открытыми глазами; ее догонял целый поток цветов.
Сеньор Герберт приложил указательный палец ко рту и оставался в таком положении до тех пор, пока мимо него проплыли последние цветы.
— Это самая красивая женщина, какую мне доводилось увидеть на моем веку, — сказал он.
— Это жена старика Хакоба, — заявил Тобиас. — Ей теперь было бы самое меньшее лет пятьдесят, но я уверен, что это она.
— Долгонько же она путешествовала, — заметил сеньор Герберт. — За ней тянется флора всего Мирового океана.
Они спустились на дно. Сеньор Герберт сделал несколько кругов по дну, похожему на узорчатый сланец. Тобиас следовал за ним. Только тогда, когда глаза его привыкли к полутьме, он разглядел черепах. Их было множество; они распластались по дну и лежали совершенно неподвижно, так что казалось, будто они окаменели.
— Они живехоньки, — сказал сеньор Герберт, — просто они спят уже миллионы лет.
Он перевернул на спину одну из черепах, мягко подтолкнул ее вверх, спящее пресмыкающееся выскользнуло У него из рук, и его повлекло вверх. Тобиас не тронул черепаху. Он посмотрел ввысь и увидел море с другой стороны.
— Это кажется сном, — сказал он.
— В твоих же собственных интересах, — сказал тут ему сеньор Герберт, — не рассказывать об этом никому. Представь себе, какое смятение охватит мир, если люди узнают о вещах подобного рода.
Близилась полночь, когда они возвратились в деревню. Они разбудили Клотильде и попросили ее нагреть воды. Сеньор Герберт убил черепаху, но всем троим пришлось ловить, а поймав, еще раз пронзить ее сердце, которое прыгало по патио, когда черепаху резали на куски. Все трое наелись так, что едва дышали.
— Что ж, Тобиас, — сказал тут сеньор Герберт, — надо посмотреть правде в глаза.
— Само собой.
— А правда заключается в том, что этот запах никогда больше не возникнет.
— Возникнет!
— Не возникнет, — вмешалась Клотильде, — не возникнет, между прочим, потому, что он никогда и не появлялся. Это ты всех взбаламутил.
— Ты же сама почувствовала его! — воскликнул Тобиас.
— В ту ночь я была вроде полоумной, — отвечала Клотильде, — но я и сейчас не уверена ни в чем, что связано с этим морем.
— Ну, я ухожу, — сказал сеньор Герберт. И, обращаясь к ним обоим, прибавил: — И вам тоже надо уходить. В мире есть немало дел, и, право, не стоит сидеть и голодать в этой деревушке!
Он ушел. Тобиас остался в патио, считая звезды, раскинувшиеся по небу до самого горизонта. Клотильде позвала его в комнату, но он не обратил на ее слова никакого внимания.
Тобиас сидел в патио еще довольно долго. Когда наконец он вошел в комнату, Клотильде проснулась.
— Ты совсем помешался на этом запахе, — со злостью сказала Клотильде. — Лучше постарался бы подумать о другом.
— Я и думаю о другом.
Ей захотелось узнать, о чем именно он думает, и он решил рассказать ей об этом с тем условием, что она никому ни о чем не проболтается. Клотильде пообещала, что не проболтается.
— На дне моря, — начал Тобиас, — есть деревня с белыми домиками и со множеством цветов на террасах.
Клотильде схватилась за голову.
— Ах, Тобиас! — воскликнула она, — Ах, Тобиас! Бога ради, не начинай ты все сначала!
Тобиас замолчал. Он отодвинулся на край кровати, но не мог заснуть до рассвета — тогда ветер переменил направление, и крабы оставили его в покое.
