Молитва об Оуэне Мини

ЭТО ХОРОШИЙ СПОСОБ ТРАХНУТЬ КАКУЮ-НИБУДЬ БАБУ. ПРОСТО ДЕЛАЙ ВИД, ЧТО НЕМНОГО ВСТРЕВОЖЕН — РАССЕРЖЕННЫЙ ВИД ТОЖЕ СОЙДЕТ, — И ПРОДОЛЖАЙ ВСЕМ ТВЕРДИТЬ, ЧТО ТЫ «ПРОТИВ ВОЙНЫ». НА САМОМ ДЕЛЕ Я, КОНЕЧНО, НЕ ЗНАЮ НИКОГО, КТО ЗА НЕЕ, — НО ВСЕ РАВНО, ПРОДОЛЖАЙ ТВЕРДИТЬ, ЧТО ТЫ «ПРОТИВ ВОЙНЫ». И ЕЩЕ ДЕЛАЙ ВИД, БУДТО ВСЕ ЭТО ПРИЧИНЯЕТ ТЕБЕ ОГРОМНЫЕ ДУШЕВНЫЕ МУКИ. ЧТО ДАЛЬШЕ, ТЫ И САМ ЗНАЕШЬ, — КАКАЯ-НИБУДЬ ДА ЗАТАЩИТ ТЕБЯ В ПОСТЕЛЬ, ЭТО Я ТЕБЕ ОБЕЩАЮ.

Мы продолжали отрабатывать «бросок». До сих пор дух захватывает, когда я вспоминаю, как здорово у нас это получалось. Только — р-раз! — он передает мне мяч, тут же спрашивает: «ГОТОВ?» — и — р-раз! — я отпасовываю ему обратно и уже готов подбросить его. У нас все получалось уже автоматически; почти в тот же миг, как я передавал ему мяч, Оуэн оказывался уже у меня на руках и тут же взмывал в воздух. Он больше не утруждал себя криком «ВРЕМЯ!». Время засекать нам было ни к чему; мы уверенно укладывались ровно в три секунды — а иногда, думаю, у нас получалось даже быстрее.

— Сколько бывает трупов за неделю? — спросил я его.

— В АРИЗОНЕ? Я ТАК ДУМАЮ, ЧТО В СРЕДНЕМ ДВА —САМОЕ БОЛЬШЕЕ ТРИ — ВЫБЫВШИХ ИЗ СТРОЯ В НЕДЕЛЮ. В НЕКОТОРЫЕ НЕДЕЛИ НЕ БЫВАЕТ НИ ОДНОГО, ИНОГДА ТОЛЬКО ОДИН. И ЕЩЕ, ПО МОИМ ПРИКИДКАМ, ТОЛЬКО ПОЛОВИНА ИЗ ВСЕХ НАШИХ ВЫБЫВШИХ ИЗ СТРОЯ ИМЕЮТ ОТНОШЕНИЕ К ВЬЕТНАМУ — ЗНАЕШЬ, ВЕДЬ ПРОИСХОДИТ МНОГО АВТОМОБИЛЬНЫХ АВАРИЙ. НУ И САМОУБИЙСТВА ЕЩЕ БЫВАЮТ.

— А какой процент всех тел — как это ты выразился? — «не пригоден для показа»?

— ДА ОСТАВЬ ТЫ В ПОКОЕ ЭТИ ТРУПЫ, — сказал Оуэн. — ЭТО НЕ ТВОЯ ЗАБОТА. ТВОЯ ЗАБОТА — ЧТО У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ МАЛО ВРЕМЕНИ. ЧТО ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ДЕЛАТЬ, КОГДА У ТЕБЯ КОНЧИТСЯ УЧЕБНАЯ ОТСРОЧКА? У ТЕБЯ ЕСТЬ ХОТЬ КАКОЙ-ТО ПЛАН? ТЫ ВООБЩЕ ЗНАЕШЬ, ЧЕМ ХОЧЕШЬ ЗАНИМАТЬСЯ, — ПРИ УСЛОВИИ, ЧТО ДЛЯ ЭТОГО БУДЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ? НЕ ДУМАЮ, ЧТОБЫ ТЕБЕ БЫЛО ХОРОШО В АРМИИ. Я ЗНАЮ, ВО ВЬЕТНАМ ТЫ ПОПАСТЬ НЕ ХОЧЕШЬ. НО И В КОРПУСЕ МИРА ТЕБЕ, ПО- МОЕМУ, ДЕЛАТЬ НЕЧЕГО. МОЖЕТ, ТЫ ГОТОВ УЕХАТЬ В КАНАДУ? НЕ ЗАМЕТНО, ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ МНЕ. ТЫ ДАЖЕ НА ПРОТЕСТУЮЩЕГО НЕ СЛИШКОМ ТЯНЕШЬ. ТЫ, НАВЕРНО, ЕДИНСТВЕННЫЙ ИЗ ВСЕХ, КОГО Я ЗНАЮ, СМОГ БЫ ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К ЭТОМУ, КАК ЕГО НАЗЫВАЕТ ХЕСТЕР, «ДВИЖЕНИЮ ЗА МИР» И УХИТРИТЬСЯ НИ С КЕМ НЕ ТРАХНУТЬСЯ. Я НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ, ЧТОБ ТЫ ОШИБАЛСЯ ВМЕСТЕ С ЭТИМИ МУДАКАМИ, — Я НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ, ЧТОБ ТЫ ВООБЩЕ С КЕМ-ТО МОГ ОШИБАТЬСЯ. ВОТ ЧТО Я ТЕБЕ СКАЖУ: ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ДЕЛАТЬ, ЧТО ТЕБЕ НРАВИТСЯ, ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ — И НАБРАТЬСЯ НЕКОТОРОЙ ХРАБРОСТИ.

— Я хочу продолжать учиться, — признался я. — Я хочу стать преподавателем. Я ведь только и умею, что читать.

— НЕ НАДО ТАК ЭТОГО СТЫДИТЬСЯ, — заметил он. — УМЕНИЕ ЧИТАТЬ — ЭТО БОЛЬШОЙ ДАР.

— Я научился этому у тебя.

— НЕ ВАЖНО, У КОГО ТЫ НАУЧИЛСЯ, — ВСЕ РАВНО ЭТО ДАР. ЕСЛИ ТЕБЕ ЧТО-НИБУДЬ ПО- НАСТОЯЩЕМУ ДОРОГО, НАДО ЗА ЭТО БОРОТЬСЯ — ЕСЛИ ТЕБЕ НАСТОЛЬКО ПОВЕЗЛО, ЧТО ТЫ СУМЕЛ ВЫБРАТЬ СВОЙ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ, ПРИДЕТСЯ НАЙТИ В СЕБЕ КАПЛЮ ХРАБРОСТИ ЖИТЬ В СООТВЕТСТВИИ С ЭТИМ ВЫБОРОМ.

— А при чем тут храбрость? — спросил я.

— ОНА ТЕБЕ ПОНАДОБИТСЯ, — заверил он. — КОГДА ТЕБЕ ПРИШЛЮТ ПОВЕСТКУ НА ДОПРИЗЫВНУЮ МЕДКОМИССИЮ, ВОТ ТОГДА ТЕБЕ И ПОТРЕБУЕТСЯ НЕКОТОРАЯ ХРАБРОСТЬ. ПОСЛЕ МЕДКОМИССИИ — КОГДА ТЕБЯ ПРИЗНАЮТ «ПОЛНОСТЬЮ ГОДНЫМ К СЛУЖБЕ» — ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЕ БУДЕТ ПОЗДНОВАТО. КОГДА ТЕБЕ ПРИСВОЯТ КАТЕГОРИЮ ОДИН-А, ЭТА КАПЛЯ ХРАБРОСТИ ТЕБЕ МАЛО ЧЕМ ПОМОЖЕТ. ЛУЧШЕ ПОДУМАЙ НАД ЭТИМ СЕЙЧАС, СТАРИНА, — сказал Оуэн Мини.

Он отправился назад, в Форт Уачука, незадолго до Нового года. Хестер где-то пропадала, так что я встретил Новый год один — бабушка сказала, что она уже слишком стара, чтобы провести ночь без сна. Я не то чтобы напился вдрызг, но немножко-таки перебрал. То, что Хестер портит наш розовый сад, определенно стало семейным ритуалом; ее отсутствие, как и отсутствие Оуэна, показалось мне зловещим предзнаменованием.

Во Вьетнаме находилось больше 385000 американцев, и почти 7000 американцев там уже погибли. Мне казалось, что вполне уместно за них выпить.

Когда Хестер вернулась оттуда, ГДЕ ТЕПЛО И СОЛНЕЧНО, я удержался от замечаний по поводу отсутствия у нее загара. Акций протеста и демонстраций происходило все больше; когда Хестер уезжала, чтобы принять в них участие, она никогда не звала меня с собой. Однако в нашу квартиру на ночь она никого не приглашала; когда мы говорили об Оуэне, мы говорили о том, как сильно его любим.

— Слушай, а в перерывах между любовью к нему и мыслишками обо мне ты хоть с кем-нибудь трахаешься? — поинтересовалась она как-то.

— Я всегда могу присоединиться к «Движению за мир», — заметил я ей. — Знаешь, я ведь просто могу сделать вид, что немного встревожен — возмущение тоже сойдет, — и продолжать всем твердить, что я «против войны». Гражданская скорбь — вот верный способ! Я очень здорово смогу изобразить гражданскую скорбь — ведь я «против войны», — ну, а что дальше, ты и сама знаешь: тут уж меня точно какая-нибудь в постель затащит!

Хестер даже не улыбнулась.

— Я где-то уже это слышала, — только и сказала она.

Я написал Оуэну, что выбрал Томаса Гарди для своей магистерской диссертации; думаю, вряд ли он удивился. Еще я сказал, что очень долго размышлял над его советом — насчет того, что я должен набраться храбрости и решить, что буду делать, когда потеряю право на отсрочку. Я пытался определить, какого рода решение мне следует принять, но, честно говоря, не видел сколько-нибудь приемлемого варианта. А еще меня озадачивало, какая уж такая ХРАБРОСТЬ может от меня потребоваться. Если только исключить решение отправиться во Вьетнам, то все другие доступные решения, по моим понятиям, вряд ли могли потребовать какой-то особой отваги.

«Ты все время говоришь, что во мне нет никакой веры, — написал я Оуэну. — Ну так разве ты не понимаешь — отчасти как раз из-за этого я такой нерешительный. Я все время чего-то выжидаю; я не верю, что мое решение — каким бы оно ни было — может иметь вообще хоть какое-то значение. Ты знаешь стихотворение Гарди «Случайность»? Наверняка знаешь. Помнишь, там есть такие строчки: «…Но нет, не так надежды сражены, / И отцветает радости цветок, — / То Случай шлет дождя и солнца дни, / То мечет Время счастье, как игрок… / Слепые судьи, вдоль моих дорог / Так сеять грусть и радости вольны»[38]. Ты ведь понимаешь, о чем оно: ты веришь в Бога, но я-то верю в Случай — в совпадение, в удачу. Вот это я и хочу тебе сказать. Понимаешь? Что проку принимать это самое решение, о котором ты толкуешь? Что проку в храбрости — когда все, что должно произойти, может перевернуться в любую секунду?»

Оуэн Мини написал мне в ответ на это: «НЕ БУДЬ ТАКИМ СКЕПТИКОМ — ДАЛЕКО НЕ ВСЕ «МОЖЕТ ПЕРЕВЕРНУТЬСЯ В ЛЮБУЮ СЕКУНДУ». ПО-ТВОЕМУ, В ПРИНЯТОМ РЕШЕНИИ НЕТ ПРОКУ? ТОГДА ПОЗВОЛЬ МНЕ РАССКАЗАТЬ ТЕБЕ КОЕ-ЧТО О ТРУПАХ. СКАЖЕМ, ТЕБЕ ПОВЕЗЛО, — СКАЖЕМ, ТЕБЕ НЕ ПРИШЛОСЬ ЕХАТЬ ВО ВЬЕТНАМ И НЕ ПРИШЛОСЬ ДЕЛАТЬ РАБОТУ ХУЖЕ ТОЙ, ЧТО ДОСТАЛАСЬ МНЕ. В ТАКОМ СЛУЧАЕ ТЕБЕ ПРЕДСТОИТ ОБЪЯСНЯТЬ, КАК ПОГРУЗИТЬ ТЕЛО В САМОЛЕТ И КАК ЕГО ПОТОМ ОТТУДА ВЫГРУЗИТЬ — ЧТОБЫ ЕГО НЕ ПОВЕРНУЛИ ТАК, ЧТО ГОЛОВА ОКАЖЕТСЯ НИЖЕ НОГ. НЕХОРОШО БУДЕТ, ЕСЛИ ИЗ ЩЕЛЕЙ ПОТЕЧЕТ — ВЕДЬ В ЯЩИКЕ ВПОЛНЕ МОГУТ ОКАЗАТЬСЯ ЩЕЛИ.

ДАЛЬШЕ — МЕСТНЫЙ РАСПОРЯДИТЕЛЬ ПОХОРОН. ВОЗМОЖНО, ОН НИКОГДА НЕ ЗНАЛ ПОКОЙНОГО. ДАЖЕ ЕСЛИ ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО В ЯЩИКЕ ВЕСЬ ТРУП, ЦЕЛЫЙ, — ЧТО ОН НЕ ОБГОРЕЛ, И ЧТО У НЕГО НА МЕСТЕ НОС И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ, — НИ ТЫ, НИ ЭТОТ ТИП НЕ ЗНАЕТЕ, КАК ЭТО ТЕЛО ВЫГЛЯДЕЛО РАНЬШЕ. ШТАБНЫЕ ПОХОРОННЫЕ КОМАНДЫ ВО ВЬЕТНАМЕ НЕ ОЧЕНЬ-ТО ЗАБОТЯТСЯ О ВНЕШНЕМ СХОДСТВЕ. ОТКУДА ТЫ ЗНАЕШЬ, ПОВЕРЯТ ЛИ РОДНЫЕ, ЧТО ЭТО ВООБЩЕ ОН? ЕСЛИ ТЫ ГОВОРИШЬ РОДНЫМ, ЧТО ТЕЛО «НЕ ПРИГОДНО ДЛЯ ПОКАЗА», ТО КАКОВО ИМ — ВООБРАЖАТЬ СЕБЕ, ЧТО ЗА ЖУТЬ ТАМ, ПОД КРЫШКОЙ? А СКАЖЕШЬ: «НЕТ, ВАМ НЕ СТОИТ СМОТРЕТЬ НА ТЕЛО», КАК ТУТ ЖЕ ПОЧУВСТВУЕШЬ, ЧТО НАДО ДОБАВИТЬ: «НУ, В ОБЩЕМ, НА САМОМ ДЕЛЕ ЭТО НЕ ТАК УЖ СТРАШНО…» И ЕСЛИ ТЫ ВСЕ ЖЕ РАЗРЕШАЕШЬ ИМ ПОСМОТРЕТЬ, ТО ПРИСУТСТВОВАТЬ ПРИ ЭТОМ ТЕБЕ УЖ ТОЧНО НЕ СТОИТ. ТАК ЧТО ЭТО ТЯЖЕЛОЕ РЕШЕНИЕ. ВОТ И ТЕБЕ ТОЖЕ ПРЕДСТОИТ ТЯЖЕЛОЕ