— Наверное. — Джеки пригубила из своего бокала. — Думаю, мне этого уже никогда не узнать. Отца больше нет, а Карл, судя по всему, не горит желанием дружить со мной.
— Я это заметил. — В глазах Эйдриана отразилось такое сочувствие, от которого у Джеки заныло в груди. — Жаль, что на проект пригласили именно его, а не кого-то еще, но это решение исторического общества, а поскольку оно субсидирует работы, то, значит, всем распоряжается. Мне жаль.
— Жалеть не стоит. Карл отличный специалист. Один из лучших, как мне говорили. Проект важнее, чем мои личные предпочтения.
— Но не осложнит ли тебе это жизнь на ближайшее время?
— Все мои волнения связаны только с тем, как отразится на вашей семье мое участие в этом деле.
— Джеки… — заговорил Эйдриан предостерегающим тоном.
— Нет, дай мне договорить. — Джеки сильнее стиснула бокал в руке. — Вы все отнеслись ко мне доброжелательно, я вам за это очень благодарна и надеюсь, у вас не будет причины пожалеть о том, что вы мне предложили сотрудничество.
— Никогда. — Эйдриан тяжко вздохнул. — И, прежде всего потому, что без тебя наш план был бы неосуществим.
— Я не думаю. Скотт провел достаточно серьезные исследования, и вы, в конце концов, добились бы, чего хотели.
Эйдриан внимательно на нее посмотрел.
— Ты что, правда, так считаешь?
— Я в этом уверена. Эйдриан покачал головой:
— Беру свои слова назад. Ты, оказывается, вовсе не побитая собака, ты из породы убежденных мучеников.
— Прости, не поняла? — нахмурилась Джеки.
— Джеки, — мягко проговорил он, спустив ноги на пол, подавшись к ней всем телом. — Тебе нет необходимости все время быть такой несгибаемой. Если тебе когда-нибудь нужно поплакать на чьем-то плече, то у меня их, к твоему сведению, целых два, и они от этого не растают.
Джеки натянуто рассмеялась:
— Спасибо за предложение, но я уже давно усвоила, что мало проку плакаться другим, этим делу не поможешь.
— Стало быть, ты предпочитаешь плакать в одиночку?
— Я вообще не говорила, что плачу. Это глупая и бесполезная трата времени и сил. — Эйдриан пристально посмотрел на нее, и Джеки пошла на попятный. — Ну, разве что иногда, втихомолку, — созналась она.
— Как я уже сказал, не обязательно всегда быть сильной. — Эйдриан сжал ее свободную руку. — Хотя я временами просто восхищаюсь твоей стойкостью.
— Не надо, Эйдриан. — Горло у Джеки перехватило, и ее голос сорвался. — У меня сегодня был очень тяжелый день, и вывести меня из равновесия ничего не стоит, поэтому не надо, хорошо?
— Нет, надо. Понятно: ты не привыкла, чтобы тебя жалели, и потому не знаешь, как вести себя при этом. Но я как представлю, что тебе довелось пережить, все бы сделал, лишь бы повернуть время вспять, чтобы находиться рядом с тобой, когда тебе бывало страшно или одиноко.
— Перестань. Прошу тебя. — Ее плечо дернулось, и она, поставив свой бокал, закрыла рукой лицо.
— Но теперь я с тобой. И хочу, чтобы ты помнила об этом. — Джеки не выдержала и всхлипнула, потом еще раз.
— Иди сюда. — Эйдриан потянул ее за руку, поднимая с кресла и усаживая к себе на колени. Джеки подчинилась с большей готовностью, чем ей хотелось бы, и, свернувшись калачиком, уткнулась лицом в его плечо. Эйдриан обнял ее и начал укачивать, стараясь успокоить.
— Прости. — Слова еле-еле вырывались из сведенного судорогой горла. — Я просто устала.
— Ничего. — Он поцеловал ее в лоб, но Джеки от этого лишь еще больше расплакалась. — Расскажи мне, от чего ты устала.
Господи! Ну и вопрос!
— Я устала жить, словно на пороховой бочке, постоянно находясь в страхе, что любой мой поступок повлечет за собой катастрофу всей моей жизни, и злюсь на отца за то, какую жизнь он мне устроил. — Джеки почувствовала горечь во рту, которая обожгла горло. — Господи, прости меня, это, конечно, грех, но я не могу простить его!
— Ты имеешь на это право.
— Нет, не имею. — Джеки, подняв голову, внимательно посмотрела на Эйдриана. — Он ведь хотел как лучше. Я любила его, несмотря на то, что он был большой ребенок, и мне его страшно не хватает. Но порой, порой… — Ее рука сжалась в кулак. — …где-то в глубине души я просто ненавижу его и почти рада тому, что его больше нет. Господи! — Джеки, снова зарыдав, спрятала лицо на груди у Эйдриана.
— Ну, ну, — бормотал он, гладя ее по спине.
— Я не то хотела сказать. Я никогда не желала ему смерти.
— Конечно, не желала, но нет ничего удивительного в том, что ты на него зла. Он поставил тебя в ужасное положение, и ты до сих пор страдаешь из-за него, расхлебываешь кашу, которую он заварил. Но послушай меня. — Эйдриан взял Джеки за плечи и отстранил от себя немного, чтобы видеть ее лицо. — Тебе не нужно больше бояться. Все будет хорошо.
— Что ты такое говоришь? Ведь вся моя жизнь может в одночасье взлететь на воздух.
— Этого никогда не случится. — Большими пальцами рук Эйдриан вытер ее слезы. — Нам благодаря Маргарите сопутствует удача, так что успех нам во всем гарантирован.
— Если она талисман удачи, то я — проклятие, и это все сведет на нет.
— Ты не должна так говорить о себе. Более того — теперь, когда нас с тобой связывает общее дело, Маргарита будет помогать и тебе.
— Я не верю в привидения.
— Тогда верь в меня. — Эйдриан взял ее лицо в руки и заглянул Джеки в глаза. — Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой.
— Прости, — прошептала она с блестящими от слез глазами. — Я и в тебя тоже не верю. Ты слишком хорош, чтобы быть правдой.
Эйдриан расхохотался:
— В этом можешь не сомневаться и скажи это Эллисон в следующий раз, когда она будет распекать меня за то, что я не в меру заботливый старший брат, который сует нос не в свое дело.
— Эх, не знает она своего счастья. Мне бы такого брата!
— Зато теперь у тебя есть такой друг, как я, а это даже лучше, потому что позволяет нам заниматься тем, чем мы занимались прошлой ночью.
Джеки, издав смешок, вытерла нос тыльной стороной ладони.
— Мне нужен платок.
— Вот видишь, все-таки нельзя обо мне сказать, что я слишком хорош, чтобы быть правдой: если бы это было так, я выхватил бы из своего заднего кармана носовой платок и протянул его тебе.
— Правда. Ты не совершенный.
— Значит, ты веришь, что я всегда буду рядом и помогу тебе, что бы ни случилось?
— Только если ты дашь платок.
— Это можно. — Поднявшись, Эйдриан повернулся и усадил Джеки в кресло. — С тобой все будет в порядке, пока я схожу за платком?
Джеки подняла голову. В ее мокрых глазах поблескивало пламя свечи.
— Я как-то обходилась без тебя до этого. Думаю, еще несколько минут я выдержу.
Эйдриан вошел в дом, а когда вернулся с коробкой бумажных носовых платков, Джеки стояла у лестницы.
— Уходишь? — спросил он с удивлением.
— Да. — Она взяла платок и высморкалась. — Нехорошо, конечно, вот так плакать и сразу убегать, но я… — Она взглянула на него из-под мокрых ресниц и отвела глаза. — Мне пора идти.
Дружеское участие превратилось в настойчивое стремление обладать. Эйдриану страстно захотелось
