Ступени из пепла

Май, ощущая бесконечную усталость, прикоснулась к её щеке.

— Не спрашивайте, откуда у меня это, — попросила Майтенаринн, когда немного ошалевшие эксперты ММТ были выпровожены в соседнюю комнату, где к их услугам было достаточно аппаратуры. Вдобавок, охрана Университета и следящие камеры Чародея. — Я не смогу ответить.

— Я не стану спрашивать. Мой сын работает в одном из самых перспективных наших отделов. После визита в Тегарон… два дня назад, ему пришло в голову множество странных, я бы сказала — бредовых идей. Он утверждал, что взгляд на вас помог ему… придумать всё это. Я только что увидела то, что ему привиделось, Светлая.

— Расскажите, прошу вас, — предложила Светлая, когда их с Эстеремаи и её секретарём препроводили в комнату совещаний, для особо важных гостей. — Расскажите, зачем ваш сын… удостоил нас визитом.

— Увидеть вас, Светлая, — почтительно ответила Эстеремаи. — Прошу вас о снисхождении… я считала рассказы о Тёмной луне вымыслом.

Май не подала вида.

— За последнюю неделю многое из вымысла стало явью. Расскажите мне о вашей стране.

Эстеремаи кивнула. Она была настолько робкой… что Майтенаринн не могла поверить, что сидит бок о бок с «акулой», одной из тех немногих, что полностью определяли, какими технологиями, в какой мере и кто именно на планете будет располагать. Не все осмеливались перебегать ей дорогу.

Она рассказывала. Светлая слушала её с пристальным вниманием, задавала вопросы, никоим образом не относящиеся к самой Эстеремаи или её детищу, ММТ.

— Я прошу меня извинить, тахе–тари Эстеремаи, — произнесла Светлая, вставая. — Могу ли я поговорить с вами немного наедине?

Они отошли, оставив секретаря одного, у множества почти нетронутых блюд и бутылок.

— Прошу сообщить вашему сыну, что путь, которым он улучшает развёртку, тупиковый. Если ему интересно, я сообщу подробности, — заметила Светлая. Эстеремаи потребовалось немало усилий, чтобы выслушать это, не потеряв самообладания.

— Если он взамен обратит внимание на интерференцию в фантомных контурах, ответственных за согласование частот — подробности сообщу при необходимости — то через три–четыре года вас ожидает серьёзный прорыв.

Выдержка изменила «акуле».

Майтенаринн улыбнулась.

— Никаких чудес, тахе–тари. Я не всезнающа. Но я и не глупа. Я вижу то, что другие не в состоянии заметить — если те, кто говорят со мной, искренни. Благодарю вас за искренность. И…

Наклонившись, почти касаясь своей щекой щеки побледневшей Эстеремаи, Светлая что–то тихонько прошептала.

— Я бы не стала медлить с лечением, — добавила она. – Если желаете, могу порекомендовать врачей.

— Но… Светлая… прошу вас… — простонала собеседница.

— Всё, что здесь было произнесено, останется тайной. Если только вы не пожелаете поведать об этом кому–нибудь ещё. Слово. Нет, — Майтенаринн взяла Эстеремаи за руку, не позволяя ей упасть на колени. — Прошу вас, не надо.

Они раскланялись.

— Буду рада встретить вас на праздновании Возрождения, — добавила Май, вспомнив письмо Её Превосходительства. — Если вы сочтёте это достойным вас.

— - -

— …О чём вы с ней говорили? — поинтересовался Чародей, когда, выпроводив людей из ММТ, он зашёл в «чайную». — У неё был такой вид… Словно на неё снизошло озарение.

— Снизошло, — кивнула Майтенаринн равнодушно. — Такое, небольшое.

— Королева, — Саванти откашлялся. — Не мне советовать, но не суйся в политику и экономику. Съедят и не подавятся.

Майтенаринн улыбнулась краешками рта.

— Небольшое чудо, — пояснила она. — Совсем небольшое. Я ничего не просила взамен. Я только помогла ей кое–что увидеть, и она поняла меня. В конце концов, — Майтенаринн поднялась на ноги, — это она пришла к нам.

— Котёнок, — Реа встала из кресла, отложила книгу в сторону. — Что ты будешь делать, если они будут идти одна за одной? А ведь они могут пойти.

— Смотреть им в глаза, — пожала плечами Майтенаринн. — Пусть увидят то, что должны.

Реа кивнула.

— Да, что–то в этом есть. Ну ладно. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Десять часов, — заметил Чародей. — Пойду–ка я спать. Спасибо, тахе–те, это было здорово.

— Май, — позвала Реа–Тарин, — тебе тоже надо бы выспаться. Вестей от Лас может не быть долго.

Майтенаринн кивнула. Да. Глаза уже слипаются.

— Я провожу вас, — предложил Чародей.

Май согласилась.

— Давай, рассказывай, — велел Саванти, когда они ушли. — Ты что–то хотела рассказать. Не при ней. Сразу скажу: мне это не нравится.

Реа долго думала.

— Хельт эс Тонгвер мёртв, — сообщила она.

— Я в курсе, — Саванти потёр глаза ладонями.

— Ну, знаешь!

— Нет, Тигра, — Саванти поднял руки. — Я не могу сказать ей. Она надеется, она не готова остаться без прошлого. Я не смогу. Ей — не смогу. То, что от него осталось там, под Северным домом…

Реа–Тарин долго смотрела на него. Помахала полученным от Хеваина конвертом.

— Ани, Хельт эс Тонгвер умер четырнадцать с небольшим лет назад.

Саванти онемел.

— Хеваин нашёл документальные подтверждения. Известно, где его могила. Майтенаринн никогда не сообщали об этом.

Саванти ощутил, что ему становится страшно. Страх был иррациональным. Там, в камере смертников, страха не было. Было всего лишь ожидание неприятного и неизбежного.

— Возможно, удастся получить разрешение на изучение останков и маркерный анализ. Я склонна доверять Хеваину. Его вид… он явно был расстроен. А теперь скажи, ты сможешь рассказать ей об этом?

Саванти вскочил. Прошёлся от одной стены к другой.

— Этого не может быть! Ты это знаешь!

— Да. Тёмной луны не могло быть. Жёлтых таблеток не могло существовать. Её телефон ещё не изобрели. Знаешь, что? У неё ещё есть «Скат». Мина, которая валялась у неё под кроватью. И, к слову, куда ты спрятал её таблетки — те, что дал ей дядя? Во флаконе из–под дезодоранта?

— В сейф, — мрачно отозвался Саванти. — Я не знаю, откуда они… но… то, что они делают…

Тигрица расхохоталась.

— Мне не смешно, Тигра, — сообщил Саванти.

— Мне тоже. Но всё это — перед нами. Так что с её дядей? Будем говорить?

— Если спросит, — проворчал Саванти. — А до той поры — нет, я не хочу.

— Всё, договорились, — Реа–Тарин встала и потянулась. Жутковатое зрелище. — Я тоже хочу выспаться. Ступай–ка и ты на боковую.

Саванти отмахнулся.

— Мне теперь не уснуть. Посижу, мне есть, чем заняться.

* * *