платных объявлений. Банк примерно в десяти минутах ходьбы вниз по авеню Асакуса, поэтому я решаю воспользоваться осиротевшим велосипедом – служебным транспортом бюро находок. Он слишком дряхл, чтобы кто-нибудь на него польстился, но вполне поможет сэкономить четверть часа от обеденного перерыва, что мне пришлось бы топать по оживленной улице, раскаленной выхлопными газами и угасающим летом. В Токио нет тени, а сплошной бетон удерживает тепло. Я паркую велосипед снаружи и вхожу внутрь – в обеденное время в банке кипит особенно бурная деятельность, сопровождаемая особенным банковским шумом. Гомон трутней, телефоны, принтеры, бумага, автоматические двери, приглушенные голоса. Оплатить план «Г» через банкомат дешевле – при условии, что я не сделаю ни одной ошибки, набирая длинный ряд цифр, в противном случае мои деньги утекут не на тот счет[76]. Виртуальная кассирша на экране кланяется, сжав руки на коленях.
– Пожалуйста, подождите. Производится транзакция. Жду. Читаю всякую ерунду о потерянных пластиковых картах и дешевых кредитах. Когда же снова поднимаю глаза на виртуальную кассиршу, она говорит нечто другое. Я не верю своим глазам.
– Ты скоро встретишься с отцом, Эйдзи Миякэ.
Я раза три отворачиваюсь и снова смотрю на экран – сообщение по-прежнему там. Оглядываюсь – должен же быть автор у этого розыгрыша. В начале ряда банкоматов стоит живая кассирша, чтобы помогать клиентам, если у них возникнут затруднения; видя мое замешательство, она спешит подойти. У нее такие же униформа и выражение лица, как у ее виртуальной коллеги. Я молча указываю на экран. Она касается пальцем экрана.
– Транзакция завершена. Вот ваша карточка, и не забудьте сохранить чек.
– Но взгляните на сообщение!
Голосом она напоминает мышку Минни из мультфильма:
– «Транзакция завершена. Пожалуйста, заберите карту и чек». Все в порядке.
Смотрю на экран. Она права.
– Там было другое сообщение,– настаиваю я. Оглядываюсь вокруг в поисках шутника.– Сообщение, в котором ко мне обращались по имени.
Ее улыбка становится напряженной.
– Это крайне маловероятно.
Очередь прислушивается. Я взрываюсь:
– Я понимаю, что маловероятно! Зачем же иначе, как вы думаете…
На сцене появляется человек в униформе с желтой нашивкой на рукаве. Он всего лишь на пару лет старше меня, а уже Капитан Супер, Самурай Корпоративных Финансов.
– Спасибо, госпожа Вакаяма.– Он отпускает свою подчиненную.– Я дежурный менеджер. Что именно вас встревожило?
– Я перевел деньги…
– Автомат допустил ошибку?
– На экране загорелось сообщение. Личного характера. Предназначенное для меня.
– Могу я узнать, почему вы пришли к заключению, что сообщение предназначалось вам?
– В нем было мое имя.
Лицо Капитана Супера принимает обеспокоенно-неодобрительное выражение, почерпнутое на тренинге.
– Что именно говорилось в «сообщении», сэр?
– Что мой отец хочет со мной встретиться.
Чувствую, как домохозяйки в очереди заражаются любопытством и переглядываются. Капитан Супер вполне убедительно имитирует врача, потакающего душевнобольному:
– Я полагаю, что, скорее всего, наш автомат использует символы, с восприятием которых могут возникнуть некоторые затруднения.
– Я не работаю в банке, но читать, спасибо, умею.
– Ну конечно же.– Капитан Супер оглядывает мой рабочий комбинезон. Он чешет затылок, чтобы показать, что испытывает неловкость. Он бросает взгляд на свои часы, чтобы показать, что источник неловкости – я.– Я только хочу сказать, что здесь либо произошло недоразумение, либо вы стали свидетелем феномена, ранее не имевшего места ни в истории Токийского банка, ни, насколько мне известно, в истории японского банковского дела вообще.
Я прячу карточку обратно в бумажник, сажусь на велосипед и возвращаюсь на вокзал Уэно. До самого вечера мне настолько не по себе, что госпожа Сасаки спрашивает, в чем дело. Я выдумываю что-то насчет лихорадки, и она дает мне лекарство. Во время чайного перерыва я подхожу к банкомату на вокзале, который выдает справки о счетах, но не принимает платежи. Не происходит ничего необычного. Я всматриваюсь в лица посетителей бюро находок, пытаясь уловить многозначительный взгляд. Ничего. Интересно, не Суга ли это? Но Суга не знает о моем отце. Никто в Токио не знает о моем отце. Кроме моего отца.
Сидя в вагоне на пути к Кита-Сэндзю, я оглядываюсь по сторонам. Паранойя. Ни один из трутней не смотрит на меня, мне удается поймать взгляд только какой-то маленькой девочки. По пути домой от станции я ловлю себя на том, что высматриваю преследователей в уличных зеркалах. В супермаркете я покупаю уцененное вполовину окономияки[77] и молоко для Кошки. «Бунтаро»,– думаю я, стоя в очереди. Я поселился у него, потому что один из родственников моего учителя игры на гитаре, который живет в Кагосиме, знаком с подругой жены Бунтаро – возможно, это он прознал про моего отца? Но разве может владелец видеопроката быть настолько влиятелен, чтобы использовать экраны банкоматов для рассылки личных сообщений? Что-то вроде коварного союза между Сугой и Бунтаро? Я возвращаюсь в «Падающую звезду» и застаю подозреваемого за телефонным разговором с женой, рукой он ворошит редеющую шевелюру. Речь идет о детских садиках для Кодаи. Он кивает мне и отвешивает шлепок
