— Ты для этого сюда и приехал — чтобы поговорить.
— Верно, Иван. Мне интересно, каким будет следующий шаг — после уничтожения спутников и вывода из строя Портов.
— Так вот ты о чем? Хорошо, я скажу тебе кое-что…
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза, когда он будет это говорить. Смотрю — и в следующий миг все остальное вдруг исчезает. Я вижу два больших темных круга, две дыры, которые что-то мне напоминают. Что же именно? Обращаюсь к памяти, но воспоминания уплывают вдаль, хочу дотянуться до них, зацепиться — и не могу. Две дыры сливаются в одну, я приближаюсь к ней, она вдруг превращается в огромную воронку, которая втягивает в себя все вокруг. Пытаюсь удержаться на краю, но никаких сил нет, меня легко переносит через него и увлекает в темную глубину…
Я падаю в колодец. Я знаю, что в этом колодце нет дна, и я могу падать бесконечно долго. Но это совсем не важно. Это значит только то, что я не разобьюсь. Больше ничего. Есть только темнота вокруг, но она пуста, поэтому она меня не интересует. Я просто падаю. Не знаю, почему и зачем, но мне все равно. Потому что у колодца нет дна.
Вдруг поднимаю голову вверх и вижу чье-то лицо. Кто-то смотрит на меня с вершины колодца. Я падаю, но лицо не удаляется, и сейчас это совсем не кажется мне странным. Что вообще может быть странным в мире, существование которого предопределено с момента возникновения?
Но тут я понимаю, что это лицо может исчезнуть в любой момент, и мне становится страшно. Потому что тогда я навсегда останусь один в этом бездонном колодце. И никогда больше никто не сможет вытащить меня отсюда. Дело не в том, что мне очень хочется, чтобы меня вытащили. Пугает сам факт, что такая возможность может исчезнуть. Навсегда.
— Не уходи! — кричу я этому человеку.
Но я знаю, что он не может меня услышать. Мой голос не выйдет за пределы этого колодца. Ничто не может выйти из черной дыры. А колодец — и есть черная дыра.
Неожиданно я вижу, что он протягивает мне руку. Хотя кажется, что он очень далеко, но рука движется ко мне, и вот она все ближе и ближе, пока наконец я не понимаю, что смогу до нее дотянуться. И я тянусь, испытывая невыносимый страх оттого, что человек может надо мной подшутить и убрать руку в последний момент, а потом исчезнуть и сам. Но нет — я все-таки касаюсь ладони, и она кажется странной на ощупь, будто сделана из ваты. Я боюсь, что такая слабая рука не удержит меня, но вдруг она дергает со всей силы, и я лечу вверх, и по мере моего движения стены колодца расплываются, теряя форму…
Сижу в кресле, и перед глазами все еще плавают темные круги. Ларрок застыл в неподвижной позе напротив меня, держа в руке бокал с каким-то дорогим вином. Его глаза больше не напоминают две черных дыры. Сейчас он улыбается, хотя и весьма загадочной улыбкой.
— Что это было? — спрашиваю я. В первый момент слышу голос будто со стороны. Потом это проходит.
— Та самая «техника кшенух». Она позволяет управлять не только своим мозгом, как многие думают. Нас всех обучают простым способам воздействия на людей, но эта штука гораздо сильнее.
— Что же ты сейчас сделал с моим мозгом? Я как будто ничего не замечаю. Наверное, так и должно быть?
— Я ничего тебе не сделал, Тони. Только посмотрел кое-что, что было для меня важно, и то, что я увидел, меня удовлетворило.
— И что же ты увидел?
— Ты пришел не для того, чтобы выдать меня Центру.
— Ты действительно в этом уверен?
— Я уверен, что сейчас ты не хочешь этого делать.
— Странно, лично я сам ни в чем не уверен.
— Ты поймешь это… чуть позже.
Я чувствую, что немного вина не повредит и мне.
— Теперь я знаю, как ты создавал свою картину, ту, что с черной дырой. И что еще позволяет техника кшенух?
— Многое. Она дает полный контроль над мозгом, и через него — над телом. Я могу избавляться от ненужных мне воспоминаний и эмоций. Могу делать это не навсегда, а на время, которое сам определяю. Могу внушить свою волю другому человеку, заставить его сделать то, что мне нужно, а потом все забыть.
— Даже такому, как я?
— С наблюдателями труднее, чем с землянами. Тут многое зависит от эмоционального и психического состояния. Сейчас я мог сделать с тобой все, что угодно, но мне это не нужно.
— Что же тебе нужно?
Ларрок рассеянно окидывает взглядом комнату.
— Когда ты догадался, что это я?
— Я подумал, что у тебя слишком уж все удачно получилось с группой «Эй-Экс».
— Ты считаешь, что честным путем мы на такое не способны?
— Сделать все до такой степени чисто, чтобы не осталось ни одного свидетеля и доказательства — вряд ли реально даже для тебя.
— Но поводом послужило не это. Что-то другое натолкнуло тебя на мысль.
— Да, верно. Я смотрел новости об убийстве премьера. Когда показывали Киндицкого, сработала ассоциация и я вспомнил тебя. Я понимаю, что это не доказательство, но что-то сказало мне, что на этот раз я не ошибаюсь.
— Ваша ошибка в том и была, что вы искали доказательства. Если бы вы еще раньше попытались подойти к проблеме с психологической точки зрения, то могли бы вычислить меня уже давно. Логика не всегда бывает самым надежным средством.
— Ты хочешь сказать, что доказательств так уж и не существует? — я с сомнением покачал головой.
— Я могу тебе кое-что рассказать, а ты подумай.
— Давай, попробую.
— Историю о том, как меня ударила молния и что я после этого пережил, ты уже слышал. Это было начало, а теперь послушай продолжение. Когда я стал наблюдателем, то сначала с восторгом воспринимал свою исключительность. Но ко всему привыкаешь, и скоро это стало для меня уже чем-то само собой разумеющимся, и вместе с тем утратило ценность. Допустим, землянам я не мог, да и не очень хотел этим похвалиться. Но с точки зрения обитателей галактики я оказался бы неполноценным человеком, наполовину землянином, наполовину чаумцем — какая тут, спрашивается, исключительность? Тогда я решил развить в себе особые способности, которые бы подтвердили, что я по-прежнему имею право таковым себя называть. Я стал хвататься за все, Тони! В университете я изучал все тонкости законов, чтобы иметь представление о том, как можно выплыть наверх, оставаясь чистым. Я перечитывал древних философов Греции и Китая. Я досконально овладел корейским айкидо, индийской хатха-йогой и огровской рщантуй. Потом, когда я узнал о технике контроля над мозгом с моей «второй родины», я ухватился за нее. Я решил жить по принципу, что ни одна минута моей жизни не должна пропасть даром, и я считал, что мне это удается. Но однажды я спросил себя: мне всего двадцать один год, я уже знаю и умею столько, сколько мало кто знает и умеет в семьдесят, и с каждым годом узнаю все больше. Смогу ли я найти всему этому достойное применение, чтобы можно было сказать, что время действительно потрачено не зря? Работа наблюдателем не давала мне такой возможности. Моя земная деятельность в сочетании со способностями могла бы позволить мне когда-нибудь в будущем стать, скажем, президентом страны, и в этом не было бы ничего сверхсложного. Но я хотел чего-то другого, к чему можно было бы приложить свои силы в полной мере. Вот мотивация моих поступков, Тони. Ты же это хотел понять?
— Да, я, кажется, начинаю понимать.
— Тогда слушай дальше. Однажды случай свел меня с отцом Гэбриелом. На тот момент мне уже не сложно было понять его истинные стремления, хотя он их от всех тщательно скрывал. Гэбриел мечтал о том, что Земля когда-нибудь войдет в Галактический Союз, только он не думал, что мы можем как-то этому содействовать. И тогда я понял: это оно! Я нашел дело, которое искал. Я сделаю невозможное: подниму
