— Другое объяснение? Чего же? Нашего происхождения?
— Когда мы только начинали деятельность, один человек часто повторял: должно же быть этому какое-то другое разумное объяснение! Потом решили, что это как раз подойдет для названия группы.
— Вам, выходит, нельзя отказать в юморе. Хотя «Истребление чужих» звучало бы правдоподобнее.
— Мы кого-нибудь истребили? Нет, а вы — да!
— Но вы собирались!
— Можешь это доказать, Шалькин?
— Просто скажи, что я не прав!
— Я не обязан что-то тебе говорить.
— Ну и черт с тобой!
После этого мы прекращаем всякие разговоры, я включаю радио, что на самом деле нисколько не снижает мою бдительность, и сосредотачиваюсь на езде. С этим никаких проблем нет — дорога достаточно свободна, ничто не мешает мне поддерживать большую скорость.
Проходит около часа, когда Тиммен окликает меня:
— Шалькин!
— Что? — я поворачиваюсь к нему.
— Мне дурно.
Я вижу это по его лицу. Оно стало белым, местами приобретая даже желтый трупный оттенок.
Не может быть!
За секунду в голове проносится несколько мыслей. Почему я решил, что сенатора должны застрелить, что кто-то будет прятаться в кустах со снайперской винтовкой? Потому что так убили советника Вольского и пытались убить Тар-Хамонта? Но предатель не имел к тем убийствам никакого отношения. Ведь существует множество способов избавления от ненужного человека, кроме выстрела. Недавно я сам пострадал от того, что мне подсыпали что-то в еду. Почему же это не пришло мне в голову? Все-таки он всех нас опередил!
— Терпи, сенатор! — одну руку я держу на руле, а другой достаю аптечку.
Выбираю из ее содержимого то средство, о котором никогда не слышали земляне. К сожалению, не исключено, что они никогда не слышали и о том яде, от которого страдает мой пассажир. Сосредоточившись, делаю укол — хотя это не так просто в движущейся машине, особенно когда я сам и веду ее. Кажется, попал туда, куда нужно.
— Ты где берешь еду?
— Последний день — только из своих запасов.
— А что-нибудь другое? Вино, что там еще?.. Хотя, неважно, — даже если я найду ответ на вопрос, как сенатору подсунули отраву, это не поможет мне спасти его.
— Сколько я еще протяну? — немного погодя спрашивает Тиммен.
— Узнаем минут через пять. Если станет лучше — будешь жить долго. Если нет — еще максимум час. А за час я тебя не довезу.
Я говорю это — и только теперь до меня окончательно доходит смысл сказанного. Не довезу — и мы не сможем просветить его мозг, чтобы узнать правду. Никогда. Все, что еще можно узнать, нужно узнавать сейчас, только заставить старика говорить. Черт! Мы все просчитались в этом деле. Если бы я сделал ему простейший медицинский анализ еще в доме! Вполне возможно, тогда еще не было поздно и можно было его спасти. Но что толку теперь-то об этом жалеть?! Как же ЕМУ это удалось? Может быть, через воду? Откуда сенатор брал воду — из местной скважины? Тогда наверняка сегодня появятся жертвы среди аборигенов. Ну и черт с ними! Теперь, Кайтлен, у тебя только одна цель, самая главная. Имя!
— Когда ты говорил с ним? Сегодня?
— Шалькин, я вообще никогда не говорил с ним.
Однако, это может быть правдой. Они не обязательно должны были поддерживать прямой контакт.
Но тогда не исключено, что Тиммен не знает настоящее имя!
— Ладно. Но ты же не скажешь, что вообще не знаешь, кто он такой?
— Иди к черту!
Он тяжело и глухо закашлялся, потом повернулся в сторону заднего сиденья и начал рвать. Судя по продолжительности этого процесса, наружу вышло все содержимое его желудка, если не больше. Скорее всего, час — завышенный срок. Если это та отрава, что я думаю, то она может около суток ничем себя не проявлять, а потом убить человека за несколько минут. Когда-то я это проходил, но не сделал для себя никаких выводов — а напрасно!
— Посмотри на меня, сенатор!
Он поворачивает голову. Я бросаю взгляд на дорогу — вроде ничего особенного, можно продолжать движение в том же духе. Потом смотрю на Тиммена, прямо ему в глаза. В них только одно желание — прервать поскорее мучения. А что глубже? Трудно понять. Во всяком случае, там уже нет страха. Скорее готовность принять неизбежное.
— Послушай меня, ты не должен сдаваться! Борись до последнего, слышишь!
— Ты сказал — пять минут… Прошло две минуты… мне уже хуже. Шалькин, я умею считать!..
— Ладно, я не буду тешить тебя напрасными надеждами. Но я обещаю отомстить. Он умрет гораздо более жестокой смертью!
— Мстить? Какие глупости!.. Может, вы и превосходите наше ЦРУ… Но он переиграл даже вас! Я горжусь…
Тиммен закашлялся и отхаркнул наружу густую черную кровь. Затем откинулся на сидении и замер. Черт, он же сейчас отключится!
— Сенатор, через несколько месяцев Земля станет колонией планеты Хайлам, — говорю я то единственное, что он хотел от меня услышать.
Во взгляде умирающего появляется доля интереса:
— Колонией, говоришь?.. И что, все уже решено… окончательно?..
— Да. Ни от вас, ни от нас ничего не зависит. Те, кто это решают, находятся очень далеко, — я ткнул пальцем в потолок.
— Тогда зачем же он?.. — сенатор умолк на середине, и я испугался, что это конец. Но нет — он слегка шевельнул рукой.
— Я сам хочу понять — зачем. Но сначала нужно понять — кто.
Тиммен поднял руку — и тут же опустил. Тело перестало его слушаться.
— Чед Моллинес… — выговорил он. — Он дал мне… нам…
За этим следует взрыв кашля и новое извержение крови.
— Что дал? Скажи, ты сможешь, это важно!
— Имена… и еще… — непонятные звуки, сопровождающиеся очередным потоком черной жидкости.
Я пододвигаюсь ближе, чтобы снова взглянуть ему в глаза. И вижу в них только сумрак надвигающейся пустоты.
— Связи… координаты…
Тиммен захлебывается в крови, его голова опускается, и черный поток начинает медленно вытекать у него изо рта. Все! Больше я ничего не могу сделать.
Рука рефлекторно отключает диктофон, который я автоматически запустил несколько минут назад. Все-таки магнитная лента обычно бывает надежнее человеческой памяти…
Я все равно довезу труп к месту назначения, и пускай сам Тар-Хамонт или его люди разбираются, что же стало причиной смерти сенатора. Принципиального значения это уже не имеет.
Главное — имя, которое он назвал. Чед Моллинес.
Имя, которое ни о чем мне не говорит. Правда, я знаком только с европейскими наблюдателями. С американцами мне до сих пор не приходилось поддерживать контакт. Но хайламец должен быть осведомлен лучше.
Судя по всему, от этого самого Моллинеса «Эй-Экс» получила данные о наблюдателях. Неизвестно,
