23

номер 8. По крайней мере, так было в хабаровском гарнизоне. Я направился к подъезду.

Зайдя в темноту, я вытянул руку вперед, ожидая нащупать ручку (деревянная, должна быть чуть ниже), и действительно нащупал ее, правда, она оказалась значительно ниже привычного (ну да, ее специально перенес солдат так низко, чтобы я мог открывать сам дверь, а затем так и оставили). Потянув ее на себя и увидев, что дверь не поддалась, я тут же вспомнил, что на Дальнем Востоке двери открываются внутрь, чтобы лучше сохранялось тепло. Войдя в маленький коридорчик, я удивился, что горит лампочка. Здесь все-таки кто-то живет? Слева действительно были почтовые ящики, а стены подъезда оказались до половины выкрашены в синий цвет (выше шла побелка).

Я стал медленно подниматься по лестнице и уже через полминуты стоял на втором этаже перед зеленой дверью, ведущей в коридор. Первой справа должна идти моя квартира № 8. У меня заслезились глаза. Дом, это мой дом. Войдя в коридор, я остановился перед коричневой дверью. Цифра 8 была перевернута горизонтально и образовывала знак бесконечности. В самой двери я увидел засунутый между обивкой свернутый листок бумаги. Я достал его и прочел: «Сынок, долго не задерживайся. Я скоро буду. Еда в кухне на столе. Мама». Это был почерк моей мамы!

Я надавил на ручку двери – она была заперта. И тут же я вспомнил, что ключ мы всегда оставляли в щелке за деревянным наличником на специально вбитом гвоздике. Я просунул пальцы и нащупал ключ от двери. Вставив его в замочную скважину и сделав два оборота, я легонько толкнул дверь, и та отворилась.

Перед моим взором предстал совершенно пустой ободранный коридор, который совершенно не совпадал с тем, что я рассчитывал увидеть. Тем не менее я даже обрадовался этому. Все же удобней себя ощущать вменяемым, нежели посетителем Хабаровского края. Проследовав в длинный коридор, я даже приободрился. Просто совпадение. Хотя планировка была точно такой же, как у квартиры моего детства, но меня это уже особо не волновало. Глупо пугаться того, что можно встретить где-то на просторах бывшего Советского Союза точно такую же планировку квартиры, как и в том доме, в котором ты когда-то ранее жил.

От этих мыслей с меня совсем спало напряжение. Приятно, черт подери, совершить прогулку в детство, но это не мое детство. По крайней мере, я его провел не здесь. Вдруг я остановился и уставился на встроенный в стену шкаф, идущий вдоль коридора. Я отлично помнил, что на внутренней стене шкафа нарисована синей гуашью голова курящего человека, перевернутая вверх ногами. Расположение домов, планировка квартир, «Караганда 1982», кот со шрамом, даже ключ от квартиры за наличником – это все могло быть совпадением (хотя ключ – уже перебор). Но курящая голова… Я резко открыл дверь шкафа и тут же облегченно вздохнул. Стена была пустая. Все, бля. Если кто предложит лечь в психушку – лягу с удовольствием. Хуже точно не станет. А с нервами уже полная жопа.

Я заглянул направо в большую пустую комнату и уже было направился дальше прямо по коридору, чтобы обследовать всю квартиру, но зачем-то дернул еще и вторую дверцу шкафа. Взгляд скользнул по синему контуру, и я остался стоять на месте. В шкафу была нарисована перевернутая голова курящего человека. Я просто ошибся и открыл не ту дверцу. Меня снова охватили беспокойство и страх. Значит, я все-таки в той самой квартире.

Почему-то став на цыпочки, я проследовал до конца коридора и остановился в секундном раздумье. Справа от меня шел маленький коридорчик, ведущий на кухню, слева – белая дверь в детскую комнату (мою комнату).

Я свернул налево и толкнул дверь. Та медленно со скрипом открылась, и я увидел перед собой свою бывшую комнату. Обои на стенах были ободраны, но местами проглядывали голубые фрагменты с маленькими бегемотиками (такие обои висели у меня в детстве), а по центру комнаты стояла металлическая кровать. Я вспомнил, как перед отъездом мама с отчимом ругалась, забирать ли ее на Украину (контейнер был уже перегружен) или оставлять здесь. Не помню, кто из них какую позицию занимал, но жлобская сторона проиграла – по крайней мере, кровать осталась здесь.

Я вошел в комнату, и меня охватило неописуемое чувство детских воспоминаний. Я вспомнил свои дни рождения, первый поцелуй в губы с Наташкой Командиной (уже в первом классе!), вспомнил, как поджег домик из спичек, купленный на школьной ярмарке… Я тут же подбежал в угол комнаты и посмотрел на паркетный пол – пятно от огня все еще было на месте! В эти минуты страх прошел, и я погрузился в сладостные мгновения детства. Костик Малахов, Денис Девитайкин, Максим Меняйло. Я стал радостно перечислять имена своих бывших одноклассников и детских друзей. Каждое новое имя вызывало во мне маленький взрыв восторга. Мишка Рымарь, Светка Белова!.. Мой взгляд коснулся подоконника, на котором стоял танк Т-34 с обломанным куском брони и красным дулом. Даша Едковская. Что он здесь делает?! Только сейчас до меня дошло, что я увидел.

Светлые радостные чувства меня моментально покинули. Это был тот самый танк, дулом которого я выколол глаз Соне Обуховой на чердаке в Василькове. Как он оказался здесь?! Блядь! А как я здесь оказался?!

Я поспешно вышел из комнаты, побрезговав даже притронуться к окровавленному дулу танка. Прямо передо мною была дверь из матового стекла, ведущая в кухню, и после секундной паузы, я решил зайти и туда.

Кухня была так же ободрана, как и все остальное в квартире, хотя из «меблировки» здесь находился кухонный стол и два табурета. На столе стояла большая тарелка накрытая сверху белым полотенцем. Видимо, это и была та самая еда, о которой говорилось в записке, оставленной в дверях.

– Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай, – одернули меня голоса, раздавшиеся с улицы.

Я подошел к окну и посмотрел вниз. На детской площадке четверо детишек (два мальчика и две девочки), держась за руки, водили хоровод и пели песенку-считалочку про каравай. Дождь уже закончился, но небо по-прежнему оставалось хмурым. Кроме детей, больше нигде никого видно не было, и от этой картины (четверо маленьких детишек посреди заброшенных домов среди бескрайнего пустыря) на душе стало еще мрачнее. Я с трудом оторвал от них взгляд и вернулся к тарелке. Ожидая увидеть на ней что угодно, я собрался с силами и все-таки заставил себя сдернуть полотенце. На тарелке снова лежала записка. Я взял ее в руки и прочел: «Ням-ням. Вкусно, сынок? Ха-ха-ха!»

В этот момент я услышал цоканье каблуков по лестничной площадке и следом оглушительный звонок в квартиру:

– Сына, ты уже вернулся? – это был голос моей мамы!

Глава 58 О ЛЮБВИ

22 апреля. Суббота

Впервые в жизни я испугался голоса своей мамы. Самого любимого, самого близкого человека на земле я теперь жутко боялся. Может, в нее как и в Алису, тоже переселился гулу, а может., а может, она и не была никогда моей мамой?

В пустой квартире спрятаться было негде, да и невозможно, когда вошедшему известно, что в ней уже кто-то есть. Я выбежал из кухни в большую комнату и открыл балкон. Меня сразу удивило, что детей во дворе уже не было, кругом стояла тягучая тишина.

В этот момент снова раздался звонок в дверь и я опять услышал голос мамы:

– Сына, открывай! У меня руки от тяжести ломятся.

Я чуть не заплакал от нахлынувшего на меня воспоминания. Так часто возвращалась мама с работы с полными сумками продуктов и кричала, чтобы я поскорее открыл ей дверь. Но это было почти двадцать лет назад!

Я перегнулся через балкон. Второй этаж в доме был очень низким и, если бы не израненная нога, можно было бы смело прыгать вниз на землю (именно на землю, асфальтовая дорожка начиналась чуть дальше). Я залез на перила, но спрыгнул не на землю, а на козырек над входной дверью подъезда, залитый битумом. Он располагался чуть ниже уровня балкона, и прыгать отсюда было безопасней, насколько безопасно вообще прыгать с пока-леченой ногой. Я подошел к краю и уже приготовился к прыжку (лучше прыгать сначала на здоровую ногу, а затем уже соприкоснуться с землей раненой; ага, и сломать еще и