времени.
— Майор, если вы думаете, что я не сумею самостоятельно отыскать собственный кабинет, — прорычал он, — так вы ошибаетесь.
Майор продолжал молча идти вперед. Гроувс кипел от возмущения, но шагал рядом с майором. Оказалось, что они действительно направляются в сторону его кабинета. Перед ним стояли двое, одетые в гражданское, но очень похожие на военных. Тут Гроувса посетило озарение. Он повернулся к майору и спросил:
— Разведывательное управление?
— Да, сэр.
Один из военных в гражданском, сверившись с маленькой фотографией Гроувса, зажатой в ладони, кивнул другому. Второй открыл дверь, заглянул внутрь кабинета и сказал:
— Генерал Гроувс здесь, сэр.
— Ну, тогда ему лучше войти, не так ли? — ответил бесконечно знакомый голос. — Все-таки, это его кабинет.
— Почему, черт возьми, меня никто не предупредил, что президент Рузвельт приезжает в Денвер? — прошипел Гроувс майору.
— Безопасность, — прошептал в ответ майор. — Мы предполагаем, что ящеры записывают все наши переговоры, к тому же, у нас пропало несколько курьеров. Чем меньше мы говорим, тем в большей безопасности ФДР[16]. А сейчас проходите, он вас ждет.
Гроувс вошел. Ему уже приходилось встречаться с Рузвельтом раньше, и он знал, что от Президента не исходит такого мощного потока жизненной энергии, как в кадрах кинохроники: не следовало забывать, что он прикован к инвалидному креслу. За год, прошедший со времени их последнего разговора в Уайт- Салфер-Спрингс, Президент ужасно изменился. Всего за один год Рузвельт постарел на десять лет и стал похож на человека, стоящего на пороге смерти.
Однако рукопожатие Президента осталось таким же крепким, как и раньше — Гроувс получил возможность убедиться в этом лично. Генерал отдал ФДР честь.
— А вы похудели, генерал, — заметил Рузвельт, в глазах которого промелькнула улыбка; возможно, его тело и не выдерживало нагрузок, но ум оставался таким же острым.
— Да, сэр, — ответил Гроувс.
Рузвельт тоже сильно похудел, но Гроувс не собирался говорить об этом вслух.
— Садитесь, садитесь. — Президент махнул рукой в сторону вращающегося кресла, стоящего у письменного стола.
Гроувс послушно сел. Рузвельт повернул свое кресло, чтобы оказаться лицом к генералу. Даже его руки иссохли, лишняя кожа собиралась в складки. Президент вздохнул и сказал:
— Видит Бог, с каким бы удовольствием я выкурил сигарету, но теперь их нигде нет — тут нам изменила удача. — ФДР снова вздохнул. — Вы знаете, генерал, когда Эйнштейн послал мне свое письмо в 39 году, у меня возникло ощущение, что его разговоры о ядерном оружии и бомбах, способных взорвать мир, самая настоящая фантазия, но я не имел права рисковать и допустить ошибку. Оказалось, что тогда я принял правильное решение — как бы я хотел, чтобы Эйнштейн оказался не прав!
— Да, сэр, — повторил Гроувс, а потом добавил: — Если бы вы поступили иначе, сейчас мы не могли бы оказать сопротивление ящерам и скопировать то, что сделали они.
— Вы правы, но я имел в виду совсем другое, — сказал Рузвельт. — Я бы очень хотел, чтобы разговоры о ядерном оружии и атомной энергии, и много еще о чем другом, действительно оказались вздором. Тогда мне пришлось бы беспокоиться лишь о том, чтобы победить Гитлера и Хирохито, ящеры остались бы на второй планете звезды Тау Кита, а люди не узнали бы об их существовании еще миллион лет.
— Так вот, значит, откуда они, — с интересом проговорил Гроувс. — Мне следовало отдать приказ, чтобы наша контрразведка допросила пленных ящеров.
ФДР небрежно взмахнул рукой.
— Как хотите… если у вас будет время; в противном случае, не стоит попусту тратить силы. Однако ящеры являются поразительным источником информации, не так ли?
— Да, сэр, — воодушевлено ответил генерал. — Те, кого нам удалось захватить, очень охотно идут на сотрудничество.
— И не только они, генерал. Сведения, которые мы получаем в результате систематических допросов пленных, позволят нам продвинуться вперед на десятки лет, возможно, даже на столетия. — Затем лицо Рузвельта вновь помрачнело. — Если мы одержим победу. Именно об этом я и приехал говорить с вами. Я хочу знать, как скоро у нас будет собственное ядерное оружие, которое мы сможем обратить против ящеров? — Он наклонился вперед, с нетерпением ожидая ответа Гроувса.
Гроувс кивнул; он ждал такого вопроса.
— Сэр, мне сказали, что ждать осталось совсем недолго. Англия снабдила нас некоторым количеством плутония — нам необходимо произвести всего несколько килограмм, чтобы сделать первую атомную бомбу. Ученые уверяют меня, что в течение года работы будут закончены.
— Возможно, так долго мы не продержимся. — На лице у Рузвельта появилась недовольное выражение. — Впрочем, надежда еще остается. А сколько времени пройдет, прежде чем вы сделаете вторую?
Теперь пришел черед расстраиваться Гроувсу.
— Видите ли, сэр, тут нам придется все производить самостоятельно. Ядерный реактор — так они его называют — построенный в нашей лаборатории, не слишком подходит для этих целей, хотя нам удается его понемногу улучшать. Один из физиков ищет место, где мы могли бы построить новый ядерный реактор, который производил бы больше плутония.
«Интересно», — подумал Гроувс, — «как идут дела у Йенса Ларсена».
— Мне известно про Ханфорд, — нетерпеливо сказал Рузвельт. — Меня не интересуют технические подробности, генерал. Я должен знать, как долго мне придется ждать появления нового оружия, чтобы наша страна все еще продолжала существовать, когда я его получу.
— Понимаю, — ответил Гроувс. — Если все будет хорошо — иными словами, строительство реактора пойдет в соответствии с расписанием, и если ящеры не захватят Ханфорд, или то место, где мы начнем строительство — у вас будут новые бомбы примерно через шесть месяцев после того, как мы получим первую: приблизительно к концу 1944 года.
— Слишком долго, — повторил Рузвельт. — Однако у нас положение лучше, чем у остальных. Немцы могли бы идти вровень с нами, но вы слышали об ошибках, которые они допустили со своим реактором. Англичане рассчитывают на нас; мы передали информацию японцам, которые сильно от нас отстают; что же касается русских — тут мне ничего не известно.
Гроувс не слишком высоко ценил научный потенциал русских. Однако он вспомнил, что русские тоже получили плутоний после удачного рейда на ящеров.
— Они непредсказуемы, — пожал плечами генерал.
— Вы правы. — Рузвельт кивнул. Его знаменитая челюсть сохраняла прежнюю твердость. — Я говорил со Сталиным. Он обеспокоен — ящеры решительно наступают на Москву. Если она падет, кто знает, станут ли русские по-прежнему подчиняться своему правительству. Если нет, то война, во многом, будет поиграна.
— Да, сэр, — ответил Гроувс. Хотя он прекрасно понимал важность сохранения секретности — его должность говорила сама за себя — генерал испытывал острое любопытство. Не часто выпадает возможность задавать вопросы самому Президенту Соединенных Штатов. — У Советского Союза тяжелое положение?
— Достаточно тяжелое, — ответил ФДР. — Сталин поинтересовался, есть ли у меня людские резервы, и просил прислать на помощь наших солдат. Он готов оставить их под началом американских офицеров — и даже под моим прямым командованием, лишь бы они сражались с ящерами.
Гроувс беззвучно присвистнул. Да, положение русских близко к безнадежному.
— Сталин не просто встревожен, сэр, он в отчаянии. Что вы ему ответили?
— Естественно, отказал, — ответил Рузвельт. — Нам хватает разногласий с ящерами и на своей
