем Грин решился поднять голову, чтобы убедиться в истинности услышанных слов. Убедившись, что никаких камней, грозящих раздавить собой его беззащитное тело, сверху не падает, он поднял голову еще выше. Почувствовав, что рядом с ней задвигался Грин, Яттмур застонала.
И снова Грину показалось, что утес грозит обрушиться на него. Крепко сжав в кулаки руки, он заставил себя не отводить от утеса глаз.
