если вы правы, это не остановит никого из наших учёных или инженеров. Они найдут способ вскрыть этот ящик, вернее, двигатель, если его невозможно просто открыть, и заглянуть внутрь. Можно не сомневаться, что так именно и будет сделано!
— К тому, что вы сказали, следует добавить: если останется куда заглядывать после такой операции, — сказал Фальк. — И кому заглядывать. Это, конечно, так!
— Опасность никогда ещё не останавливала науку, — возразил биолог. — А люди не пострадают ни при каких обстоятельствах. Двигатель, будь он хоть трижды атомным, вскроют без участия людей, автоматами. У нас есть достаточно совершённые автоматы для подобных целей. Впрочем, поживём — увидим! — прибавил он, видимо не желая продолжать ненужный спор. — В конце концов, это не наше с вами дело!
Доктор Фальк ничего не сказал на это. Он молча отошёл в сторону, все с тем же ничего не выражающим равнодушным лицом.
— Меня больше всего удивляет, что им хватило четырех часов на такую трудоёмкую работу, как замена двигателя, — сказал физик. — Это совсем не простая операция, поверьте мне! Снять старый мотор и поставить на его место новый, но не той же конструкции и размеров, — все это должно занять, при самом высочайшем уровне технического развития, во много раз большее время, чем четыре часа.
— Мне кажется, что дело тут как раз и заключается во времени, — сказал Саша.
— Не совсем понял, что вы хотите этим сказать.
— Я ещё сам хорошо не знаю, — смущённо ответил Саша. — Об этом надо подумать. Извините, что вмешался в ваш разговор.
— Каждый имеет право высказывать своё мнение, — улыбнулся физик. — Разве вы никогда не слышали, что от столкновения мыслей, мнений рождается истина!
— Да, вы правы, конечно, — сказал Саша. И против воли, не желая этого, повторил с глубоким убеждением: — Все дело тут именно во времени.
Физик внимательно посмотрел на него, но промолчал. Ему все более и более нравился Саша Кустов, его горячая заинтересованность в разгадке чудес Н…ска.
Пока шли все эти разговоры, полковник Хромченко, стараясь делать это незаметно, наблюдал за Кустовым. Видимо, он пришёл к какому-то выводу.
— Вот что, — сказал он, — давайте отложим все споры до возвращения в город. Вопросов накопилось много. Не знаю, как вы, а я уже промёрз до костей. Да и голоден изрядно. Когда приедем, сообщу вам новость — как мне представляется, очень интересную и важную.
— А что за новость?
— Подождите до Н…ска.
— Хотите нас поинтриговать? — спросил физик.
— Нет, просто не могу сказать сейчас. Потом вы поймёте почему. Поехали, товарищи! Здесь нам больше нечего делать. Будем надеяться, что на этот раз не проскочим мимо Н…ска, — пошутил он.
— А на чем поедем? — спросил физик. — Хватит ли места в других машинах для нас?
— Троих можно устроить, а двум придётся поскучать тут, — сказал Аксёнов. — Недолго! Около часа.
— А что, если попробовать повернуть нашу машину с помощью ваших, — сказал Хромченко, — и протащить между пнями? Расстояние совсем небольшое.
Аксёнов с сомнением покачал головой.
— Три машины легко бы протащили одну, — сказал он, — но боюсь, что пни слишком велики и часты.
— Не пройдёт! — сказал водитель. — Нужен кран.
— Тогда поезжайте и присылайте кран, — решил Хромченко. — А мы, — он указал на водителя, — останемся караулить этот уникальный экспонат.
— Добавьте: бесценный для науки! Я тоже остаюсь с вами за компанию, — сказал физик.
И решительно, точно опасаясь, что ему помешают, направился к «волге», дверцу которой водитель поспешил открыть перед ним изнутри.
— Но, товарищ полковник, вместо вас может остаться кто-нибудь из моих офицеров или я сам, — сказал Аксёнов.
— Нет, остаюсь я! Не будем спорить. Поезжайте и быстрее организуйте доставку сюда крана. О! Что это?!
Крики удивления и испуга раздались со всех сторон. Физик, только что собравшийся сесть в машину, отшатнулся и, потеряв равновесие, упал в снег.
Несколько человек отбежали в сторону, на мгновение поддавшись панике.
И было от чего…
БЕЖЕВАЯ «ВОЛГА» СНОВА ИСЧЕЗЛА!
На этот раз момент исчезновения видели все, кто стоял возле, девятнадцать человек. И все, как один, рассказывая об этом впоследствии, сравнивали полученное впечатление опять-таки с киноэффектом. Была машина, стоявшая среди трех штабелей брёвен, и вдруг, мгновенно, — одни штабеля, а машины нет! Будто никогда и не было! Исчезла бесследно?!
Но нет!
На месте, где она стояла, виднелись на снегу отчётливые следы её протекторов!
На них сразу же устремились объективы фотоаппаратов…
Видимо, человек, действительно, может привыкнуть к чему угодно. Девятнадцать свидетелей исчезновения опомнились на этот раз очень быстро.
— Они вернутся! Машина и шофёр!
— Через три часа!
— Почему через три? Через четыре и двенадцать минут!
— Если вообще вернутся…
— В пятнадцати километрах отсюда!
— На север!
— Значит, среди леса. Ещё хуже, чем здесь!
— Ну уж хуже некуда!
Все говорили одновременно.
Физик поднялся.
— Не слишком-то любезно с их стороны, — проворчал он. — Могли бы быть повнимательнее!
Он говорил о «них», как о людях, хотя не могло быть уверенности, что человечество Земли не встретилось с цивилизацией роботов. Правда, за любым, самым сложным и совершённым роботом обязательно стоит разум человека или существа, подобного человеку.
— А почему вы думаете, что они невнимательны по отношению к вам? — снова подал голос доктор Фальк. Даже сейчас, при таких необычайных, чудесных обстоятельствах, он продолжал быть невозмутимо спокойным. — У меня сложилось впечатление, что вы не сами отступили, а вас что-то оттолкнуло от машины перед её исчезновением.
— Оттолкнуло?!
— Да! Наверное, потому, чтобы вы не успели оказаться наполовину внутри машины.
— Вы думаете, что я… что меня могло…
— Почти уверен в этом. Так что о невнимательности говорить не надо.
Физик смотрел на Фалька в полной растерянности.
— А знаете, — сказал он наконец, — кажется, вы правы. Очень интересная мысль! Выходит, что мне спасли жизнь.
— Ну, жизнь — это уж слишком! Если бы грозила опасность для жизни, машина, наверное, исчезла бы немного позже.
— И я с нею?
— Возможно!
— В таком случае очень жаль, что я не успел войти в машину. — Нельзя было понять, шутит физик или говорит серьёзно. Одно было несомненно — он сильно волновался. — Да, очень жаль!