по-крупному. Когда это сделалось очевидным, я еще на что-то надеялась. Но потом устала стесняться его лжи. И все кончилось. Все кончилось, а недоверие осталось. И психоаналитика с удобной кушеткой как раз поблизости не оказалось. Вот я и застряла в своих страхах. По словам Зойки, везде ищу подвох и второе дно.
Комплексы надо срочно изживать — зеркальная Сима сокрушенно вздохнула.
«Она лежала в своей одинокой, холодной постели, и противоречивые чувства обуревали страдающую душу» — так закончила бы эту главу сочинительница любовного женского романа. Чувства обуревали мою душу еще какое-то время. Потом из темноты всплыл серый слон. На нем сидел Борис и крепко сжимал в руках портрет дамы в черном. Портрет вдруг ожил: дама сердито посмотрела на меня и погрозила пальцем.
— Вставай, уже шесть утра! — прокричала она голосом Муси, и я проснулась.
Дорогая Магу!
Не знаю, получишь ли ты это письмо, попробую передать с оказией. Невозможно описать все трудности нашей жизни. Нет денег, нет еды, в квартире холод. Гога заболел. Боюсь, что у него инфлюэнца, а лекарств никаких нет. Я просто в отчаянии. Многие из наших знакомых уехали за границу. Петя тоже заговаривает об этом все чаще и чаще. Боюсь, что уже поздно. Мы теперь ютимся в двух комнатах. Помнишь, как Петя заботился о своей коллекции? Так вот, сейчас картины просто сложены у стены стопками. Мы попытались переложить их газетами и старым бельем, но, думаю, такая зимовка скажется на полотнах самым плачевным образом. Хочу сообщить тебе еще одну новость. Ты, конечно, знаешь Вадима Ганина, адвоката, Петиного сослуживца? Он активно сотрудничает с новой властью, возглавляет какой-то комитет или комиссию, точно не знаю. Про него говорят ужасные вещи — будто он приходит с солдатами в дома своих бывших знакомых, проводит аресты и обыски. Каково? А был такой милый застенчивый молодой человек. Хотя, по правде говоря, он мне никогда особенно не нравился. Я всегда чувствовала в нем словно бы некоторую неискренность, да и завистлив очень, хотя и скрывал удачно. А теперь видишь, как все обернулось! Спаси нас, Матерь Божья! Ведь он всегда восторгался Петиной коллекцией. Может быть, это только слухи и я все преувеличиваю? В самом деле, стыдно думать о людях так нехорошо!
Прости, что много не пишу. Решительно нет сил. Несмотря ни на что, надеюсь, что Бог приведет нам еще свидеться, тогда и поговорим.
У нас в галерее опять большая неприятность. Можно подумать, что Пандора уселась на крыльцо особняка и открыла свой гнусный ящик. На этот раз несчастье настигло Васю. Ясное дело, водка до добра еще никого не доводила. Плотника избили до бесчувственного состояния. И он находится в больнице. Надо сказать, что несколько дней назад, как раз после трагического происшествия с Олей, Вася ушел в запой. Это был уже не первый случай. Нежная и легкоранимая Васина психика подобным образом реагировала на различного рода потрясения. Так сказать, отстранение от действительности. Сослуживцы и в первую очередь Си-Си с пониманием относились к этому факту и терпеливо пережидали очередную алкогольную бурю, сотрясающую естество плотника. С вычетом из зарплаты, разумеется. Но на этот раз все закончилось весьма плачевно. Директору галереи позвонили из милиции и сообщили, что накануне рано утром жестоко избитого Васю нашли недалеко от музея. Хорошо, что документы были при нем и что ночи стоят теплые. А то потерявший сознание плотник умер бы от переохлаждения. Сейчас он лежал в реанимации, а наш коллектив опять гудел, как растревоженный улей.
— Подрался с собутыльниками, не иначе.
— Да какие собутыльники! Он всегда пил один. Скорее всего, напали с целью ограбления.
— На Васю с целью ограбления? Что у него брать-то? Тем более перед зарплатой.
— А почем грабители знают, что он без денег?
— Я все-таки не понимаю, зачем было так избивать. Ну нету денег — и отпусти человека.
— Говорю вам, пьянка всему виной.
— При чем здесь пьянка? Из милиции сообщили, что он трезвый был.
— Откуда они знают?
— Ну здрассьте! Анализы-то на что? Кровь на алкоголь и все прочее. Это в первую очередь в больницах проверяют, чтобы реакции какой-нибудь ненужной на лекарства не было.
Так сотрудники судили и рядили на все лады, а меня опять к себе вызвал Си-Си.
На нашего директора просто жалко было смотреть. Неприятности последних дней заметно пошатнули его душевное здоровье. Да и физическое тоже. Всегда энергичный и бодрый Си-Си потерял свои жизнерадостные краски, как-то потускнел и даже посерел.
— Серафима, э-э-э… Ты у нас уже была представителем, так сказать, общественности. Надо, детка, еще раз потрудиться. Пожалуйста, поезжай к Васе домой, вырази поддержку и сочувствие коллектива. Заодно жене зарплату передашь. Полагаю, деньги им сейчас очень нужны. Ну и порасспроси, как он себя чувствует. Что можно приносить в больницу.
А я, признаться, даже никогда и не задумывалась над тем, есть ли у Васи семья. Фактически о нем мало что было известно. Жил себе и жил, работал, выпивал, шутил неуклюже. Ничего особенного о себе не рассказывал. Да, пожалуй, никто и не интересовался. Вот и выходит, что пока не случится несчастье, никому ни до кого нет дела.
Я приблизительно знала, где живет плотник. Он как-то в разговоре упоминал. Окраина города, частный сектор, короче, у черта на рогах. Но ничего не поделаешь — надо так надо. Я засунула поглубже в карман конвертик со скромной Васиной зарплатой и тронулась в путь.
Район, где согласно адресу проживал несчастный Василий, почему-то именовался в народе «графскими развалинами». Десятка три домишек частной постройки теснилось на обрывистом берегу реки. Небольшие огородики пестрыми лоскутами сползали с обрыва прямо в реку. Согласно всем законам физики все содержимое этих огородов давно должно было свалиться в воду, но тем не менее каждое лето там что-то буйно цвело и колосились. Кособокие, вросшие в землю избушки, убогие дворики с каким-то хламом и непременным дощатым одноместным строением — туалетом «а-ля рюсс», фрагменты потемневшей от времени, удивительной по красоте деревянной резьбы, сохранившейся с незапамятных времен, — таков был облик «графских развалин». Какой граф здесь жил и почему он все развалил, об этом история умалчивала. Во дворе нужного мне дома копошилась худощавая женщина с измученным лицом и потухшими глазами. Как оказалось, это и была Васина жена. Она молча приняла мое соболезнование по поводу случившегося, кивая головой и промакивая тряпицей слезы. Я уже было собралась идти восвояси, как вдруг в сенях дома послышался грохот, затем стон, и женщина опрометью кинулась внутрь. Через мгновение она снова появилась в дверях и срывающимся голосом попросила:
— Пожалуйста, помогите! Мне одной ее не поднять.
В узких и темных сенях на боку лежала инвалидная коляска, а в коляске был человек. Не помню как, но вдвоем мы подняли тяжелую металлическую конструкцию, и она встала на колесики.
— Таточка, что же ты так неосторожно. Зачем поехала сама? Я ведь предупреждала, что порог высокий. Хорошо еще, не убилась. Нигде не больно? — Васина жена говорила таким тоном, каким разговаривают с маленькими несмышлеными детьми.
Девушке, а в коляске сидела именно девушка, на вид было лет шестнадцать-семнадцать. Она что-то бессвязно бормотала и улыбалась доброй улыбкой. Вдруг я заметила на ее руке кровь.
— Она, кажется, поранилась. Надо промыть и перевязать. Давайте я вам помогу.
Мы вкатили коляску в бедно обставленную комнату. Хозяйка достала с полки пузырек йода, бинт и стала неловко перевязывать девушке руку.
— Думала, наверное, что отец пришел. Она его всегда встречает. Вот и не утерпела. Сколько я просила Васю сбить этот порог, — торопливо и как бы извиняясь, объясняла женщина. Закончив перевязку, она робко сказала: — Вы извините, что пришлось вас обременить. Может, чаю с нами выпьете?
Я немедленно согласилась. Ну не могла я просто так повернуться и уйти от этих двух несчастных женщин.
Чайник запыхтел на плите, и Рая, так, оказалось, звали Васину жену, достала из кухонного шкафчика
