Дома, как из всех Домов, где на время давали ей на Чужбине приют. Она показывает Чужбине дулю. Она всадит в Чужбину пулю. Она...
– Вы так... налегке?...
Я ничего не буду брать с собой, мальчик. Все свое ношу с собой. Знаешь древнюю мудрость Эроп? Где мое авто?... Прощай, мое авто, все равно ты было не мое. И водить машину я так и не научилась. Где ты, рыжий мой шофер, ронский парень. На каких небесах.
Они выбежали из особняка. Вечер был ветреный, холодный. Крупные звезды сверкали в лабрадоре февральского неба между лохмотьев оголтело несущихся по ветру туч.
– Куда едем, мадмуазель?...
– Рю Делакруа.
Мальчик безмолвно крутанул руль. Авто плавно снялось с места.
Они неслись мимо фонтанов и аббатств; мимо секс-магазинов и уютных patisserie; мимо бульварных фонарей и шикарных ателье; мимо лотков букинистов на набережной холодной Зеленоглазой и ночлежек для бедняков; мимо правительственных резиденций и заштатных галерей, где холсты были выставлены в вечерних витринах, как колбасы или ветчина. Все съедят, только выставляй. Пари – жадная утроба. Прорва. Он всегда хочет жрать. И дающие ему, кладущие в его пасть не переведутся: не оскудеет рука Божья, кидающая людские дрова в топку Пари.
Прощайся, Мадлен. Что ж ты не прощаешься:
Он тебя еще помучит, Пари. Он тебя так скоро не отпустит.
Мальчик мчал как угорелый. Деньги у нее в сумочке с собой? С собой. Револьвер? За пазухой. У нее твердый корсаж. И смит-вессон лежит под левой грудью. Сосок ощущает холодок металла. О, это очень дразнящее ощущение. А если он случайно выстрелит, Мадлен? Значит, туда тебе и дорога. Такая судьба. У каждого судьба своя.
– Приехали! Это недалеко. За углом. Мне не велено останавливать машину около дома клиента.
– Спасибо, ты хороший мальчик.
– Ждать вас здесь, мадмуазель?...
– Не надо. Я пробуду здесь всю ночь. А может, и день. Это нужно для дела. – Она очаровательно улыбнулась извозчику. – Езжай. Передай барону привет. Скажи... – Она помедлила. – Скажи, что Мадлен не появится в особняке несколько дней. Я хочу съездить отдохнуть в леса Бретани. Меня пригласили погостить люди из Рус. Так и скажи барону.
Когда мальчик отъехал и Мадлен завернула за угол, она почувствовала острый приступ тоски. Тоска сжала клещами ее сердце. Все ее нутро. Вывернула ее наизнанку. Она ухватилась рукой за стену, чтобы не упасть от ужаса и муки.
Какие бредни лезут в голову. Ты уже столько раз спасалась от смерти и от тоски. Ты идешь к любимому человеку. Он ждет тебя. Он всегда ждет тебя. Даже если ты не идешь к нему – он продолжает ждать тебя. Даже если ему скажут, что ты умерла, что тебя нет на свете – он будет ждать тебя.
– Стой! Попалась птичка.
Ее ухватили за локоть так больно, что она чуть не заорала.
Черная кожаная маска блеснула в свете фонаря. Рука медленно стащила маску, и Мадлен закричала от ужаса.
– Лурд! Лурд!
– Да, Лурд, дорогая. Ты не ожидала меня встретить здесь, не правда ли?... А вечер прелестный. Приятный такой холодок. Птички не поют, правда, зато звездочки горят. А ты у нас и за птичку сойдешь. Почирикаешь мне. Прогуляемся по бульвару. А? Как в старые добрые времена. Может, и парнишку какого поймаем. На ужин. А?!
Она дрожала, как заяц.
Она ненавидела его.
Зачем сейчас! Именно сейчас! Когда она уже решилась на все!
– Пусти меня!
– Нет. Не для того я тебя изловил, чтобы выпустить. – Он ощерился. – Мне от тебя нужно кое-что. Дай мне денег на покупку авто и на заграничный паспорт. Я хочу убежать в Новый Свет. Мне до смерти надоела Эроп. Обрыдла. Я здесь потерял себя. Ты видишь, во что я превратился?
Да, парень, ты совсем плох. Блуждающий взгляд, нечесаные волосы. Синяя щетина. Сеть ранних морщин под глазами. Веки в виде свисающих мешков: пьет. И крепко. А почки отказывают. Одежка потрепанная, грязная. Неухоженный. Без женщины. Один. А ведь бравый парень был. Звезды, судьбы. Зачем он вывернулся ей под ноги именно теперь?!
– Это шантаж, Лурд?!
– А как же, любимая?... Не без этого.
Он выдернул другую руку из кармана. Прямо в лоб Мадлен упиралось дуло револьвера.
Чудненько. Тоже смит-вессон. Только другого калибра. Тридцать шестого.
Что же ты, баба, курица, проморгала. Какого дьявола не вытащила револьвер из-под груди. Теперь кусай локоток. Смотри Лурду в глаза. У него тоже теперь три глаза, как у тебя: два живых, безумных, и один железный, смотрящий ей прямо в жизнь.
– Как ты собираешься бежать в Новый Свет?
Спрашивай. Спрашивай его все что угодно. Оттягивай время. Ты же однажды уже побывала в его лапах. И он тебя опять настиг.
– Как?... Да очень просто. Доеду на авто до Португалии. Ломанусь в один из портов. Может быть, в Лиссабон. Куплю билет на корабль. Две недели – и вся песня. И я свободный человек. И новая жизнь. И куча денег. Твоих денег, Мадлен. Твоих грязных денег, которые тебе-то совсем ни к чему, ты. Сытая, продажная богачка, мерзкая тварь. Раскошеливайся! Иначе...
Дуло вдавилось ей между бровей. Да, не разнообразен твой репертуар, плохонький ты уличный музыкантишка. Как ты был грубияном, так и остался.
– Иначе ты всадишь мне пулю в лоб и сбросишь меня с моста в Зеленоглазую.
– Поговори у меня.
Он, не выпуская ее локтя, изловчился и дал ей пинка.
Мадлен дернулась всем телом.
Это было немыслимое унижение. Она не могла это перенести.
Тьма застлала ей глаза. Кровавая, великая тьма.
– Ты не получишь ни монеты, мерзавец! Стреляй!
Он оскалился и спустил курок.
И промахнулся.
Ибо, стреляя, он почему-то стал падать, валиться на мостовую; он рухнул на камни плашмя, и револьвер выскользнул из его кулака, как черный угорь, и покатился по гладким морозным камням, поплыл, и он, оглушенный падением, пытался поймать его, крюча пальцы, тянул руку, кровь текла по его щеке из пробитого выступом камня виска, – а Кази, Боже, зачем, почему тут Кази, откуда она взялась, – Кази, давшая ему подножку удивительно вовремя, дернула за руку ошарашенную Мадлен и закричала:
– Бежим!.. Живо!.. Пока он не очухался... дятел!..
– Козел!..
Мадлен выхватила из-за пазухи смит-вессон, наставила на Лурда на бегу и еще раз, наслаждаясь, крикнула на всю спящую вечернюю улицу Делакруа:
– Козел ты, Лурд!.. У тебя звезды нет!.. А у меня есть моя звезда!.. И ты никогда не уплывешь в Новый Свет!.. Кишка тонка!..
– Брось его, бежим!..
Они бежали как угорелые, только пятки сверкали, чуть не втыкаясь в ягодицы. Так бегали древние атлеты; так дул ветер в крышах и трубах Пари. Спящая, пустынная улица. Мадлен. И Кази. Две курочки. Две кокоточки. Две подружки. Две изгнанницы. Две сиротки. Мадам Лу спит на полу. Мадам Лу...
– Милая!.. Милая!..
– О, родная... Ну как ты... Ну что ты... Где ты...
– Везде... где придется... О, как мне все надоело...
