Очень медленно она произнесла:
– Двадцать пять лет. Двадцать пять лет до смерти Джорджоне.
– Верно. Может быть, кто-нибудь и сделал подобный пистолет, но я сильно сомневаюсь. Скорее всего, Джорджоне видел сам чертеж. Мог заинтересоваться им, даже скопировать. Вряд ли он знал, что это неудачная модель.
Элизабет внезапно вспылила:
– И ты все это время знал об этом? И продолжал доказывать, что это не Джорджоне! Почему ты не сказал нам?
– Да? А те два венгерских мужика, которые не понимают по-английски? Черта с два они не понимают!
Мой собственный голос звучал громко и четко:
– Зачем же задирать эту проклятую цену до трех миллионов?
Эхо долго гуляло по комнатам. А потом она спокойно сказала:
– Да, прости. Я была немножко… Но почему венгры этого не знают?
– Потому что они не так чертовски сильны в искусстве, как ты, и не в старом оружии, как я. Только тебе следует научиться доверять собственному мнению немного больше.
– Ты – ублюдок.
– Только моя старая мама меня так называла, и не слышала ни слова против.
Она ухмыльнулась:
– Но ты хорош! Знаешь куда больше, чем делаешь вид. И в искусстве тоже, я думаю.
– Брось.
Она снова усмехнулась, затем опять повернулась к картине, распевая:
– Мы нашли Джорджоне, мы нашли Джорджоне…
Я обнял ее за плечи.
– Ты это нашла, милая.
Она обняла меня за талию и пропела:
– Мы нашли Джорджоне, мы нашли…
И тут вдруг мы стали целоваться, исступленно и счастливо, потом танцевали вокруг картины, потом снова целовались, постепенно уже всерьез.
А потом она, держа меня на расстоянии вытянутой руки, задохнувшись сказала:
– Берт – но это уже всерьез!?
– Похоже…
– Да… – казалось, она успокаивает свои чувства, – я думаю, да.
– Может ты должна сначала отправить меня на спектрограмму и рентген?
– Что? – и она засмеялась. – У меня всегда так, звучит очень академично?
Я снова притянул ее к себе. Она постаралась положить голову мне на плечо. У нее ничего не вышло, и никогда этого со мной не получится из-за моего небольшого роста. Но ее волосы были у моих глаз, и они были фантастически мягкими и прекрасными. А ее тело рядом с моим так дышало жизнью…
Она сказала:
– Кажется, мне лучше выпить.
Я занялся выпивку, но потом бросил:
– Не надо, если только ты иначе не можешь. Я не хочу, чтобы ты была пьяная.
– Я не хочу пьянеть, – негодующе заявила она, – я просто хочу выпить.
– А как насчет вина? Должно быть, оно уже остыло?
– Подходящая идея.
Я пошел за вином, мне пришлось повозиться, чтобы вытащить пробку, и потом я смог найти только один фужер. Потому себе я плеснул в стакан для виски.
Когда я вернулся в гостиную, Элизабет там не было. Черт, я не слышал, чтобы хлопала входная дверь. Может она закрылась в своей ванне, или еще где-нибудь?
Дверь в ее спальню была открыта, там было темно, свет проникал только из прихожей.
Она спокойно сказала:
– Ты забыл вино.
– Нет, принес, – но я не двинулся с места, просто стоял и смотрел на нее. Она замерла у большой кровати. Темный воздух между нами начал медленно вибрировать, как радиоволны.
– Берт, у нас любовь?
