В час дня я на такси отправился в агентство Кука и провел там полчаса, изучая всевозможные способы и расписания передвижения из Амстердама в Цюрих – самолетами, поездами, да чем угодно. Вариантов было множество. Это занятие достаточно меня взбодрило, чтобы почувствовать – пора пообедать, и придало достаточно храбрости, чтобы прогуляться по Нойве-Шпигельстраат и посмотреть, нет ли у тамошних продавцов старинного оружия, которое они недооценивают. Ну разумеется, такого не оказалось.
В результате в четвертом часу я вернулся в «Парк-отель». В записке, оставленной для меня на стойке портье, стояло:
«Пожалуйста, позвоните A. Бернару».
Он жил в «Шиллер-отеле» на площади Рембрандтсплейн примерно в двух кварталах от «Доелена» и гораздо ближе к центру, чем «Парк-отель». Поэтому, просто чтобы чем-нибудь заняться, я не стал звонить, а пошел туда и постучал в его дверь.
Он провел там уже несколько дней и не терял ни минуты, создав добротную французскую атмосферу: температура в комнате достигала семидесяти пяти градусов[2] и столбом стоял дым сигарет «Галуаз». Несмотря на это, хозяин снял с себя лишь пиджак, все еще прея в жилете и галстуке.
– Очень любезно с вашей стороны, мистер Кемп.
– Вам что-то удалось достать? – Я закрыл дверь и расслабил галстук.
– Полагаю… это весьма вероятно. – Свет был слабым, но за очками угадывался блеск глаз и за осторожным тоном – заметное возбуждение.
– И что же это?
– Ван Гог, я думаю. Отсутствующий в каталогах.
Я открыл было рот, чтобы сказать, что если картина отсутствует в каталогах, то скорее всего это просто подделка, но предпочел промолчать. Он должен был уже об этом подумать, и в любом случае я не смог бы отличить настоящего Ван Гога от детских каракулей моей сестры. К тому же иногда я думаю, что никогда не стоит возражать.
Вместо этого я спросил:
– И какова же цена?
Он проделал в уме перевод из одной валюты в другую.
– Немного больше ста тысяч фунтов. Хорошая цена.
– Где находится картина?
– В частном доме недалеко от Хейе. В Гааге.
– И кто еще знает о ней?
– Только продавец. Владелец сам обнаружил картину. И теперь хочет продать ее частным образом. Так, чтобы сделка прошла без огласки.
Я понял, в чем дело. Он мог бы получить за нее большую цену на аукционе – особенно в Лондоне, где устроители берут себе меньшие отчисления, чем на континенте – но если нынешний владелец действительно сам обнаружил картину, тогда почти вся сотня тысяч фунтов достанется ему. Не может быть, чтобы картина, принадлежащая художнику школы Ван Гога, продавалась за четверть цены картины самого мастера, а потом обнаруживалось бы, что это подлинный Ван Гог. Так что вероятнее всего сам он купил ее за два флорина и старую почтовую открытку.
В Голландии тоже существует налог на капитал. Если он не сообщал о покупке, то нет нужды сообщать и о продаже. Иначе правительство конфискует всю дополнительную прибыль, которую можно получить на аукционе. А может быть – и больше.
– И он, конечно, хочет получить всю сумму в подержанных банкнотах как можно меньшего достоинства, верно? – спросил я.
Анри усмехнулся; он знал, о чем я думаю, лучше меня.
– Он будет очень рад, если деньги выплатят ему в Швейцарии. В каком-то смысле для нас это даже легче.
Да, деньги не пройдут через голландский банк, а значит не привлекут внимания налоговых служб; это, конечно, дополнительное преимущество.
Однако существовало одно препятствие. И я должен был сказать об нем сейчас, и наплевать на то, что он при этом почувствует.
– Если об этом знают только владелец, продавец и вы, то не будет никакой экспертизы. Не будет никаких научных штучек. Никаких спектрограмм, никаких рентгеновских обследований, – сказал я.
Он понимающе усмехнулся.
– Ну, это я легко могу устроить. В Амстердаме хватает экспертов по этим вопросам.
Я удивленно посмотрел на него.
– Как, черт возьми, вы сможете это сделать? Достаточно провести рентгенографию, и вы провалите все дело. Голландский эксперт не станет молчать, если речь зайдет о находке картины Ван Гога.
Улыбка так стремительно слетела с его лица, что слышно было, как она ударилась об пол. Оказалось, что он не так силен в тонкостях торговли произведениями искусства, как считал сам.
– Да, об этом я не подумал, – протянул он.
– Давайте сядем и все обдумаем. – Я расстегнул пиджак и еще ниже опустил галстук. – Мне кажется, я где-то видел бутылку?
