Разумеется, ни Дэнни, ни его писарь не умели формулировать так гладко, но смысл оставался тем же. Джессика опустила письмо и несколько минут стояла поникнув под грузом новой проблемы. Имя Белморов и так достаточно опорочено и не сможет выдержать столь грандиозный скандал. Может статься, что после этого членам семьи будет навсегда закрыт доступ в свет. Как же быть?
Джессика перечла письмо. Рука у нес так дрожала, что строчки прыгали перед глазами. Если удовлетворить просьбу брата, он и впредь будет их шантажировать; если отказать, может решиться на публичное обличение. Нужен компромиссный вариант, но какой?
Выпрямившись и развернув плечи, Джессика поспешила к дому. Дэнни назначил встречу на окраине городка, позади конюшни постоялого двора «Приют путника». В любом случае предстояло отправиться туда.
«Боже мой, Боже мой, если бы Мэттью был дома!»
Но Мэттью был далеко, и вернуться ему предстояло только тогда, когда все уже будет решено.
Джессика сомневалась, что осмелилась бы обратиться к мужу за помощью даже в том случае, если бы тот оставался дома. Мэттью снова спрятался от нее в раковину, намеренно отдалился, словно хотел разделить их жизни как можно больше. Причина этого оставалась для нее неизвестной. Ситон мог испытывать недовольство каким-нибудь ее поступком или досадовать на ярмо в виде чужого ребенка, водруженное ему на шею. Так или иначе, его вряд ли порадовала бы новость насчет шантажа. Возможно, сама судьба сделала так, чтобы события этого дня дошли до Мэттью как уже свершившийся факт.
До боли закусив губу, Джессика обдумывала варианты своего поведения с братом. «Не обратиться ли за помощью к папе Реджи?» — пришло ей в голову, но она поспешила отмести эту мысль. Маркиз слишком болен, чтобы возлагать на его плечи такую проблему. Кроме того, Дэнни все-таки ее брат, и это означает, что ответственность за его поступки лежит на ней. Ей, и только ей, нужно разобраться раз и навсегда. Нужно не только положить конец шантажу, но и окончательно обезопасить существование маленькой Сары.
Налетел ветерок, зашуршал листьями на низко нависших ветвях дерева, под которым притаилась Джессика. Выше, в густой кроне, заухала сова — от зловещего звука мороз пробежал по коже. Ночь была темной, беззвездной, с тончайшим серпиком молодой луны, что было как нельзя более на руку. Меньше всего Джессике хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее в компании брата. Она пониже опустила капюшон накидки и отступила подальше в тень.
— Хороша ночка, верно, сестричка? — Дэнни вытянул из кармана потертого парчового жилета нагрудные часы-луковицу, отщелкнул крышку. — Я знал, что долго сшиваться мне здесь не придется, а теперь вижу — тебе аж больше моего не терпелось. Что, боязно?
Джессика ответила не сразу, мысленно повторяя то, что собиралась сказать. Злобное торжество Дэнни мало ее трогало: хорошо смеется тот, кто смеется последним. К тому же ее ранний приезд вызван вовсе не страхом. Встреча была назначена на такой поздний час, что вернуться в Белмор она могла не раньше полуночи.
— Я сделала что могла, Дэнни. Денег мне удалось скопить не так уж много, поэтому я добавила к ним кое-что из драгоценностей. Продай их. Ты получишь больше той суммы, на которой настаивал, даже если удастся получить только половину стоимости. Я бы предпочла откупиться деньгами, но времени было слишком мало.
— Давай сюда, а остальное не твоя забота, — ухмыльнулся Дэнни. — Как присловье говорит, все полезно, что в рот полезло…
Брат протянул руку за сумочкой, которую Джессика держала в руке. Она быстро отдернула ее.
— Нет уж, Дэнни, на этот раз все не будет для тебя так просто.
Только тут он заметил в другой ее руке небольшой пистолет. Давным-давно, в ночь бегства из трактира «Черный боров», Джессика прихватила эту смертельную игрушку из кармана пьяного матроса, уснувшего за столом. Теперь тускло поблескивающее дуло было направлено на брата.
— Деньги я тебе отдам, для того и принесла их. Но я хочу, чтобы ты зарубил себе на носу: ты причинил мне и семейству Белморов достаточно хлопот, и отныне с этим покончено. Мой муж, лорд Стрикланд, однажды уже пытался предостеречь тебя от опрометчивых поступков, но ты не внял предостережению. Очевидно, оно было недостаточно строгим. Теперь моя очередь разбираться с тобой. Так вот, Дэнни, если ты еще раз появишься в окрестностях Белмора, если осмелишься приблизиться к любому из членов семьи, включая маленькую Сару, то так и знай — я пристрелю тебя как собаку. Меня не будут мучить угрызения совести. Ты так мне опротивел, что я охотно избавлюсь от тебя навсегда.
Пока брат ошеломленно моргал, Джессика подступила ближе и больно ткнула дулом пистолета ему в щеку. Даже в полумраке было видно, как Дэнни побледнел.
— Отвечай, ты вес понял?
— Не-а, ты не посмеешь убить единокровного брата! — пробормотал Дэнни, пытаясь улыбнуться.
— С этого дня ты больше не брат мне перед Богом! — Она опустила дуло так, что теперь оно ткнулось немного ниже плеча Дэнни (несмотря на нервное напряжение, рука держала пистолет достаточно уверенно). — Ну а если сомневаешься в том, что я способна на убийство, то я могу устроить маленькую репетицию. Ты не умрешь, конечно, но крови будет много.
— Ни черта себе! Ладно, ладно, охолони, сестренка! Я и так тебе верю, нечего совать эту железку мне под нос. — Дэнни еще раз с головы до ног оглядел ее, покачал головой и заметил: — А ты будешь покруче нашей мамки.
К удивлению Джессики, в его голосе звучало откровенное одобрение. Это была первая в жизни похвала, полученная ею от брата.
Она протянула ему увесистую сумочку, набитую деньгами и драгоценностями, и отвела пистолет, не опуская его.
— А теперь убирайся, Дэнни. Убирайся не только из городка, но и из моей жизни. Навсегда, понял? Я дала слово пристрелить тебя и сдержу его, если ты меня к тому вынудишь. Попробуй только поливать меня грязью, и ты пойдешь на корм червям.
Джессика чувствовала, что еще немного, и она не сможет бороться с нервной дрожью, и надеялась, что встреча завершится раньше, чем она выдаст себя. К счастью, рука все еще была тверда. Каждое слово, сказанное ею, было правдой. Она намерена защищать семью любой ценой.
— Прощай, Дэнни.
Брат промолчал, не сводя с нес взгляда, и не двинулся с места, пока Джессика не вскочила в седло. Несколько минут спустя она уже нахлестывала лошадь, торопясь поскорее вернуться в Белмор. Не обращая внимания на окружающее, она молилась, чтобы на этот раз удалось навсегда избавиться от угрозы.
Притаившись в тени под деревьями, Мэттью наблюдал за тем, как жена уносится вскачь. Он пребывал в полной неподвижности, но поводья были скомканы в руке, сжатой в кулак. То, что Мэттью заметил, как Джессика покинула Белмор-Холл часом раньше, было чистой воды случайностью. Изначально Ситон собирался остаться на ночь в доме сквайра Монроза, с тем чтобы с утра пораньше выехать в Белмор, но предвкушение ночи в собственной постели заставило изменить намерение. Наибольшую роль здесь сыграло желание близости с женой, после чего она обычно засыпала на его плече, удовлетворенная и счастливая. Поэтому Мэттью отклонил любезное приглашение сквайра и выехал домой в ночь.
Он как раз подъехал к конюшне Белмора, когда оттуда показалась фигура, ведущая в поводу лошадь. В сгустившихся сумерках невозможно было различить, кто этот одиночка, но когда неизвестный подвел животное к приступке и оказался в седле, Мэттью испытай! первый приступ тревоги. На лошади было дамское седло, и это означало, что перед ним не всадник, а всадница.
Ни минуты не сомневаясь, что это Джессика направляется куда-то под покровом ночи, Мэттью тронул лошадь следом. В нем стремительно нарастал гнев при мысли о том, что жена покинула особняк в столь неподходящее и небезопасное время. К тому же он должен был знать, что Джессика замыслила на этот раз. Поначалу он старался не приближаться из опасения, что будет замечен, но вскоре понял, что Джессика едва ли обращает внимание на окружающее. Казалось, она не может думать ни о чем другом, кроме неизвестной ему цели. Местом ее назначения оказался постоялый двор «Приют путника».
К тому времени когда она спешилась, Мэттью уже успел обдумать несколько ситуаций, одна другой неприятнее. Он полагал, что знает жену достаточно для того, чтобы предположить ряд причин, по которым та могла оказаться в таком месте и в такое время. Однако самым сильным было худшее подозрение.
