Динадан — деревушка, тесно застроенная каменными домами, словно в поисках тепла прижавшимися плечом к плечу. На первый взгляд с войны в деревне мало что переменилось. И разумеется никто не подметал мостовые, не засыпал колдобины и не убирал банки. В Динадане была дела поважнее: сначала выжить, а потом — разбогатеть.
Харви кисло обронил:
— Да, тут уж никому не придет в голову искать международных воротил.
У церкви, смахивавшей на крепость, я повернул налево в узкий переулок, и через полсотни метров остановился возле трехэтажного дома с балконом и потрескавшимся каменным крыльцом. Под ступеньками две серые кошки делили миску с выводком цыплят. Цыплята меня игнорировали, кошки подозрительно косились, словно решив, что я покушаюсь на их ужин.
Я закурил и постоял возле машины, давая возможность хозяевам меня рассмотреть. Потом дверь с шумом распахнулась и к нам заковыляла толстая старуха в бессчетных фартуках.
— Канетон, — крикнула она через плечо, — это мсье Канетон. — Потом остановилась как вкопанная, и улыбка исчезла. — Что, опять война?
— Нет, нет, — я замахал руками и успокаивающе улыбнулся.
Мисс Джермен за моей спиной спросила:
— Что она говорит?
— Хочет узнать, не означает ли мой приезд начало новой войны. Я никогда не приносил им добрых вестей.
Мадам Мельо доковыляла к нам и крепко обняла меня. Старая толстуха с годами вовсе не лишилась сил и едва не сломала мне ребра. Загорелое лицо покрылось сетью морщин, жесткие седые волосы были стянуты назад в бесформенный узел. Отступив на шаг, она осмотрела меня с головы до ног и улыбнулась.
Я попытался улыбнутся в ответ и начал объяснять: теперь я не Канетон, и больше не работаю на Интеллидженс Сервис. Я теперь сам по себе. Но так уж вышло, что меня опять преследует полиция, и нам нужно где-то переночевать.
Она восприняла мои слова совершенно спокойно.
Через плечо Мэгенхерд тихо подсказал:
— Скажите, что я заплачу.
— Не валяйте дурака, — отрезал я. — Или она откажет, или сделает это только ради меня. А попытайтесь сунуть деньги, она сдерет с вас круче, чем в «Ритце», а утром выдаст полиции.
С крыльца спускался сам Мельо — высокий, худой, сутулый старик с длинной лысой головой, длинными усами и двухдневной щетиной. Рубашка без воротника и обвисшие брюки стоили не больше пяти франков, но он наверняка мог вытащить из кармана столько наличных, чтобы купить наш «ситроен».
Старуха с ним не советовалась, как и в те дни, когда их дом был перевалочным пунктом на тропах сопротивления. Она отвечала за дом, он — за леса, поля и пастбища.
— Бедняга Канетон, с ним вечно неприятности! — старуха вздохнула и повела нас в дом. Я, морщась, пошел следом. Да, быть в бегах стало для меня привычкой.
И сразу нас усадили за стол. Размерами комната не отличалась, зато в ней было светло и тепло, и мебель вполне удобна. Да и вообще на хорошие вещи денег они не жалели. Рядом с фотографией Жиля в рамке, настолько потемневшей, что это могло быть только старинное серебро, стоял приемник, панель которого позаимствовали не иначе как с космического корабля. Тут я опять поморщился. Газеты в деревню вряд ли доходили, но в памяти времен войны осталась деревня без радио, а с этой штукой нас могли засечь еще на берегу в Кемпере.
И точно: старуха кивнула на банкира и спросила:
— Это Мэгенхерд, верно?
— Да.
Я не испытывал вины, что не представил его сразу. И раньше мои замыслы не обсуждались.
Хозяйка окинула Мэгенхерда критическим взглядом.
— На насильника не похож — не тот тип.
И добавила, что с виду Мэгенхерд не способен не только к насилию, но и вообще к чему-нибудь путному по этой части.
Тот сразу выпрямился, словно палку проглотил — видимо, все понял, несмотря на специфический акцент. А старуха хихикнула и принялась за Мэгенхерда всерьез. Пришлось пообещать, что, если не уймется, я ночью подошлю его к ней, пусть сама убедится. Теперь от ее хохота дом заходил ходуном, а Мэгенхерд вдруг заявил:
— Я не терплю такого рода разговоров, мистер Кейн.
— Терпите, вам не повезло, но это обязательное приложение к ночлегу. Впрочем, можете переночевать на дереве. — Я слишком устал, чтобы любезничать. Лицо мисс Джермен оставалось абсолютно непроницаемым, чему так хорошо учат в английских женских школах.
Харви не поднимал глаз от скатерти.
Поскольку коллективный разговор не получался, я выяснил у мадам Мельо, что гараж действительно перешел к сыну прежнего владельца, и отправился того навестить.
Парень помнил меня хорошо, я его очень слабо: тогда он был слишком мал, чтобы воевать, и переживал, что пропустил такой случай. А при виде меня пришел в восторг, решив, что наконец-то настала пора.
Я спросил, может ли он сделать нам пару местных номеров, но чтобы, если нас поймают, жандармы на него не вышли. У него родилась идея получше — взять номера с его собственного «ситроена», те точно подойдут.
На мои опасения, что тут уж точно его найдут, парень только ухмыльнулся: жандармы его не волновали, автомобиль стоял на улице, и я их мог просто снять. Но явно он рассчитывал, что великого Канетона никогда не поймают.
К сожалению такое лестное для меня мнение сложилось у него в двенадцать лет. И он явно плохо знал Сюрте. В конце концов, взяв с него слово, что он действительно оставит на ночь машину на улице, я номера забрал.
Его терзало любопытство, но еще больше хотелось показать, что знает старое правило Сопротивления: не задавать лишних вопросов. Я ничего рассказывать не стал, лишь заговорщицки подмигнул и ушел.
Потом отвел наш «ситроен» за угол, чтобы не было видно с дороги, и заменил номера.
Компания уже успела расправиться с паштетом из дичи; середина исчезла, а края остались не тронуты, чтобы сохранить роскошные украшения в виде головы птицы, торчащей с одного конца, и ее же хвоста — с другой. Птица смахивала на дрозда, что меня вполне устраивало: лучше бы они попадали мне на ужин, а не будили по утрам.
Изрядно нагрузив тарелку, я сказал Харви:
— Номера на машине новые.
Он недоуменно повернулся ко мне.
— Но так нам не пересечь границу. Документы…
Я только кивнул с полным ртом, потом сказал:
— Нам все равно ее не пересечь. Таможня уже знает наш номер.
Мэгенхерд уставился на меня.
— И что вы собираетесь делать?
— Нужно было думать, прежде чем входить на яхте в трехмильную зону. Если никто не будет знать, что мы в Женеве, возьмем машину напрокат. Или воспользуемся железной дорогой.
— Предпочитаю машину, — хрипло буркнул Харви.
Я посмотрел на него и кивнул. Для него в поездах слишком много свидетелей.
Мадам Мельо налила мне красного вина. Мэгенхерда с мисс Джермен она уже обслужила. Харви пил воду. Она кивнула в его сторону и пожала плечами.
— Американец, — я надеялся, что это сойдет за объяснение.
Она не стала спорить, повернула бутылку этикеткой ко мне, многозначительно ухмыльнулась —
