– Если ты из спецслужб, я застрелю тебя тут же, на месте.
Хайдер положил руку на оттопыренный карман черных галифе. Ангелина выше вздернула подбородок. Она шагнула к нему и подняла руку над низом его живота, едва касаясь ширинки. Он даже не успел отпрянуть.
– У тебя здесь слишком горячо, – насмешливо сказала она. – Я люблю мужчин, у которых здесь чувствуется пламя. И таких, что наставляют на женщину сразу и себя, и револьвер.
На миг она коснулась его ширинки ладонью. И вдруг крепко прижала руку, вцепилась, как кошка. И тут же руку отняла. И отшагнула назад. Доли секунды. Он разжал губы. Скулы его вспыхнули.
– Ты проститутка? Ты пришла сюда на ловлю?
– Все мы в этой стране проститутки и жиголо. Все мы проституируем как можем. – Насмешливая улыбка не сходила с ее лица. Улыбался и он. Она перевела взгляд на его вздувшуюся ширинку. – Разве ты не этим же занимаешься со своей лысой челядью?
– Еще раз назовешь моих солдат «лысой челядью», я...
– Ты выстрелишь в меня? В меня, мальчик мой, уже стреляли. И, как видишь, промахивались.
– Ты что, гипнотизерша?
– Теплее. Уже теплее. Гипнозом я тоже владею. Одна из классических древних техник.
– Техник?..
– Все на свете есть техника, мой герой.
– Я не твой герой!
Он стоял перед ней, косая сажень в плечах, с жестким пронзительным взглядом, глаза голубые, как холодное северное небо, и странно, по-монгольски, стоящие косо, лицо римского тирана, гладко выбритое, с перчинкой безуминки в пульсирующих зрачках, широкие скулы, желваки ходят около ушей, перекатываются орехами; полные губы, усмешливо раздвинутые, а подбородок круглый и жесткий, твердый, будто мраморный, с вмятиной под нижней губой; и на щеках, над смеющимся ртом, – ямочки, как у ребенка. Мужское лицо, от которого навзничь падают женщины. Лицо конкистадора. Лицо голливудца. Лицо деспота. Лицо – Вождя.
Почему он белый, сивый даже, светлоглазый, а – раскосый, как какой-нибудь Чингисхан? В нем есть татарская кровь... казахская?.. Сибирь, скорей всего. Родимая Сибирь. Там такие фрукты вырастают. Такие вот крепкие кедровые шишки. Неплохой вождь у бритоголовых. Она так и знала, что скинами руководят сверху отнюдь не скины. А вполне здоровые, умные и хитрые взрослые дяди.
Римлянин. Герой. Деспот. Языческий бог. Беловолосый монгол. Это он установит новый русский порядок? Кто так жестоко перебил ему нос, в какой давней драке?
– Нет, ты мой герой, – жестко отчеканила она, будто приказывала ему. – И ты сам прекрасно знаешь, что ты герой. Не герой – не отдал бы приказа начать Хрустальную ночь. Ты любишь власть?
Он, держа руки на черном широком поясе, сделал шаг к ней. Она не двинулась с места. Раздула ноздри. Обоняла запах начищенной кожи черных сапог.
– Власть? Что ты понимаешь во власти?
– Я понимаю в ней все.
– Сильно сказано. Ты азартный игрок? У тебя много денег?
– У меня много денег. Но в азартные игры я не играю. А сейчас вот поняла, что хочу поиграть.
Еще шаг к ней. Можно рассмотреть начищенные медные пуговицы на рубашке. Какой на пуговицах рельеф? Ах, ну да, их крест. На заказ пуговички сделаны. В особой, тайной мастерской.
– И как же ты будешь играть, не зная правил игры?
– Правила расскажешь мне ты. Я понятливая.
Миг – и ее руки у него на шее. Его твердые губы – под ее губами.
Оторвавшись от него, отшагнув назад, улыбаясь, она сказала:
– Будто с быком целуешься.
– Это хорошо или плохо?
Он задыхался. У него темнело перед глазами.
– Это отлично. Бык и волк – мои любимые мужчины.
– Вот как. Я догадался. Ты зоофилка.
– Может быть. Я умею говорить со зверями. Владыки должны уметь говорить с подданными, с животными и со жрецами.
– Ты такая умная, что страшно.
– Ты тоже умен. – От поцелуя у нее горели губы. – Но без меня ты не добьешься, чего желаешь.
– А чего я желаю?
Она усмехнулась снова. Он сжал кулаки.
– Власти.
– Я желаю счастья святой Руси! – крикнул он.
Она снова сделала шаг к нему. Положила ладонь ему на губы.
– Не ври, – тихо, жестко сказала она, уставив на него огромные, длинные, как брюшки зеленых стрекоз, пугающе светящиеся глаза. – Не ври, я врач. Я психиатр. Я вижу и знаю и чувствую все. Даже больше того, что чувствуешь ты. Ты хочешь власти. Безграничной власти. И в тебе большая сила. И ты к этой власти пойдешь по головам. По трупам. Ты прикрываешься твоей идеей, но ты животное, ты зверь, и ты рожден быть владыкой. И я помогу тебе добиться власти.
Он оторвал ее руку от своих губ. Тяжело дышал. Смотрел на нее. Его лицо маячило, плыло вблизи от ее лица, как большая, во мраке, широкая золотая лодка.
– Ты? Ты – мне – поможешь? Что ты мелешь?
– Еще раз скажешь «мелешь» – я...
Он не успел схватить ее за запястье. Она с быстротой бегущей по стволу белки сунула руку ему в карман, выхватила револьвер и сейчас стояла с револьвером в руке, наставляя на него дуло. Она смеялась. «До чего отборные, белоснежные зубы», – зло подумал он.
– Я знаю приемы. Я нападу первым. Ты не успеешь выстрелить.
Она не шевельнулась. Ее губы смеялись. Ее зубы блестели. Револьвер в руке не дрожал.
– Попробуй!
Он сделал выпад, но она опередила его. Повернувшись к нему спиной, она молниеносно наклонилась, подняла ногу и крепко, мощно ударила его пяткой в скулу. Потом, коротко и резко выдохнув: «Я-ах!» – отбежала на два шага, оттолкнулась ногой от каменного пола и высоко подпрыгнула, и обхватила Хайдера руками и ногами, сидя на нем верхом, как росомаха на таежной ели. Дуло уперлось Хайдеру в висок. Он попытался сбросить женщину с себя. Еще движенье, быстрое как молния – и ее пальцы с силой нажали две болевых точки на его затылке, на шее. Он взвыл. Он спрыгнула с него. Кинула на пол револьвер; он откатился вбок, к стене.
– Где ты училась кунг-фу?
Он смотрел на нее как на диковину. На говорящего павлина. На лошадь с золотой шкурой.
– Нигде.
– А точнее?
Он наступил ногой на револьвер. Ногой подтянул его к себе. Наклонился, поднял. Повертел в руках.
– Я же сказала тебе, я врач. Я должна все знать. И кунг-фу тоже.
– Ты лечишь бойцов кунг-фу?
– Бывает, и их.
– Ты хочешь... лечить меня? Я не нуждаюсь во враче. Я здоров.
Она, стуча каблуками по каменным плитам, подошла к нему вплотную. Стала рядом, лицо в лицо, обдавая его горячим, возбужденным дыханием. Ее возбуждение передалось ему – она слышала, как часто, беспокойно он задышал.
– Да, Сулла. Да, Калигула. Да, Нерон. Да, Иоанн Грозный. Да, майн Фюрер, ты здоров. Как бык. Как волк. Ты болен только одним. У тебя нет пока этой страны. Этой страны, что должна лечь к твоим ногам, чтобы ты, как всякий другой тиран и диктатор, мог делать с ней все что хочешь. Но я помогу тебе, мой Чингисхан. Я довольно много понимаю в этой науке.
Она положила ему обе руки на грудь. Слушала ладонями, как бурно, тяжело бьется его сердце.
