— Это потому, что тела всех остальных животных у нас были и была возможность их вскрывать, — заметила Бал-лора.
Она была крупной, атлетического сложения женщиной и поначалу училась у мастера Олдайва, однако вскоре обнаружила, что испытывает большее сострадание по отношению к животным и умеет с ними обращаться, так что в конце концов она перешла в цех скотоводов. Как правило, с людьми она вела себя так же ласково, как и с животными, которых лечила и выращивала. Сейчас Баллора вздохнула с искренним сожалением:
— Единственные анатомические исследования, материалы которых у нас имеются, — это отчеты по препарированию мертвых эмбрионов файров, которые находили Предки. И еще — крайне неполные записи о вскрытии мертворожденных стражей порога, которые, насколько мы знаем, не являются прямыми родственниками нашим драконам.
— В записях есть упоминания о драконьих яйцах, из которых так и не вылупились детеныши… — начала было Тай.
Визалл отрицательно покачал головой.
— Существовало серьезное предубеждение против таких исследований, — ответил он. — И небезосновательное: яйца, из которых не проклюнулись детеныши, должны иметь какие-то внутренние дефекты. — Он вздохнул. — Живые драконы, по крайней мере, могут сказать своим всадникам, где у них болит, если это не внешнее повреждение и его нельзя заметить при осмотре. В отличие от нас, людей, которые не настолько хорошо ощущают свое тело, поскольку мы… — Он умолк, откашлялся и принялся листать страницы.
— Поскольку мы умираем, когда наше тело изнашивается, — отстраненно продолжила Баллора. — Визалл, ты смог выяснить, какой из файров самый старый и сколько ему может быть Оборотов?
Визалл поцокал языком и снова покачал головой:
— Это невозможно. Они могут говорить драконам, что «помнят», будто видели что-то, но я думаю, это вроде того, как знают свою историю дельфины. Сами нынешние файры не были там и не видели того, что произошло, но рассказ передавался через поколения, так что для каждого из них, — он махнул рукой в сторону файров, дремавших неподалеку или лениво паривших в потоках легкого ветра, — это как бы личная память.
— Но ведь не все огненные ящерицы помнят космические корабли, спустившиеся в долину, — напомнила ему Тай.
— Да, — Визалл погрозил ей пальцем, — но какие из них это помнят? И, возвращаясь в настоящее, — он посерьезнел, — я полагаю, что осторожный массаж с применением мази поможет восстановить кровообращение в поврежденном крыле Голант’а. По крайней мере, теперь он не испытывает такой сильной боли.
— Странно было бы, если бы он ее испытывал — после того, как на него извели пять банок «холодилки»! — заявила Тай, которая довольно много занималась таким массажем.
— Ну, никакого вреда, если мы опробуем эту мазь, не будет, — заметила Баллора, ставя на стол банку мази с таким видом, словно она демонстрировала Визаллу и Тай вещь необыкновенной ценности. — Она помогает скакунам при болях в суставах и растяжении связок, но делать ее сложнее, чем бальзам из холодильной травы.
— Это как сказать! По мне, так хуже производства «холодилки» ничего не бывает, — ответил Перселлан. Он отвечал за сбор холодильной травы и приготовление бальзама в Монако-Вейре.
— Но сустав уж очень большой в нашем-то случае, — неуверенно проговорила Тай.
— Главное — тщательно втирать мазь; кроме того, потом надо так же тщательно вымыть руки. Если слишком много мази впитается через кожу рук, ничего хорошего не почувствуешь.
Тай открыла банку и даже принюхалась к ее содержимому, но тут же отставила мазь в сторонку.
— От запаха мы не умрем, — прибавила Баллора.
И люди принялись втирать мазь в крыло дракона, действуя тщательно и осторожно.
Крыло Голант’а было не единственным поводом для беспокойства. Раненый Нитями дракон обычно нырял в Промежуток — во-первых, чтобы в его ледяном холоде стряхнуть с себя Нити, а во-вторых — чтобы вынырнуть из Промежутка возле своего родного Вейра. В каждом Вейре, включая и Монако, было специальное помещение, предназначенное для размещения больного или раненого дракона и ухода за ним. В Хонсю же была только широкая терраса, на которую золотые королевы бережно опустили израненного бронзового. Но перемещать Голант’а в Промежутке было нельзя — по крайней мере, пока его раны не заживут. А потому вопрос о транспортировке бронзового в другой Вейр, где условия лечения, возможно, были бы лучше, просто не затрагивался…
Еще пять дней, проведенных в Хонсю в окружении множества людей, окончательно исчерпали терпение Тай. Ей нужно было побыть одной, нужно было куда-нибудь сбежать. Она проводила с Ф’лессаном все время, уходя, только когда ее просили об этом целители, поскольку он действительно успокаивался, если она была рядом. Она слышала, как он говорит с Голант’ом, что случалось довольно часто. Когда Голант’у перевязывали раны, его всаднику нужно было, чтобы кто-то отвлек его от болезненных ощущений: в такие моменты взгляд Ф’лессана становился невидящим и каким-то плывущим, словно он не мог ни на чем сосредоточиться. Иногда она беспокоилась из-за того, что он, по ее мнению, слишком сливается мыслями с Голант’ом. Как ни странно, используя холодильный бальзам, целителям удавалось успокоить дракона гораздо лучше, чем всадника.
На самом деле Тай почти ничего не могла сделать для Ф’лессана — что ее огорчало, — а для Зарант’ы не могла сделать и этого; впрочем, как и большинство раненых
драконов, Зарант’а много спала. К концу восьмого дня Тай поняла, что лечение принесло свои плоды и процесс заживления ран почти завершился: теперь на шкуре зеленого дракона были видны только следы от самых глубоких ран, хотя новая шкура и была еще очень нежной. Зарант’а уже могла спокойно перемещаться в Промежутке. Раны на ногах Тай выглядели как красные рубцы. Море должно было помочь залечить их окончательно.
«Мы отправимся туда, пока они спят, — сказала Зарант’а своей всаднице. — Тогда они не будут скучать».
«Тебе купание в море тоже поможет», — уверила ее Тай, понимая, что старается успокоить собственную совесть.
Приняв это решение, Тай обнаружила, что день начал тянуться невероятно медленно. Она беспокоилась из-за того, что ей придется оставить Ф’лессана. Голант’ вряд ли об этом узнает. Она чувствовала себя так, будто обманывает бронзового всадника, — но ей нужно было отдохнуть. Ей едва не стало плохо, когда она увидела, как беспомощно ковыляет, едва не падая, Ф’лессан, которому позволили пройти несколько шагов по комнате. Ему приходилось опираться на костыль, поскольку его левая нога по- прежнему не могла выдержать веса тела; кроме того, он не мог ее вытянуть. На голове у него, там, где были зашитые раны, снова начали отрастать волосы, однако он стал бледной тенью прежнего стремительного, молодого и жизнерадостного командира крыла Бенден-Вейра…
Тай и Зарант’а составили план действий и принялись ждать, пока вроде бы незаметная и ненавязчивая активность целителей пойдет на убыль и пока больные не заснут. Наконец Тай выбралась из своей комнаты, морщась от боли в ногах. Палку она оставила в комнате — у той был металлический наконечник, и девушка побоялась, что кто-нибудь услышит звон металла о камень и решит выяснить, что происходит. Выяснять — это они умеют…
Она забралась на спину Зарант’ы. Зеленая подошла к краю террасы, развернула крылья и быстро нырнула вниз. Ветер подхватил ее: проскользнув по воздуху над вершинами деревьев, она ушла в Промежуток.
Они выбрали небольшой заливчик неподалеку от залива Катэй: Зарант’а вынырнула из Промежутка над ленивыми волнами моря и спланировала к белому песчаному пляжу. Они приземлились там; Зарант’а подождала, пока Тай снимет одежду, положит на песок полотенце и снова заберется на спину дракона. Затем зеленая вошла в спокойные морские волны, издав счастливую трель, когда теплая вода коснулась ее шкуры; потом поплыла. Тай свалилась с шеи дракона в воду: теплая вода и успешное бегство существенно подняли ей настроение.
— Нам это было нужно, моя милая, — проговорила она, слегка похлопав по мокрой шкуре
