Крис не обратил внимания на ее слова.
– Вы не имеете права говорить о Билли так, потому что…
Он вовремя остановился, чтобы не произнести «я люблю его». Это было бы нелояльно, хотя он и не понимал – по отношению к кому. Но тетя Винни не слушала его.
– А твоя мать не лучше! Вести себя, как она вела, а потом расстроиться, потому что попала в беду.
Винни схватилась за чашку и отпила несколько глотков, прежде чем продолжить.
– Она считает, что это моя вина. А я предложила ей забрать тебя, чтобы избежать скандала. Ей-то уж не пришлось сталкиваться с теми трудностями, которые я испытала, пока растила ребенка. Полночи не спала, если ты кричал, кормила из бутылочки. А потом, когда ты вырос, она и заявилась. Решила взять сына обратно, когда трудности уже позади!
Чашка опустилась на блюдце, и раздавшийся стук отозвался в ушах Кристофера словно выстрел.
– Твоя мать не заслуживала моей помощи, – жестко сказала Винни. – Проститутка, вот кто она. Этот мужчина – твой настоящий отец… Бог знает, сколько раз они… ну, в общем, делали то, что делали. Ты не поймешь. Но в результате появился ребенок. И она всегда была непорядочной женщиной. О да, она расстроилась, когда он ушел, но только потому, что не удалось заставить его жениться и сделать из нее приличную женщину. Она ничем не лучше, чем обычная уличная девка.
– Неправда, – Крису наконец удалось заговорить. – Не говори так о моей маме!
– Твоей маме? – удивленно посмотрела на него Винни. – Разве она воспитывала тебя? Все самое тяжкое пало на мои плечи, и я для тебя больше мать, чем она когда-нибудь будет…
– Не смей так говорить! – От возбуждения он переступал с одной ноги на другую. – Не говори так о ней! Она плачет. Я сам видел. Она разговаривает с моим отцом, когда думает, что одна. А потом плачет.
Неожиданно его пронзило острое желание защитить Летти. Она с такой добротой относилась к нему. Она и дядя Билли. А тетя Винни, которая вела себя как мать, наказывала его недрогнувшей рукой, когда он вел себя плохо, а теперь она рассказывает, какой он был обузой. Не она его мать! И никогда не была. А сейчас пытается изобразить его настоящую маму ужасным человеком. Он этого не потерпит.
– Она моя мать! – закричал он, заставив Винни вновь нахмуриться. – Она моя мать, – повторил он, едва ли понимая, что этим навсегда связывает себя с Летти. – И я не позволю тебе так говорить о ней. Я должен ехать домой.
– Но ты не можешь… – Крик Винни был полон отчаяния, она вскочила, растопырив руки, безуспешно пытаясь задержать его. Крис отшатнулся.
– Я должен идти. Я не буду рассказывать маме то, что вы тут о ней говорили. – Он впервые по собственной воле назвал Летти мамой.
– До свидания, тетя Винни! – прокричал он и ушел из дома, который когда-то считал своим, ушел от женщины, которую знал как свою мать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Шаги эхом раздавались по пустой квартире. Летти задержалась у входа в столовую. На линолеуме отчетливо виднелись вмятины там, где стояло пианино. Мама замечательно играла на нем, а на Новый год, Рождество и на дни рождения вокруг собиралась вся семья.
Отметины и там, где стоял большой круглый стол красного дерева, и там, где была софа с продавленным сиденьем. Здесь вот приткнулось любимое кресло отца, сидя в котором он терпеливо сносил болтовню трех дочерей и шум, поднимаемый дракой двух сыновей. Ужасная вещь – ранняя смерть детей. После этого отец так и не оправился.
А тут находилось мамино кресло с деревянными ручками, то самое, которое, как она клялась, помогало сохранять отличную осанку. Здесь она и сидела – герцогиня в своем замке… Летти отвела глаза и вновь принялась осматривать комнату; отметки на линолеуме, словно история ее семьи сохранялась до тех пор, пока кто-нибудь не сменит покрытие.
Она избавилась от большинства вещей, стараясь не поддаваться чувствам. Пианино было отправлено Люси, софа и старое кресло отца – обедневшей семье, живущей рядом. Старые викторианские безделушки проданы.
Обеденный стол и стулья достались отцу. Для себя Летти сохранила только фотографии, свои собственные вещи и старое мамино кресло. Оно, конечно, не будет подходить к современной новой квартире, но все равно Летти не собиралась расставаться с ним, хотя остальную мебель продала, чтобы собрать побольше денег для оплаты квартиры.
На кухне высился пустой шкаф для посуды; старая газовая плита и стоящий на ней медный котел выглядели жалкими и заброшенными. Спальни пусты, на пожелтевших от времени обоях светлыми пятнами выделяются места, где висели картины.
Ничего не осталось от дома, в котором бурлила жизнь их семьи с ее драмами, радостью и горем. Дом, который пустел, по мере того как сестры выходили замуж и уезжали. Так же незаметно исчезала в нем и любовь.
Даже запах говорил о пустоте. Летти медленно прикрыла дверь, чувствуя, как сжимается горло, и, спустившись вниз по ступенькам, вышла на улицу, окунувшись в серый сентябрьский день. В их семье редко пользовались черным входом, предпочитая идти через магазин. Но сейчас он принадлежит другим людям, да и квартиру скоро постигнет та же участь.
– Все в порядке? – Билли терпеливо ждал на улице. И его веселый голос, как обычно, вызвал ответную улыбку. Летти благодарно взглянула на мужа, чувствуя себя намного лучше.
– Замечательно, – ответила она бодро, поглядывая на стоявшего в стороне Криса.
– Ты попрощался с Данни? – спросила она, и тот кивнул. – Мы же не уезжаем на другой край Земли, ты всегда сможешь приезжать сюда на выходные.
Кристофер улыбнулся и снова кивнул. Он сильно изменился. Всего несколько недель назад такой сердитый и капризный, он вдруг стал более разговорчивым. Но Летти не осмеливалась спросить, чем вызвана эта перемена.
