– Я не выдержала, написала Анри, и он немедленно приехал. Кстати, колледж он тогда так и не закончил. Влюбился в какую-то даму, боготворил ее и ни о ком, кроме нее, думать не мог. Друзья влюбились одновременно, – улыбнулась Камилла, – только вот у Анри раньше не было невесты, которой... могло быть больно. Один из преподавателей колледжа непочтительно отозвался о даме сердца Анри. Хорошо еще, что дело было в семинарии и при Анри не оказалось шпаги. Он уже тогда фехтовал мастерски – даже лучше, чем Франсуа, хотя ходил на тренировки куда реже, чем его брат. Франсуа надеялся на свою силу и ловкость, а Анри не стеснялся признавать, что Господь обделил его физической мощью, и просил показывать ему в два раза больше приемов и уверток...
– И чем дело закончилось?
– Тем, что отец Бриар полетел с лестницы вверх тормашками на виду у всех старшекурсников Наваррского колледжа. Святого отца спасло от гибели только его телосложение: он был маленьким и круглым... Понятно, что Анри до рукоположения не допустили и вообще дали понять, что о церковной карьере на ближайшие годы придется забыть. Уже через неделю Вильморен, благодаря высокому вмешательству той самой дамы, честь которой он так горячо защищал, и протекции Франсуа оказался в рядах гвардейцев. Служил Анри в Париже, поэтому примчался на мой зов очень быстро. Он пытался вразумить Франсуа, но тот не слушал или не хотел слышать – что, впрочем, одно и то же... – Стежок, еще один. – Дальше – хуже. Роман продолжался. Если раньше Франсуа просто сох и мучался, то после того, как Мари сделала его своим любовником, стал вовсе невменяемым. Он регулярно узнавал о ее изменах, протыкал шпагой очередного претендента на кусочек сердца ветреной красотки и тем самым покупал для себя еще некоторое время высочайшего внимания. Она держала его так крепко, как могла. И, видимо, по- своему любила. Заваливала подарками, не выпускала из спальни... Доверяла разные мелкие и не очень мелкие поручения... Когда она исчезала, он словно прозревал. Приезжал несколько раз, подолгу говорил с Анри, но со мной не встречался – я его видеть не хотела. Анри же все время был рядом, поддерживал меня во всем. Но, наконец, наступил момент, когда они оба должны были покинуть меня: его величество и кардинал Ришелье решили осадить Ла-Рошель, а простых гвардейцев не спрашивают, хотят ли они на линию фронта. Франсуа, впрочем, хотел. В последнее время его чувство к красотке Мари стало угасать, и он с ужасом осознавал, что натворил. Он застал Мари с очередным любовником, выкинул его из окна, чем спровоцировал скандал, разорвал отношения с герцогиней де Шеврез и поклялся никогда к ней не возвращаться...
И было еще одно утро, которое Камилла хотела бы помнить лучше, но оно расплывалось, словно отражение в потревоженной воде...
– Франсуа пришел ко мне за два дня до отъезда в армию. Он стоял передо мной на коленях и просил прощения за ту боль, которую мне причинил. Он был искренен, как никогда, а я знала его лучше всех и потому могла отличить ложь от правды. В то утро Франсуа мне не солгал, он действительно хотел искупить свою вину, но не надеялся на это. А я, ну что я... Я его простила, потому что Господь и любящее сердце велят прощать.
Какие-то кривые стали получаться крестики...
– Это были прекрасные два дня. Франсуа велел мне готовиться к свадьбе и уехал, хотя я на коленях умоляла его остаться. В первый и последний раз я так о чем-то просила мужчину, но он не послушал. Что дальше? Ах да. Война. Ла-Рошель. Гвардейцы были не особо заняты в военных действиях, но Франсуа хотел вернуться героем и полез в самое пекло, прихватив с собой еще десяток сорвиголов... Шел третий или четвертый месяц осады, гугеноты еще вовсю отстреливались и совершали дерзкие вылазки за пределы крепости, и потому наши сорвиголовы нарвались на отряд человек в пятьдесят. Хорошо вооруженный. Закипела драка, шум долетел до лагеря католиков, кинулись на помощь, но поздно. Когда подкрепление подоспело, королевские гвардейцы обнаружили в дюнах девять трупов своих товарищей. Они умерли как герои и дорого отдали свои жизни, Франсуа же сражался, как герой, его не взяли на шпагах, а застрелили со спины, предательски...
– Откуда вы знаете?
– Два гвардейца выжили. И оба рассказали одно и тоже...
Камилла умолкла. Давно пережитое вновь нахлынуло на нее, и ее душили слезы. Но она не заплакала, только побледнела. Сама виновата. И вовсе ей не нужно, чтобы Теодор ее жалел. Он и не будет, ни один мужчина ее не жалеет, даже Анри.
– Я узнала про все почти тут же и примчалась в лагерь на десятый день после гибели Франсуа, послав вперед себя гонца. Мне не хотелось, чтобы моего любимого похоронили так далеко от моего и своего дома... Всю дорогу жалела о том, что не смогла уберечь его, и о том, что Бог не послал мне ребенка, хотя мы с Франсуа были не только женихом и невестой, но и любовниками... Я думала, что сойду с ума. Я бы и сошла, но мне помог Анри, сам того не подозревая. В лагере я узнала, что живы два молодых дворянина из состава того отряда, оба тяжело ранены и находятся на грани жизни и смерти... Как же я удивилась, когда в палатке хирургов обнаружила Анри! Он и вправду был одной ногой на том свете. Три раны, причем опасные, и это – при его-то неважном здоровье! Второй гвардеец чувствовал себя немногим лучше. Анри с момента, когда их нашли, ни разу не пришел в сознание, но Мишель, второй раненый, его не терял ни на секунду. Вот он мне и рассказал все, как было. Анри защищал командира до последней секунды, он бился уже над трупом...
Виллеру, потрясенный горькой исповедью, не мог произнести ни слова. А Камилла продолжала:
– Домой мы возвращались вместе. Для Франсуа я наняла закрытую карету, куда поставили гроб, Анри на носилках перенесли в мой экипаж. По дороге он метался в горячке, и я с ужасом думала, что потеряю и его. Он дорог мне, Теодор. Думаю, без лишней скромности, что и я ему тоже очень дорога... Но Господь не допустил подобной несправедливой жестокости, Анри выжил. Выздоравливал долго, его качало от слабого дуновения ветра, когда врач наконец разрешил ему вставать с постели. Я заново учила его ходить. Наверное, это тогда спасло нас обоих – и меня, и его. Это сделало нас очень близкими людьми.
Теодор вздохнул. Камилла решила не уточнять, насколько близки были их отношения с Анри, пусть Виллеру сам догадывается. Маленькая месть – или маленький тактический ход? И то, и другое. Иголка сверкала в падающем из окна свете острым лучиком.
– Я вас утомила, шевалье... Подождите, осталось немного. Франсуа был мертв, я слишком долго приходила в себя, чтобы полюбить кого-то еще, и осталась одна. Признаться, я даже рада. Я никому ничем не обязана и могу жить так, как хочу. Со мной все ясно...
Камилла снова глубоко вздохнула, лицо обрело обычное, чуть насмешливое выражение.
– Судьба же Анри была чрезвычайно интересна. Спросите его, шевалье, если захотите, а он, если пожелает, вам расскажет. Он все-таки принял сан, но некоторое время назад в результате политических интриг вынужден был покинуть Францию и стать секретарем при его преосвященстве папском нунции в Испании. Из Мадрида Анри написал мне. Жизнь его снова изменилась, и теперь мы могли только переписываться. Во Францию аббат де Вильморен смог вернуться лишь после смерти Ришелье.
