себе удовлетворить свое любопытство.
– Я случайно зашла сюда, – промямлила Анна.
– Если вы хотите пройти к Лавинии, я с радостью провожу вас.
– Нет! – Она перевела дыхание, заставляя свое сердце успокоиться. – Я только что вышла от нее.
– Но вам не кажется странным искать выход на улицу в библиотеке?
Она смутилась и покраснела.
– Мне хотелось поближе рассмотреть этот портрет. Кто это?
Ром сурово взглянул на картину.
– Мой отец.
– Вы очень похожи на него.
– К сожалению. С этим ничего не поделаешь. – Он взял ее за руку и отвел от картины. – Вин едва знала нашего отца. Может быть, поэтому она повесила этот портрет на стену, когда моя матушка решила убрать его из своего дома.
Суровость его тона насторожила Анну, предостерегая от излишних вопросов.
– Мне не следовало спрашивать, – извинилась Анна. – Но меня заинтриговало поразительное сходство.
– Поговорим лучше о другом. Я очень рад создавшейся ситуации, так как у нас не было возможности побеседовать на обеде у Хаверфорда. – Он поймал ее взгляд и долго не отпускал его. – Я думал, мы можем обновить наше знакомство, сбросив маски светской любезности.
«Маски? Помоги мне Господи, неужели он догадывается? Невозможно!» Дрожа, она высвободила свою руку из его руки.
– Я опаздываю на важную встречу, как-нибудь в другой раз.
– Неужели вы не можете уделить мне пару минут? И потом, мы одна семья.
– Не знаю. – Она посмотрела в открытую дверь.
– Пойдемте, мисс Роузвуд. Уверяю вас, мы оставим дверь приоткрытой.
– Очень хорошо. – Опасаясь, что дальнейший протест может возбудить его подозрения, она проигнорировала инстинкт, подсказывающий ей, что надо немедленно бежать, и вместо этого подвинулась почти вплотную к нему. – Но только очень коротко, мистер Деверо. Моя матушка ждет меня.
Он кивнул:
– Понимаю, мисс Роузвуд. Я не сделаю ничего, что бы огорчило вашу матушку.
Его располагающая улыбка пронзила ее до глубины души, и Анна решительно прошла в противоположную часть комнаты, где около окна стояли два массивных стула, обитых темной кожей, и открывался вид на небольшой сад. Она погладила кожаную спинку стула и посмотрела в окно. Это было единственное, что она могла сделать, чтобы обрести спокойствие. Внутренний голос подсказывал ей, что надо бежать. Но она не смела. Если она попытается уйти, это только усилит его подозрения, а если будет медлить, имеет шанс выдать себя.
Наблюдая за ней, Ром с трудом сдерживался, чтобы не дать волю своим чувствам. Когда он увидел ее одну в библиотеке, он не мог не подойти. Он говорил себе, что просто хотел узнать, не затеяла ли она какую-то игру с его семьей. Ему надо было убедиться, что она не хочет оставить Марка в дураках. Но ее сходство с той женщиной в Воксхолле и мысль о том, что они могут продолжить начатое, заглушили все предостерегающие голоса.
Ее соблазнительный рот притягивал его, а тембр голоса заставлял вибрировать нервы, пробуждая воспоминания. Его тело отзывалось на воспоминания о том, как он держал ее в своих объятиях. Ее шарм действовал на него безотказно. Она бросила вопросительный взгляд в его сторону, и Ром усилием воли подавил свои страстные мысли. Женщина Марка – запретный плод!
Он подошел к письменному столу. Лучше сохранять дистанцию между ними, особенно когда его желание так разгорелось в ее присутствии. Ни одна из обычных светских любезностей, которые всегда с поразительной легкостью слетали с его языка, на этот раз не шла на ум. Он понимал, что хочет узнать о ней правду, но деликатность ситуации требовала дипломатического подхода.
Если он окажется прав в своих подозрениях, то сможет спасти Марка от женитьбы на этой женщине. А если ошибся, он страшно оскорбит леди, которая вскоре станет членом его семьи. Это был бы удар, который Марк не сможет вынести.
– Какие чудные розы, – сказала она, посылая ему нервную улыбку.
Розы? она что, смеется над ним? Или проверяет его?
– Розы – мои любимые цветы, – ответил он, внимательно наблюдая за ней. – Нет аромата слаще.
Ее губы приоткрылись, словно от изумления, но она тут же быстро отвернулась. Вина? Или скромность?
Лучи утреннего солнца бросали оранжевые блики на ее каштановые волосы, окрашивали четкий профиль в мягкие золотистые тона, словно нимб ангела, которым она хотела казаться. Ее бледно-зеленое платье вполне соответствовало ее статусу и возрасту, но он не мог забыть другое зеленое платье, которым недавно восхищался ... Мягкий зеленый шелк струился, подчеркивая стройную фигуру той таинственной Роуз.
Неужели это одна и та же женщина? Его ум отказывался верить, что такое возможно, хотя он не мог отрицать очевидное сходство, бросающееся в глаза. Если бы он мог поцеловать эту Анну, то узнал бы точно. Но никому не придет в голову, что девушка благородных кровей могла решиться изображать проститутку, пусть даже на маскараде.
