купила пакет яблочного сока, плитку шоколада «Российский» и направилась в больницу.
На третьем этаже в отделении травматологии спокойно можно было снимать душераздирающие сцены триллера без декораций и грима. По унылому коридору вдоль стен с облупившейся краской передвигались люди, забинтованные в самых разных местах. Некоторые лица вызывали содрогание и острую жалость. Приходилось только догадываться, какие житейские бури оставили следы подобных разрушений. За столом под лампой с голубым железным абажуром сидела молоденькая и очень серьезная медсестра.
— Можно пройти в третью палату к Василию Павленко?
Медсестра еще плотнее сдвинула брови и заглянула в листочки перед собой.
— Павленко из третьей палаты перевели в бокс. К нему нельзя.
— Девушка, как же так! Мне позвонили, сказали, что брату уже лучше. Что его можно навещать. Я отпросилась на денек и приехала из района. А теперь получается — зря. — (Господи, прости мне мое вранье!) — Что же теперь, назад ехать, брата не повидав?
Медсестра, видя мою расстроенную физиономию, немного смягчилась:
— Было лучше, а вчера стало хуже. Что я могу поделать!
— А можно мне к нему только на секундочку заглянуть? Только гляну — и все. Очень прошу. — Шоколадка мягко легла на стол и незаметно придвинулась прямо к руке девушки. Небольшое замешательство — и я почти бегом бросаюсь к двери с надписью «Бокс».
В крошечной комнате на белой медицинской кровати лежало существо, так же обмотанное бинтами, как и его коридорные товарищи по несчастью. Но лицо существа, хоть опухшее и в кровоподтеках, все-таки было узнаваемо. Похоже, Василий находился в сознании. Он внимательно смотрел на меня и молчал.
— Васенька, здравствуй! Ну как ты? — Я осторожно поставила сок на край тумбочки.
Вдруг физиономия больного исказилась, в глазах мелькнул безумный страх, и он начал быстро бормотать:
— Ты зачем опять пришла? За мной пришла. Прости, я не хотел… Я отдам, верну. Забери его, забери… Только не убивай!
Вася скривил губы в плаксивой гримасе и замахал руками, словно отгоняя привидение. Было ясно, что он сильно не в себе. Проще говоря, совсем крыша поехала. О чем он бормотал? Кто ему мерещится?
Продолжать разговор было бесполезно и безнравственно. Плотник тихонько подвывал, натянув одеяло на голову. Я выскользнула в коридор. Ј чего же так резко ухудшилось состояние Васи? От травмы или от чего другого? Может, бывшие соседи по палате прояснят ситуацию? Воровато оглянувшись на медсестру, я двинулась к палате № 3.
Эта комната была гораздо просторней бокса, так как в ней уместилось целых четыре кровати и четыре тумбочки. Одна кровать была аккуратно застелена, подушка в наволочке со штампом стояла углом. На трех других в живописных позах расположились больные мужского пола. Я робко остановилась у порога.
— Здравствуйте, я сестра Васи Павленко. Он ведь с вами лежал. — Роль стеснительной сельской жительницы, кажется, мне удавалась.
— С нами. — Парень с загипсованной ногой с любопытством уставился на меня. От больничной скуки он был не прочь пофлиртовать.
— А почему ему стало так плохо, вы не знаете?
— Сами удивляемся, — оживился загипсованный. Разговор со свежим человеком его заметно приободрил.
— Вроде все было нормально. Пришел в себя, кушать начал потихоньку. А тут вчера вечером пришла к нему посетительница.
— Жена?
— Да нет, не жена. Вася как раз уснул. Она говорит, парни, мне по личному делу с ним потолковать надо. Покурите пока в коридоре, а я его разбужу и быстренько побеседую. Ну мы что ж, не понимаем? Вышли в коридор. Только через минуту Вася-то как завопит! А баба эта шасть из двери и умчалась. Мы — в палату. А Васек не узнает никого, кричит, пургу какую-то гонит. Доктор прибежал, укол ему сделал. Он сначала вроде притих, а потом опять давай кричать. Вот его в бокс и перевели. Ему теперь не в травматологии надо лежать, а в нервном, — закончил парень удовлетворенно.
— А что за женщина приходила?
— Кто ее знает? Она не представлялась.
— Хотя бы как выглядит? Молодая, старая?
— Выглядит обыкновенно. А насчет возраста… Ну, может, как вы или постарше. Волосы вьющиеся. Платье красивое, только черное. Я еще подумал, как на похороны собралась. Все-таки больница, тут надо поосторожней с такой одеждой.
— Она нам сигареты подарила. Чтоб, значит, мы покурить вышли. Вон пачка пустая валяется, — встрял в разговор пожилой мужчина в пижаме.
Действительно, на тумбочке лежала элегантная длинная пачка из-под дорогих американских сигарет с ментолом.
— Дрянь сигареты! Вонь одна. Лучше бы «Примы» притащила.
Парень захохотал:
— Ну, дядя Леша, ты даешь! Это от твоей «Примы» вонь. А сигареты классные. Такие в больничном ларьке не купишь. Тетенька-то при деньгах.
Я попыталась выведать у мужиков еще что-нибудь интересное. Но их запас информации истощился, и ничего больше они припомнить не могли.
— Ладно, ребята, поправляйтесь!
— Так вы к нам заглядывайте. Мне тут еще долго лежать, — многозначительно сказал на прощанье парнишка с костяной ногой.
Непременно загляну. Если только Вася в себя придет. А пока от бедняги никакого толку. Вот и получилось, что хотела прояснить ситуацию, а она стала еще более туманной. Я бы даже сказала — таинственной и мистической.
Автобус, чихая и разваливаясь на ходу, тащился от больницы до моей остановки. В салоне над креслом кондуктора остряки из гаража повесили табличку с предупреждающей надписью: «Место кондуктора не занимать! В окно кондуктора не смотреть!» Спасибо им, это меня немножко развеселило.
Уже в подъезде я услышала, что в моей квартире разрывается телефон. Трель состояла из коротких и отрывистых сигналов — значит, междугородка. Так и есть! Когда я, на ходу роняя легкие и тяжелые предметы быта, добежала до аппарата и схватила трубку, в ней раздался энергичный голос Валюли:
— Симчик, здравствуй, дорогая! Где это ты гуляешь? Я тебе уже третий раз звоню. Ну что, подруга, отчитываюсь! Я не зря подозревала, что где-то фамилию твоего Старицкого уже встречала. Точно ведь. Когда готовила статью о частных коллекциях России, натыкалась на некоторые архивные материалы. Снова их подняла и все, что смогла найти по Старицкому, тебе отксерила. А чтоб побыстрей было, я пакет с проводницей фирменного передала. Завтра встречай. Восьмой вагон, проводницу зовут Лена.
Мы иногда с Валюлей пользовались этим неофициальным средством связи, когда надо было передать книги, альбомы или просто срочное письмо. Проводники фирменного поезда, шедшего из Петербурга в Сибирь в аккурат через наш городок, за небольшую мзду выполняли роль почтового ящика, или, точнее, багажного вагона. Работу исполняли честно, фирму не позорили. Проколов не было еще ни разу.
Выходит, правильно я к Валюле обратилась. Все материальное оставляет свои следы. Раз был такой художник, значит, должны сохраниться о нем еще какие-нибудь упоминания, кроме фамилии на холсте. Хотя и не факт, что это мне поможет установит истину. Ну, в нашем розыскном деле любая зацепка может пригодиться, не правда ли, господа детективы? Взгляд украдкой скользнул по книжному шкафу, где под стеклом скучали образчики остросюжетной литературы с самыми звучными фамилиями. Ладно, что-то я и впрямь вообразила себя мисс Марпл и Ниро Вулфом в одном лице. То-то бы Зойка повеселилась! Интересно, отошла она от посещения бутика или начала копить деньги на линялую маечку?
— Муся, ты где? Выходи, ужинать будем!
Мусина плошка весело забренчала, принимая в свое пластмассовое нутро порцию вареной рыбы, но кошка не отзывалась. Ее не было ни в туалете, ни в спальне. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. А когда я увидела, как в большой комнате ветер из распахнутой форточки колышет занавеску, то внутренне ахнула. Этого я и боялась! Бессмысленно горячие батареи вынуждали меня всю ночь держать форточки
