С этой мыслью Кара свернула журналы в трубочку и бросила в ведро для использованных бумаг.
Утренние недомогания прекратились через пару недель. Вкус еды стал для нее другим, удивительным и изысканным, так что она очень быстро набрала потерянные килограммы. На ближайшие выходные Кара запланировала поездку в Атланту, к родителям. Она очень надеялась, что они не будут слишком разочарованы выбором, который она сделала.
Дверь кабинета распахнулась, и в него, влетела Киша. Она была так взволнована, что даже не могла разговаривать.
– Боже мой, да что произошло? Ты выглядишь так, словно увидела привидение.
– Он здесь! – воскликнула та и зачастила скороговоркой: – Он здесь, в здании! Я не знала, что он в Майами!
– Киша, ради всего святого, возьми себя в руки и расскажи толком, что случилось. – Кара почувствовала, как волнение секретарши передалось и ей. – Кто здесь? Кого ты увидела?
– Думаю, она хочет сказать тебе, что увидела меня, – раздался знакомый голос. – Можно войти?
Кара вскочила с кресла от неожиданности.
– Доминик! Что ты тут делаешь?
Она уставилась на него, не в силах поверить глазам. Он был еще прекраснее, чем она его запомнила. Высокий и элегантный, он опирался плечом о косяк и улыбался.
– Вы что, знакомы? – потрясенно, прошептала Киша. – Ты знаешь Доминика Домейни?!
– И довольно близко! – засмеялся тот, посылая ей один из тех взглядов, от которых таяла любая женщина. Затем он перевел взгляд на Кару: – Я скучал по тебе, дорогая.
По виду Киши, было понятно, что она очарована и заинтригована происходящим. Секретарша Кары была неглупой женщиной и быстро все поняла. Ее любопытству не было предела.
А Доминик не мог оторвать глаз от Кары. С их последней встречи она стала еще привлекательнее. Казалось, вся она цветет и словно светится изнутри загадочным светом. Доминик помнил каждую черту ее лица, но эта новая красота озаряла ее и превращала в волшебную нимфу.
– Мы могли бы поговорить наедине, Кара?
– Ах да! – воскликнула Киша. – У меня же куча дел! Я прослежу, чтобы вас не беспокоили. – И, удаляясь, она бросила заговорщицкий взгляд на Кару.
Но ни Кара, ни Доминик не слышали ее. Они молча пожирали друг друга глазами. Казалось, воздух накалился и стал дрожать. Ничто не изменилось между ними, и прошедшие недели лишь обострили чувства. Кара, смотрела на Доминика, пока не заболели глаза. Как могла она думать, что разлука сотрет из памяти все, что между ними было?
– Ты стала еще красивее, – тихо произнес Доминик.
– Ты тоже, – ответила Кара. Господи, что за косноязычие на нее напало? – Что ты тут делаешь?
Темная бровь Доминика чуть приподнялась в удивлении.
– Я думал, ты будешь рада видеть меня. – Его голос звучал немного разочарованно.
– Я рада, просто очень удивлена. С кем ты приехал в Майами? С итальянской моделью?
– Ты продолжаешь читать желтую прессу?
– Каюсь, – попыталась пошутить Кара, краснея.
– Нет, я не с Адрианой. А ты? Не вышла за Гила?
– Нет, и это было обоюдным решением.
– Рад слышать. Без него тебе будет лучше.
Кара пожала плечами:
– Да, без него мне лучше.
– Ты уже нашла себе нового друга?
– Нет, – покачала она головой. – Я была очень занята. Зато ты, как я вижу, развлекаешься за двоих.
– Грешен, каюсь, – усмехнулся Доминик. Он обошел стол и приблизился к ней, заглядывая в лицо. – Вас непросто забыть, Кара. А я очень старался, видит Бог!
Он стоял рядом, и Кара почти ощущала тепло, исходящее от него, и слабый, неповторимый запах его тела, преследовавший ее с момента их расставания. Было наивным думать, что уйти от Доминика Домейни, и забыть его окажется легко. Несколько недель она боролась с воспоминаниями, но вот две минуты рядом с ним – и словно не было этой борьбы.
– Поужинаешь сегодня со мной? – спросил Доминик.
– Не думаю, что стоит давать папарацци шанс видеть нас вместе. Мне бы не хотелось, чтобы в следующем номере какого-нибудь популярного журнала красовалась моя фотография с подписью «его новый трофей».
– Но мне необходимо поговорить с тобой.
«Не больше, чем мне!» – подумала Кара. Еще немного, и земля снова уйдет у нее из-под ног как раз тогда, когда она смогла найти точку опоры.
– Приходи вечером, – сказала она, прежде чем успела остановить себя, – в восемь. Только не жди
