ведь вы правы, какая-то тайна с этим твоим наследством связана, Дашенька, а вы хоть прощупали эту рухлядь, перед тем как продать?
– А как же! Но нашли только конверт с обрыв ком газеты сорокового года, с объявлением о смерти отца той старушки, что мне все оставила.
– А что там еще было, в этой газете?
– Ничего. Заметка о премьере в Камерном театре.
– В Камерном театре? Моя мама была помешана на Камерном театре. Я до сих пор помню ее рассказы… И даже имена актеров. Алиса Коонен, Церетели… Ну ладно, вам это неинтересно. Хотя знаете, я всегда вспоминаю мамин рассказ об одном театральном критике, который написал… В то время был такой расцвет театра, в двадцатых годах особенно. МХАТ, Камерный, Театр Мейерхольда, Вахтанговский… В Камерном был знаменитый спектакль «Принцесса Брамбилла». А Вахтангов поставил «Принцессу Турандот». И этот критик написал: «Я изменил «Принцессе Брамбилле» ради «Принцессы Турандот»!» Когда теперь иногда читаешь театральных критиков, хочется плакать… Разве они так напишут? Понимаете, этот критик – он любил! Любил Камерный театр, любил его спектакль! А по том влюбился в нового режиссера, в новый театр! А наши критики не считают нужным кого-то любить. Они себя любят… понимаете, о чем я?
– Конечно, – серьезно кивнул Петька. Он был в полном восторге от старого антиквара.
– Ну-с, что там у нас дальше? – сказал Ной Григорьевич, откладывая в сторону веер. – Ага, туфельки, прелесть, что за туфельки, как для Золушки, хоть и не хрустальные. Ну, это может заинтересовать какой- нибудь музей разве что… Покупателей на такую вещь не найти… А впрочем, попробовать можно. Шарф… скорее, это палантин.
– А палантины разве не из меха делают? – спросила Даша.
– Необязательно. Из бархата тоже бывали палантины. Хотя это, скорее всего, газ, значит, все-таки шарф!
– Как интересно! – всплеснула руками Даша.
– Между прочим, советую тебе, Даша-душа, сохранить этот шарф. Еще несколько годочков, и сможешь носить вечерние платья. Накинешь такой шарф, и за тобой все модницы бегать будут, спрашивать, где взяла. Ну-ка, накинь!
Ной Григорьевич набросил Даше на плечи газовый шарф. Она подошла к старинному зеркалу в бронзовой раме, повертелась, так и сяк прикладывая шарф, потом набросила его на голову на манер капюшона, и Петька ахнул.
– Лавря, отпад!
Даша была поразительно хороша в этом шарфе. Ной Григорьевич тоже восхищенно заметил:
– Ну, что я говорил! Красавица! Уже сейчас красавица, а что дальше-то будет, Петя?
Тот только рукой махнул.
Ной Григорьевич осторожно снял с Даши шарф, аккуратно сложил и отдал ей обратно.
– Береги его, и ты разобьешь не только наши с Петькой сердца.
Даша грустно улыбнулась в ответ. «Неужели у этой юной девочки уже есть горький опыт в любви? – подумал старый антиквар. – Парнишка явно в нее влюблен, но он для нее молод, хоть они и ровесники».
В этот момент в магазин вошла покупательница и Ной Григорьевич поспешил ей навстречу, успев шепнуть:
– Кажется, вы опять принесли мне удачу!
– Петька какой он все-таки клевый, правда?
– Да, мне тоже он нравится. Знаешь, по-моему, ему можно спокойно показать камею.
– Я и сама уже решила, – обрадовалась Даша. – По крайней мере скажет, настоящая она или подделка.
– Она у тебя дома?
– Нет, в сумке, – улыбнулась Даша. – На всякий случай захватила. Кстати, мне и Геня жутко понравилась.
– Только шумная очень, до сих пор в ушах звенит, – засмеялся Петька. – Надо ж додуматься – все плюшки обкусать…
– Да, лихо!
– Ну, друзья, просто хоть нанимай вас на работу! – сказал Ной Григорьевич, когда покупательница ушла. – Дамочка купила у меня гарднеровскую чашку! Оказалось, она коллекционерша. Пришла в полный восторг и оставила еще свой телефон, если вдруг появится поповский фарфор.
– Ной Григорьевич, скажите, а вот моя бабушка всегда смеется, когда кто-нибудь хвастается, что у него есть кузнецовский фарфор.
– И правильно делает! У тебя умная бабушка, Даша! Это невежественные советские сановники придумали. Кузнецовский фарфор – ширпотреб дореволюционный, только и всего.
– Понятно. А еще я хотела вам показать вот это… – Даша вытащила из сумки шитый бисером ридикюль.
– Полная мура! – скривился Ной Григорьевич.
Но Даша и не собиралась показывать ему ридикюль, она вынула из него камею и протянула антиквару,
– О, какая прелесть! – воскликнул старик. – Очаровательная вещь.
– Это тоже из моего наследства.
– Да? Ну что ж, не так уж плохо! Ты ее тоже береги!
– А она дорогая?
Ной Григорьевич долго осматривал камею через лупу.
– Что тебе сказать, Дашенька, душа моя? Она, конечно, стоит довольно дорого по нашим представлениям, но сказать, чтобы это было какое-то несметное богатство, – нет. Во-первых, она не такая уж старая, вторая половина девятнадцатого века.
– Ничего себе не старая, – удивился Петька.
– Дорогой мой, камеи бывают античными, понимаешь? И тогда им действительно цены нет. Но как украшение для юной красавицы, или даже не юной, она, безусловно, внимания заслуживает.
– Иными словами, она не слишком ценная? уточнил Петька.
– Вот именно. Хотя и очаровательная.
– Значит, вряд ли это из-за нее те мужики колотятся?
– Вряд ли.
– Тогда, Лавря, покажи то, что их особенно волнует.
Даша достала из сумки фарфоровые кольца.
Ной Григорьевич взял одно в руки.
– Ну что вам сказать? Это французский фарфор, тоже примерно вторая половина девятнадцатого века, совсем недорогой. По нашим временам штучка довольно редкая, довольно милая, но не более того. И уж больно малоупотребительная. Ну кто в наше время станет пользоваться дома крахмальными салфетками? Ну, может, какие-то супербогатые люди, но тогда это для них недостаточно престижно, понимаете?
– Но именно про эти кольца меня спрашивали оба, и Михаил Семеныч, и Дмитрий Палыч! А между прочим, баульчик, за который двести баксов отвалили, я на помойке видел, весь разломанный.
– Серьезно? – удивился Ной Григорьевич. – Они просто психи. Психи с деньгами. Или… – он вдруг задумался.
– Что? – не выдержал Петька.
– Или эти кольца таят какой-то шифр…
– Шифр? – как эхо повторила Даша.
– Ну, я только предполагаю… Погодите, друзья, я сейчас еще разок их осмотрю.
Ной Григорьевич долго колдовал над фарфоровыми кольцами, подносил к глазам, разглядывал через лупу, скреб каким-то остреньким металлическим инструментом и даже протер ваткой, смоченной в противно пахнущем составе, но все было напрасно.
– Убей бог, я тут ничего не вижу! Ни-че-го!
– Ну и как быть? – растерянно спросил Петька.
